Ещё в пору нашествий вестготов и гуннов ромеи не могли не увидеть среди пришельцев и воинов-славян. Другое дело, что ошеломлённым грекам было тогда совсем не до того, чтобы как-то этнически отличать этих варваров от множества других — по одежде, по говору, по вооружению.
И только в VI веке в своей книге «О происхождении и деяниях гетов» уделил наконец-то внимание славянам — склавенам (Σκλαβήνοι, Sclaveni) — римский историк Иордан. Он заметил, что прибывшие из Скандинавии готы, спускаясь от Балтийского к Чёрному морю, — а это случилось, уточним, ещё в III веке, — вошли в соприкосновение с тремя громадными родственными между собой племенами. «…Начиная от места рождения реки Вистулы (так Иордан называет исток Вислы. — Ю.Л.), на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, всё же преимущественно они называются склавенами и антами». Далее Иордан приводит более подробную географию расселения славянских племён: «Склавены живут от города Новиетуна (предположительно, на правом берегу Савы. — Ю. Л.) и озера, именуемого Мурсианским (предположительно, Балатон. — Ю. Л.), до Данастра (Днестра. — Ю. Л.), и на север до Висклы (всё той же Вислы. — Ю. Л.); вместо городов у них болота и леса. Анты же — сильнейшие из обоих племён — распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину; эти реки удалены одна от другой на расстояние многих переходов». Сообщение Иордана заставляло вспомнить, что о неких венетах, живших восточнее германцев, упоминал ещё Тацит. А об энетах, что обитали даже на северном побережье Адриатического моря, — сообщал ещё Геродот.
Но то были очень уж старые свидетельства. А свидетели новейшие — Иордан, а вслед за ним грек Порфирий, — со своими сведениями о славянах весьма припозднились.
Нет, не с книжных страниц славяне впервые предстали ромеям. Объявились без всякого предупреждения, врасплох, будто из-под земли вдруг с воплями прыснули! И в таком неисчислимом множестве, в таком яростном напоре, что невозможно было представить, чтобы они жили где-то веками, не подвергаясь ниоткуда беспокойствам и сами никого не беспокоя.
И всё же, как подумать, именно последнее больше походило на правду: их откуда-то из отеческих и праотеческих краёв воинская буря вырвала с корнем, с семьями, детьми и стариками, с наспех собранным скарбом, с табунами и стадами, с мешками жита, проса и овса. И они заметались, освирепели, сколотились вперемешку с теми же готами и гуннами в орды, шайки и стали жадно шарить глазами туда и сюда, выискивая пустующие поля и леса, где бы снова можно было отдышаться, пустить корни, заняться старинным своим делом: пахать, сеять, жать, валить деревья, варить меды.
Но, выйдя однажды из своего извечного уклада, как же непросто было к нему теперь снова вернуться! Стоило отвалить куда-то на запад вестготам, как подоспели гунны. Только рухнула, рассыпалась, как прогнивший мех, гуннская орда, а из причерноморских степей уже накатили авары. А там и болгарские ханы объявились, и им тоже, как и гуннам с аварами, захотелось воевать против ромеев. И опять — при поддержке славянских племён. Не то чтобы славяне были такие уж паиньки или простаки, чтобы их кто-то, более задиристый и жадный, подбивал постоянно на кровавые затеи. Но сто, двести лет беспрерывных военных предприятий переродят кого угодно.
Византийские хроники VI–VII веков запестрели сообщениями о новых и новых вторжениях славян в северные пределы Византии. В 551 году, перейдя Дунай, они захватили Ниш, город, где когда-то родился Константин Великий, устремились оттуда на юг и в первый раз серьёзно угрожали Фессалоникам. 581 годом пометили летописи их второй приход из Паннонии и Далмации в пределы Македонии — с новой угрозой Солуни. Автор VI века Иоанн Эфесский так сообщал о том вторжении: «И прошли они стремительно через всю Элладу, по пределам Фессалоники и Фракии всей. Они захватили много городов и крепостей; они опустошали и жгли, и захватывали в плен, и стали властвовать на земле и живут на ней, властвуя, как на своей собственной, без страха, в продолжении четырёх лет».
