Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И пока ты говорил, я думал об Эстер и установившейся между вами форме любовного общения; я думал о том, что неужели, несмотря на высокую культуру и поэтический дар, Эстер проста и лишена очарования? «Или она любит его слишком сильно и не хочет знать о нем и беспокоиться сомнениями, или же она, как и он, принадлежит к новой школе», — думал я. Я сидел и наблюдал за тобой, отмечая твою молодость и поражаясь насмешкой в твоих глазах и печалью твоей улыбки. Ты казался беспомощным и потерявшим всякую надежду. Я закрыл глаза. «Что он готовит себе? — думал я. — Как он пойдет по тропам, пугающим седеющие головы?» Я склонил голову, как перед непоправимой утратой. Я встретился с сыном моей души только для того, чтобы увидеть его убитым горем, с исчезнувшей с лица улыбкой юности и с душой, отягощенной непомерной тяжестью. Одно слово, один луч, блеснувший в твоем взоре, одно непроизвольное движение руки, маленькая пауза, последовавшая за упоминанием ее имени, — и я бы поверил, что я не понимаю тебя и что все обстоит благополучно. Весь вечер говорил ты о своих планах, проверенных хладнокровным анализом жизни. Мы расстались с чувством стыда за то, что так долго и с таким жаром переписывались и разговаривали, и что все это не привело ни к каким результатам.

Ты недоумеваешь, каким образом это письмо является ответом на твое последнее письмо. Я объясню это тебе сейчас. Я докажу тебе, что ты высказался до конца в тот вечер, который мы провели с тобой с глазу на глаз.

Ты говоришь, что женственность Эстер явится дополнением твоей мужественности. Это звучит почти как слово влюбленного. Но мне стало ясно, что Эстер не является в твоей жизни роковой, связанной с тобой нерасторжимыми внутренними узами женщиной. Я пришел к этому открытию невольно — несколько слов, промелькнувших в письме, подтверждение факта и дальнейший вывод из него, пространная защита твоей позиции, выраженная в нашей переписке, наконец, наше последнее свидание.

Какой смысл в твоих великолепных рассуждениях? Ты не любишь Эстер. Ты хочешь видеть ее матерью твоих детей и вводишь ее в свою жизнь ради этого, а не ради ее самой, так как истинной любви к ней у тебя нет.

Любовь далека от сладострастья, и это прекрасно. Настоящий брак только тот, что заключается вследствие непреодолимой потребности. Только такой брак является таинством. Рыцарский тон твоих последних писем вызван не Эстер, а твоими намерениями по отношению к ней. Совсем не потому, что Эстер такова, как она есть, тебе «из всех путей милее всего тот, по которому ты пройдешь с нею вместе», но потому, что этот путь ты сам избираешь для себя и для своей жены. Женщин-матерей — легион, и ты отказываешься выбирать.

Эстер не глядит на стрелку весов, следя за тем, дают ли за нее полную цену. Но она считается со своим достоинством и, будучи бедной, не желает считаться богатой. С тех пор, как ты попросил Эстер стать твоей, она поняла, что ты отводишь ей весьма жалкую роль в твоей программе жизни и что ты даешь ей очень мало себя. Она полюбила тебя и призналась в этом, но никогда не чувствовала себя счастливой. Трагедия любви заключается не в отсутствии взаимности (таково общее мнение), а в неполном ответе на чувство. Лучше быть отвергнутым человеком, считающим тебя все же равной человеческой величиной, чем быть принятым без особого желания и большой необходимости. Ты это понимаешь, Герберт? Ты разбиваешь ее жизнь. Она будет молить тебя о дарах, в которых ты ей отказываешь, хотя ни одно слово не сорвется с ее уст; она годами будет ждать ответа, твое отрицание заставит ее отступить до того предела, где ее любовь покажется ей обманчивой мечтой или туманной, неясной иллюзией. Внешне ты все время мил и безупречен. Ты предан ее интересам и стараешься по мере сил сделать ее счастливой; но это не в твоей власти. Дело не в твоих поступках; дело в побуждениях, и Эстер поймет, что твоя душа не затронута ею. Ты уважаешь функцию материнства, но ты не любишь Эстер. Скажи ей это и отговори ее от вступления в брак, в котором она будет чувствовать себя наполовину полезным товарищем, наполовину женой, наполовину счастливой женщиной и поэтому совершенно несчастной.

