— Вы хорошо себя чувствуете?

— Да… Только… есть хочется.

— Пойдемте, накормлю вас.

Я сложил тюбики и кисти в ящик.

— Вы художник?

— Да…

Мне хотелось задать ей кучу вопросов, проверить, не вернулась ли к ней память. Но я не посмел.

— У вас талант, — прошептала она.

Взгляд ее был устремлен на полотно.

— Вы так думаете?

— Да… Такой голубой цвет…

Это замечание меня поразило. Я схватил ее за плечи и заглянул в глаза.

— Кто вы? — выдохнул я.

На ясный взгляд набежала легкая тень.

— Не знаю… Вы уверены, что мы в Испании?

— А вы сами этого еще не поняли?

— Поняла…

Она взглянула наверх. Там виднелось длинное белое строение «Каса Патрисио» с зелеными ставнями и большим красным пятном рекламы «Кока-колы».

— Красиво, правда?

— Да.

— В Испании… Я всегда мечтала туда попасть…

Это у нее получилось как бы само собой. Я взял ее за руку.

— Значит, вы вспомнили?

— Нет, почему вы решили?

— Но ведь вы же сказали, что всегда мечтали попасть в Испанию.

Казалось, она изучает что-то в глубине себя самой.

— Нет, ничего не помню. Просто чувствую, что всегда мечтала увидеть Испанию, и все… Я чувствую это, понимаю это, когда смотрю вокруг.

Я вытащил мольберт из влажного песка. Приходилось держать его на вытянутой руке, чтобы не испортить свежую картину. Другой рукой я поддерживал за талию… неизвестную… помогая ей пройти по пляжу.

Она ела с аппетитом, даже к какой-то жадностью, что при ее обычной сдержанности выглядело довольно странно.

Должно быть, она здорово проголодалась… Этот скрипичный футляр никак не выходил у меня из головы. И вправду удивительно: молодая девушка болтается ночью по испанским дорогам и вместо багажа таскает за собой скрипку. Может, она скрипачка и приехала на сезон поиграть в Коста-Брава? Или ее уволили, и она решилась на отчаянный шаг?

— Откуда вы?

Вопрос прозвучал неожиданно. Я нарочно спросил будто мимоходом, во время еды, в надежде таким образом оживить ее воспоминания.

И она тотчас же ответила, тоже с полным ртом:

— Я из…

Но запнулась. Даже чуть отпрянула, как будто ее ударили кулаком по лицу. И быстро проглотила кусок бутерброда, который мешал говорить.

— Это ужасно, — вздохнула моя безымянная гостья. — Забыла… Все как в тумане… В пелене…

На кончиках длинных ресниц появились две слезинки; я смотрел, как они скатываются по щекам, и мучился от того, что ничего не мог поделать.

Я тихо прошептал:

— Ну, не плачьте, я же с вами…

Довольно самонадеянное, конечно, заявление, однако ничем другим подбодрить ее я был не в силах. Она снова принялась за еду, уставившись на свою чашку кофе, вокруг которой, как звездочки масляно поблескивали маленькие тартинки.

Я грустно посмотрел на нее. Судя по одежде, она была из средних слоев, по крайней мере, из небогатой семьи. Юбку и кофточку, наверное, купила на распродаже в каком-нибудь большом магазине. Надо бы взглянуть на ярлыки… Может, хоть это наведет на какой-нибудь след.

— Можно? — я отогнул воротничок блузки.

Она сидела покорно, безучастно, как больная. Под воротничком был пришит квадратик ткани с надписью: «Магазин „Феврие“, Сен-Жермен-ан-Лэ, департамент Сена и Уаза».

— Вы бывали в Сен-Жермене?

Она не услышала вопроса. Думала о чем-то своем и жевала.

— Скажите: Сен-Жермен-ан-Лэ… Ничего не припоминаете?

Короткое «нет» скользнуло вниз, как нож гильотины. Я не стал настаивать.

Наконец она закончила свой плотный завтрак, и ныряльщица Пилар провела ее к туалету. Техеро явился убирать со стола. Указав на пустой стул незнакомки, он затем покрутил пальцем у виска.

— Loca![59]

Я пожал плечами.