Да где там четырёх! В том же десятилетии отряды славянских военных переселенцев из Македонии спустились в Фессалию, Аттику, добрались до Коринфа, проникли на Пелопоннес, в область древней Спарты, повсеместно оседая на прочное жительство, давая свои наименования сёлам и урочищам. И ещё 200 лет после этого византийский Пелопоннес будет объясняться по-славянски.
Почти на исходе того века, в 597-м, теперь уже совместно с аварами, славяне снова пытались взять штурмом Солунь. «…Они приготовили осадные машины и железные бараны, огромные камнемётные орудия и так называемые черепахи, покрыв их сухими кожами; потом, переменив намерение, чтобы те не повреждены были горячей смолою, употребили кожи недавно убитых быков и верблюдов, прикрепя их к машинам гвоздями… стрелки их метали стрелы подобно зимним облакам», — писал очевидец.
В «Книге чудес святого Димитрия» говорится о том, что небесный покровитель Солуни ещё не раз и не два спасал город от нашествий язычников. Но разве не большее чудо состояло в том, что молитвами святого Солунянина славяне, в конце концов, расселившись в окрестностях города, вернулись к мирному труду своих прадедов?
Ромейские императоры пусть не сразу, но сообразили, что с разбойными славянами можно и нужно входить в общение. Только не на языке молитв, а на грубом, зато легко понимаемом языке взаимной корысти. Юстиниан Великий ещё в 546 году отправил к антам посольство с увесистым багажом золота и подарков. Славянским князьям-архонтам было предложено перейти на постоянную, щедро оплачиваемую военную службу империи и охранять отныне границу по Дунаю от гуннов. Бытует предание, что сам Юстиниан, родившийся в крестьянской семье в Иллирии, был славянином и в детстве носил имя Управда. Так это или нет, но славнейшему из василевсов Византии славянские вторжения из-за Дуная доставляли слишком много хлопот, чтобы не искать способов переманить их на свою сторону, пусть и таким ненадёжным средством, как деньги. Впрочем, среди наёмников в его войсках были и отряды гуннов.
Живший уже в X веке император Константин Багрянородный в своём историческом трактате сообщает, что попытки как-то приручить славян предпринимали и преемники Юстиниана Великого, в частности Ираклий I.
Последнему, действительно, удалось успешно расселить в обезлюдевшем из-за беспрерывных нашествий Иллирике славянское племя сербов. Предполагалось, что они станут здесь надёжным заслоном против аварских каганов. Возможно, Ираклий воспользовался донесением о том, что где-то к северу от Дуная тамошние славяне, возмущённые притеснениями со стороны пришлых авар, подняли восстание. Во главе его стоял некий вождь по имени Само. Этот решительный архонт вроде бы даже замышлял создать свою славянскую империю.
При том же Ираклии произошло полное заселение малолюдных Македонии и Фессалии славянами — землепашцами, нёсшими одновременно пограничную службу. У сербов до сих пор сохраняется понятие, обозначающее поселенцев такого рода: граничары. Сродни русским казакам.
Но во второй половине VII столетия этническая обстановка на Балканах снова сильно изменилась. На этот раз в связи с приходом в Придунавье протоболгар-тюрок хана Аспаруха.
Так на балканских границах Византии появилось, пока в зачаточном виде, новое царство, которому предстояло пережить империю ромеев, — Болгарское. По ходу дела хану удалось объединить свои орды с уже обитавшими здесь семью славянскими племенами. В авангарде союзного воинства во фракийские и мизийские пределы ромеев вступили славяне из племени северцы или север.
Византийский летописец Феофан рассказывает, что в 687 году василевс Юстиниан II совершил успешную военную акцию против болгар и славян. Громадную часть этих славян отчасти насильно, отчасти добровольно он перевёз через Босфор в Малую Азию, предоставив им для постоянных военизированных поселений область Опсикий. Из этих новых граничар, обязанных оберегать юго-восточные границы империи от арабов и персов, василевс сколотил отряд в 30 тысяч боевых единиц, а всего новосёлов, вместе с семьями, там оказалось не менее 80 тысяч.
