Изменение облика Лакнау иллюстрирует следующий факт: британское владычество в Индии опиралась на силу. Армия была не только стратегическими силами империи, но и гарантом стабильности ее азиатского арсенала. Правда, англичане не управляли Индией исключительно силой. Наряду с педантами вроде Нейпира были и чиновники. Гражданская администрация, фактически управлявшая Индией, отправляла правосудие и справлялась с бесконечными кризисами, большими и малыми — с обрушившегося моста до массового голода. Этих людей, выполнявших неблагодарный, адский труд, называли “рожденными небом”.

К концу марта на Индо-Гангской равнине становится невыносимо душно. Жара стоит до конца сентября — начала муссонных ливней:

До изобретения кондиционеров воздуха Индия летом действительно становилась для европейцев сродни пыточному застенку, и их муки едва ли облегчали слуги с опахалами. Потеющие и проклинающие все на свете англичане хотели сбежать от изнуряющей жары равнин. Как они могли управлять субконтинентом, не подвергаясь ежегодно тепловому удару? Решение нашлось в предгорьях Гималаев. Там погода в разгар лета представляла собой сносную имитацию климата старой доброй Англии.

Было несколько высокогорных убежищ для вечно обожженных солнцем англичан — Дарджилинг на востоке, Утакамунд на юге, — но одно место было исключительным. Если вы в Дели сядете на поезд, идущий на север, в горный штат Химачал-Прадеш, то проследуете путем, который проделали многие поколения британских солдат и администраторов, не говоря уже об их женах и возлюбленных. Некоторые англичане отправлялись туда в отпуск, чтобы проветриться, развлечься и найти себе пару. Но большинство ехало потому, что ежегодно на семь месяцев Симла становилась столицей Индии.

Симла лежит на высоте чуть более семи тысяч футов над уровнем моря и на расстоянии более тысячи миль от Калькутты. Пока в 1903 году не была проложена железная дорога из Калки, попасть в Симлу можно было на лошади, на носилках или в паланкине. Если вода в реках стояла высоко, для переправы требовались слоны. Симла с ее захватывающими дух видами, соснами и мягкой прохладой (не говоря уже о случайных дождевых облаках) напоминает скорее Шотландское нагорье, чем Гималаи. В Симле есть даже театр Гейти[91] и готическая шотландская церковь (ее заложил некий Чарльз Пратт Кеннеди, построивший первый дом на возвышенности в 1822 году). Для викторианцев, наученных литераторами-романтиками идеализировать каледонские горы, Симла казалась настоящим раем. Горный воздух буквально приводил их в экстаз: “Казалось, эфир вошел в мои вены, поскольку я чувствовал, что я могу нырнуть с головой в самые глубокие долины или проворно прыгнуть с их обрывистых склонов с потрясающей легкостью”. Правители Индии быстро оценили по достоинству омолаживающий воздух. Лорд Амхерст посетил Симлу уже в 1827 году, будучи генерал-губернатором, а в 1864 она стала официальной летней резиденцией вице-короля.

Симла была странным мирком: отчасти Шотландия, отчасти Гималаи; отчасти средоточие власти, отчасти игровая площадка[92]. Этот мирок никто не понял лучше, чем Редьярд Киплинг. Родившийся в Бомбее в 1865 году, в первые пять лет своей жизни Киплинг проводил больше времени с индийской няней, чем собственными родителями. Он заговорил на хиндустани прежде, чем на английском, и возненавидел Англию, когда его послали туда в возрасте пяти лет, чтобы получить образование. Киплинг возвратился одиннадцать лет спустя, чтобы занять должность помощника редактора лахорской “Сивил энд милитари гэзетт”, которую он вскоре оживил потоком бойких стихов и рассказов из англо-индийской жизни, описываемой, по его словам, “без полутонов”. Проницательный начинающий репортер, Киплинг любил бродить в поисках материала по базарам Лахора (“чудесному, грязному, таинственному муравейнику”), обмениваясь шутками и торгуясь с лавочниками-индусами и мусульманами, продававшими лошадей. Это была настоящая Индия, и она пьянила его: “Жара, запахи масла и пряностей, и клубы дыма от фимиама из храмов, и пот, и темнота, и грязь, и вожделение, и жестокость, и, прежде всего, вещи чудесные, неисчислимые”. Вечерами он даже начал посещать опийные притоны. Чопорный человек, жаждущий риска, Киплинг считал, что наркотик — “сам по себе превосходная вещь”.

О Симле у Киплинга сложилось неоднозначное мнение. Как и все, он смаковал “шампанский” воздух, радовался “зеленым холмам, вздымающимся как грудь женщины”: “Ветер шумит в траве, дождь в деодарах [гималайских кедрах] шепчет: 'Шшш-шшш-шшш'”. Он счел здешнюю светскую жизнь захватывающим вихрем “приемов на открытом воздухе, и теннисных матчей, и пикников, и завтраков в Аннандейле, и соревнований в стрельбе, обедов и балов, не говоря уже о прогулках верхом и пешком”. Временами жизнь в Симле казалась Киплингу “единственным способом достойного существования в этой пустынной земле”. Он полушутя признавался в “Повести о двух городах”, Калькутте и Симле, что

Он отлично понимал, почему

Помимо приятной погоды, была еще одна забава: флирт с чужими женами, посланными в горы для поправления здоровья доверчивыми мужьями, оставшимися потеть внизу.

Однако Киплинга мучил вопрос, действительно ли разумно вице-королю и его советникам проводить половину года “на той стороне легкомысленной реки”, вдалеке от тех, кем они управляли, как будто “на расстоянии месячного морского пути”. Хотя Киплинг любил соломенных вдов Симлы, его симпатии всегда были с соотечественниками на равнине: Ким, сын британского солдата, “отуземившийся” у Великого Колесного пути; солдат-стоик Теренс Малвени, говорящий на собственном странном наречии (наполовину ирландский язык, наполовину хиндустани); чиновники Индийской гражданской службы (ИГС), изнемогающие от жары на своих сожженных солнцем станциях. Они бывали, как он однажды написал, “циничными, потрепанными и сухими”. Их, как бедного Джека Баррета, могли предать порочные жены, оставшиеся на холмах[93]. Но именно на них, “гражданских”, держалась власть англичан в Индии.

Вероятно, из всех статистических данных о Британской Индии удивительнее всего размер штата ИГС. В 1858-1947 годах число сотрудников службы редко превышало тысячу.[94] При этом население Индии к концу эпохи британского правления перевалило за четыреста миллионов. По словам Киплинга, “одно из немногих преимуществ, которым обладает Индия по сравнению с Англией, это большая возможность завести знакомства… Спустя двадцать лет человек знает любого англичанина в империи, или хотя бы слышал о нем”.

Была ли ИГС самой эффективной бюрократией в истории? И был ли один-единственный британский чиновник в состоянии управлять примерно тремя миллионами индийцев, живущих на территории в семнадцать тысяч квадратных миль (а именно это некоторым окружным чиновникам и приходилось делать)? Да, это возможно; но только в случае, говорил Киплинг, если господа работали как рабы: