После посещения церкви, староста пригласила нас к себе перекусить. Во время разговора, тема его подошла и к двум летам 1946 и 1947 г.г., когда в Перехваткино для сбора ягод и грибов были привлечены немецкие военнопленные. И тут хозяйка дома нам рассказала следующее: «Бригадиром у немцев в 1946 году был один молодой немец, который очень хорошо знал русский. О нем в деревнях ходили слухи, что он состоял в тайных сношениях с дочерью председателя сельского совета. Он обвел вокруг пальца часового НКВД Штельмаха, который безрезультатно добивался любви девушки».

У меня по спине пробежали мурашки. И пока я еще придумывал ответ на этот эпизод, хозяйка, повернувшись ко мне, добавила:  «Вы, должно быть, знали его!»

На этот прямой вопрос мне оставалось лишь дать прямой ответ: «Если дочь председателя звали Галиной, то тем молодым немцем был я».

Женщина продолжала: «Галина жива, и я знаю, где она живет. Сейчас она уже вдова. Давайте к ней сходим».

Я никогда бы в жизни не смог и подумать, что выпадет еще один шанс, увидеть Галину. Когда я в 1989 году посещал Перехваткино, то попытался узнать у младшего сына Николая Павловича Телегина об одной Галине, которой в то время было примерно 17 лет. Но Галин в России много, и знать о слухах, о которых нам сейчас рассказала староста, мальчик из-за своего возраста знать еще не мог.

А вот теперь, совсем неожиданно, мне предложили нанести визит дочери бывшего председателя сельского совета. Непостижимо! Ввиду того, что я замедлил с ответом на предложение, староста добавила успокаивающим тоном: «Не бойтесь, мы не застанем ее врасплох без предупреждения. Я позвоню сейчас ее дочери, чтобы она подготовила свою мать к предстоящей встрече».

Староста поговорила по телефону, а потом сопроводила нас в соседний город Заволжск. И вот я, спустя 54 года, стоял перед Галиной, давшей однажды немецкому военнопленному столько счастья. Мы смотрели друг на друга и не могли вымолвить ни слова. Мы были представителями того поколения, у которого страшная война украла молодость, и которому угрожали наказанием за любовь и страстные желания. Но эти желания и страсть имели место, не взирая ни на какие преграды.

Наш контакт не прерывается и сейчас. В одном из своих писем Галя написала: «Я всегда мечтала о том, чтобы распространявшиеся о нас тогда неверные слухи стали бы действительностью».

Шесть лет, проведенных в плену, конечно же, не смогли не повлиять на всю мою дальнейшую жизнь. Одним из этих последствий был кошмарный сон, который преследовал меня, по крайней мере, лет 30: Я нахожусь дома, но знаю, что прибыл из плена только на побывку и должен снова возвращаться. Попытка сбежать преследуется со всех сторон какими-то монстрами, которые вытянулись напротив меня с винтовками. На винтовках примкнуты типичные советские штыки. Я убегаю и кричу о помощи, но мой крик застревает в горле. Наконец я падаю как парализованный. Монстры сгрудились надо мной. Весь в поту, я просыпаюсь и долго не могу заснуть.

Сначала этот кошмар снился мне минимум раз в неделю. Потом частота пошла на убыль, и в 70-е годы свелась к нулю.

Четыре года из шести лет плена я провел в Горьковской области (Нижний Новгород), годы взросления, во время которых человек обладает особенно большой восприимчивостью и впечатлительностью. Эти годы оставили за собой незабываемые впечатления, немалое число из которых отличается позитивным характером. До сегодняшнего дня во мне осталась тоска по просторам страны, где небо намного выше, а облака намного больше, чем на моей родине. Не забыть девственную природу Перехваткино, не забыть вида на слияние Оки и Волги у высоких берегов Нижнего Новгорода.

Я узнал и оценил русских людей и представителей других национальностей Советского государства, получил удовольствие от изучения классической русской, а также некоторых работ советской литературы. Особенно большое впечатление произвел на меня Максим Горький, в работах которого я обнаружил типы выражения и диалект русских людей моей окрестности. В них я понял тонкости оригинального текста, которые даже самый талантливый переводчик не сможет «переложить» на немецкий. Это особо касается автобиографического романа Горького «Мои университеты». Как и главный герой романа, я пострадал во время моих «университетских лет» не меньше. Но с другой стороны многое и почерпнул.

Я в течение четырех лет перенимал фонетику русского языка от людей, которые на родине Максима Горького жили на «самом дне». Слухи о том, что Горький там, на самом дне, никогда не жил, и что, собственно, ни о какой автобиографической работе не может быть и речи, я опущу. О том, какое сильное влияние оказал на развитие моего русского языка Нижний Новгород или, пусть, Горьковская область, можно показать на одном маленьком примере:

Одним из первых заданий вернувшегося на родину новоиспеченного переводчика явилась выписка пропуска для посещения представителей моего работодателя советской военной администрации в Берлине-Карлхорст. Для этого я должен был лично прибыть к коменданту города. Он принял меня дружелюбно, и, выслушав мое изречение, спросил: «Скажи-ка дружок, собственно, откуда ты?»

Смысл вопроса мне тут же стал ясен. Его не интересовало, с какого ведомства я был, а интересовала местность, в которой я провел последние годы.

И я ответил: «Из Горьковской области».

Тут он громко засмеялся и добавил: «Вот я и слышу!»

Совсем незадолго до освобождения я познакомился с одним русским, который хорошо выучил распространенный в Кримичау саксонский диалект. От него я узнал, какая музыка нравится коменданту города, который, как он пояснил, сам был из Горького.

Итак, я говорил на языке «моих университетов», и не хотел бы заканчивать мой рассказ, не упомянув о факультете, на котором я слушал «лекции о жизни».