Остальные постояльцы посматривали на меня с явным неодобрением. Не знаю, что уж они там себе вообразили, но мое поведение явно не соответствовало местным строгим нравам.

Как все они меня раздражали! Даже сеньора Родригес, и та дулась! А ведь сама тоже не могла похвастать расположением этого общества, потому что каждое воскресенье к ней приезжали мужчины, и всегда разные!

Я вышел из столовой. Мамаша Патрисио, как обычно, готовила к обеду рыбу. На этот раз она даже не ответила на мою улыбку… А дурачок Пабло, когда я проходил мимо, низко опустил глаза.

Боже милостивый! Ну что они себе думают?! Будто я для своего удовольствия стараюсь задавить женщину, чтобы она потом потеряла память и оказалась в моей власти?

Весь кипя от бешенства, я вывел машину из тростникового загончика и закурил испанскую сигарету с горьковатым привкусом горелой травы, ожидая, когда раненая наконец закончит свой туалет.

Вот она появилась под палящим солнцем. Я увидел светлые волосы, собранные на затылке и блестящую, будто совсем новую кожу и остолбенел. Захотелось остановить ее и немедленно начать писать портрет этой изумительной девушки.

Я погудел, привлекая ее внимание. Она козырьком приставила ко лбу перебинтованную руку и заметила меня… Я открыл дверцу.

— Садитесь…

— А куда мы поедем?

— В Барселону.

Упавшим голосом она повторила:

— Барселона.

Мне показалось, что она все еще до конца не верит, что мы в Испании.

— Попробуем немного прояснить ваш случай…

— А как?

— Поставим в известность французское консульство и испанскую полицию… Не свалились же вы, черт побери, с неба! А даже если и так, то при этом все равно кто-нибудь да присутствовал!

Она виновато улыбнулась, и от этой улыбки мне стало еще хуже, чем от ее слез.

— Правда, странно, что со мной произошло?

— Нечасто, конечно, такое случается, но все-таки подобные случаи бывали, и не раз…

Машина запрыгала по ухабистой дороге, что вела через сосновый бор к шоссе. Мы медленно продвигались вперед, поднимая за собой целые столбы желтой пыли. Даже цвет машины изменился. Теперь она больше походила на раскрашенный для маскировки бронетранспортер. Пыль забивалась в глаза, в горло, вызывая кашель. Наконец мы выбрались на асфальт.

Деревья по обеим сторонам дороги были все в цветах, повсюду щебетали птицы. Мимо нас то и дело с диким лязгом проезжали какие-то древние удивительные автомобили.

— Красиво тут, — заметила моя жертва.

Она с интересом глядела вокруг, жадно вбирая в себя новую, такую необычную для нее жизнь.

А я подумал, что, возможно, в это самое время в тысяче двухстах километров отсюда, в Сен-Жермен-ан-Лэ кто-то вспоминал об этой женщине.

Я взглянул на нее. Солнце озарило одну сторону ее лица, вычертив точеный профиль. Если она и сейчас так хороша, то какой красавицей будет, когда все образуется!

— Мне хочется написать ваш портрет.

Она повернула в мою сторону задумчивое лицо.

— Зачем?

— Но у вас такая интересная внешность…

Казалось, она очень удивилась.

— Да, да! Ваше лицо должно вдохновлять всех артистов… Можно нарисовать его, написать о нем или сыграть… Не знаю, понятно ли вам, о чем я говорю…

— Я поняла, что вы хотите сказать, но не могу поверить, чтобы мое лицо…

— Но ведь это так и есть…

По дороге попался свинарник: от отвратительного запаха горячего навоза чуть не стошнило… Потом появилась развилка: ответвление дороги вело к барселонскому аэропорту. Я инстинктивно кинул взгляд на другое шоссе, стараясь отыскать обломки скрипичного футляра. Нет, ничего не было видно. На дорогах ведь все так быстро меняется! С тех пор, как случилось происшествие, здесь побывало много людей. Первые прохожие, наверное, подобрали обломки инструмента, а потом автомобили окончательно раздавили колесами то, что оставалось от него.

Мы доехали до плаза де Эспанья. Мусорщики как раз заполняли запряженные осликами тележки и поливали тротуары. В этом уголке большого города приятно запахло влагой.