Эстер не виновата в том, что ты не можешь любить ее, и, может быть, это к лучшему. Беспокоиться не о чем. Из двух человек, из которых один любит, а другой равнодушен, прав тот, кто поступает правдиво. Может ли дерево защитить себя от топора дровосека? Ослабит ли чувство боли силу ударов? Любить или не любить не в нашей власти, и никакими усилиями мы не можем привлечь к себе любовь, когда ее нет. Нам не помогут страдания любви, не знающей взаимности.

То, что я только что сказал, является делом веры, и опыт часто этому противоречит, ибо бывают ошибки и равнодушный оказывается неправым. Если бы ты только подождал и увидел, как она прекрасна для того, кто призовет ее. Эстер расцвела бы в твоих глазах страстным цветением; ее лицо вдохновляло бы тебя к жизни. Ты бы нашел, что она та женщина, которой суждено вести тебя и следовать за тобой; ее голос казался бы тебе песней, ее взгляд — сиянием. Ты еще не учел всей ее ценности и не сумеешь использовать ее. Отойди в сторону, дорогой Герберт. Так будет лучше. Я сыграл печальную роль. Меня могут обвинить в том, что я по отношению к вам обоим оказался Дмитрием Рудиным или Яго. Прошу тебя поверить, что это мне было нелегко. Я произнес веское слово, не давая вам оставаться и замереть на месте. Я заглянул в будущее, в дни, идущие на нас из-за голубого горизонта времени, и увидел, что эти дни, как плита, покрывающая могилу погибшей любви, серы и молчаливы для дорогой моему сердцу женщины и тяжелы и печальны для мужчины, которого я называю своим сыном.

Всегда твой

Дэн Кэмптон.

XXXVIII

ЭСТЕР СТЕББИНС — ГЕРБЕРТУ УЭСУ

Стэнфордский университет.

15 декабря 19… г.

Пережито и кончено. Будет так, как я сказала вчера вечером. Герберт, у вас нет оснований для гнева; поверьте мне и не сердитесь. Я не могу поступить иначе. Вы не изменились, но моя вера в вас поколеблена, и я не могу притворяться счастливой, не чувствуя себя счастливой.

Но мне смешно, мой дорогой, смешно при мысли, что может показаться, будто я хочу вырваться от вас! Любили ли вы меня когда-нибудь? То утро, озаренное солнечным сиянием, когда вы взяли мою руку и просили меня быть вашей женой, кажется далеким прошлым. Я должна была понять — вина вся на моей стороне, — я должна была знать, что вы меня не любите, и вместо того, чтобы почувствовать себя счастливой, должна была преисполниться гневом и стыдом. Вина всецело на моей стороне.

Вчера вечером, пока вы говорили, я стояла у окна, удивляясь, почему вы так волнуетесь. Я была спокойна. С той минуты, как я поняла, что мой отказ не поразит вас глубоко, я успокоилась. В крайнем случае он разочарует человека, вполне довольного и удовлетворенного собой. Боже, как у женщин хватает мужества отнимать у мужчин, любящих их, ту любовь, которая была дана им! Но это не было моим уделом.

Прощайте, Герберт. Давайте думать друг о друге спокойно, потому что мы долго поддерживали друг друга в жизни. Прощайте, дорогой.

Всегда ваш друг

Эстер Стеббинс.

XXXIX

ЭСТЕР СТЕББИНС — ДЭНУ КЭМПТОНУ

Стэнфордский университет.

18 декабря 19… г.

Герберт проанализировал создавшееся положение и пришел к заключению, что моя неудовлетворенность вызвана чрезмерной жаждой счастья. «Вы не должны так много думать о себе», — сказал он. Бедный, дорогой мальчик! Он еще очень молод и не может себе представить, сколько внимания и заботливости требует человек. Я продумала это сегодня, гуляя в горах. День был пасмурный и ветреный. Этот эгоизм, не является ли он показателем серьезного отношения к жизни? Вы, я и люди нашего склада состарились преждевременно, поэтому мы так осмотрительны. Наши мечтания умудрили нас. Я была девочкой, когда Герберт сказал, что хочет на мне жениться, но я была достаточно взрослой, чтобы понять все значение брачного договора, а он не мог этого понять. В один миг я прошла мой жизненный путь до могилы и вернулась обратно. Я смотрела на быстрые облака, плывущие по голубому небу, и чувствовала, что вступаю в жизнь. Чудеса, озарявшие небо моих мечтаний, стали моими.

30
{"b":"230562","o":1}