Я смотрю на часы: семь утра. Значит, во Франции час ночи. В это время Жаку еще вполне можно звонить. Но даже если он уже лег, думаю, он не будет сердиться, если я его разбужу. Я набираю знакомый номер и слушаю гудки: два, четыре, шесть. Где он может быть в такое время? Наконец включается автоответчик, и я поспешно вешаю трубку, словно меня застали за каким-то недостойным занятием. А может, это Жак занимается чем-то недостойным? Впрочем, почему бы и нет? Мы не давали друг другу никаких обещаний. Правда, двенадцать дюжин цветов говорят в пользу того, что он меня все-таки любит. И я чуть было не сказала ему, что тоже люблю его. Однако даже двенадцать миллионов цветов не означали бы, что он внезапно стал моногамным. Точно так же, как внезапное превращение дома в ботанический сад еще не повод, чтобы в корне менять свою жизнь.

Только в Пайн-Хиллз учащиеся пятого класса ездят в Аппалачи на весенние каникулы. И у меня, таким образом, появляется возможность немного отдохнуть. Всего девятьсот долларов — и Джен целую неделю будет жить в палаточном лагере движения «Человечество за естественную среду обитания». Вопреки всякой логике такая возможность кажется привлекательной для двадцати двух девочек и только трех мальчиков — вероятно, потому, что одиннадцати летние девицы очень ловко управляются с пневматическим молотком. Кое-кто из родителей рассчитывает, что за такие деньги их чадо будет орудовать молотком бок о бок с Джимми Картером. Я же надеюсь только, что дети не останутся без воспитателя и аптечки.

У автобуса я целую Джен и вновь призываю ее быть осторожнее с механическими инструментами.

— Помни, ты обещала мне, что не будешь трогать цепную пилу, — в который раз повторяю я.

— Конечно, мам, — нетерпеливо отвечает Джен.

— Нет, я хочу быть уверена.

— Ну, обещаю. — Джен усмехается, торопливо целует меня и забирается в автобус.

Я улыбаюсь про себя, поражаясь тому, насколько у дочери отработана техника общения со взрослыми: она обезоруживает меня, со всем соглашаясь, однако я совсем не уверена в ее искренности.

Я быстро машу рукой отходящему желтому автобусу. В горле у меня стоит ком. Мне всегда тяжело расставаться с моей девочкой, но сегодня у меня есть нечто, способное смягчить горечь разлуки. Я лезу в сумочку и достаю оттуда конверт, переданный мне на прошлой неделе Люси. В нем билет первого класса на самолет до Пуэрто-Валларты. Люси назвала эту поездку нашим маленьким бегством. Она прилетит туда из Лос-Анджелеса, и завтра мы с ней встретимся. Что же касается билета — Люси и слушать не захотела ни о чем, в том числе и о деньгах. Ведь у нее накопилось так много бонусных миль! С моей стороны было бы просто глупо не лететь первым классом.

Я сто лет не путешествовала одна и уже забыла, что такое лететь без спутника. Обычно я поднимаюсь на борт самолета с Джен — моей самой надежной компаньонкой, и мы, подняв разделительный подлокотник, уютно устраиваемся в соседних креслах (как правило, в тридцать шестом ряду, у самой уборной), пьем сок из жестяных банок и грызем крендельки с солью. На этот раз я усаживаюсь в первом ряду у окна — да-да, именно так, — беру предложенный стюардом бокал с ледяной минеральной водой «Перье» и начинаю тыкать в кнопки персонального видео, старательно делая вид, что проделываю это не в первый раз.

— Может быть, вам помочь? — спрашивает стюард.

— Нет, — отказываюсь я, но потом мне в голову приходит, что сильные мира сего не привыкли обходиться без посторонней помощи. — Да, пожалуйста, — поправляюсь я. — Похоже, что-то заело.

Перегнувшись через меня, он тянется к панели управления и, случайно коснувшись рукой моей блузки, подмигивает мне и произносит: «Простите». Не такие ли ситуации помогли Эрике Джонг[37] преодолеть страх перед полетами?

Как только мы отрываемся от земли, женщина, сидящая на месте! В, откидывается в кресле, которое тут же раскладывается, становясь огромным, как кровать, и моментально засыпает. Похоже, подогретый кешью, с которого начинался мой изысканный ленч из трех блюд, не произвел на нее такого сильного впечатления, как на меня. Она просыпается в тот момент, когда я доедаю последнюю ложку крем-брюле, и вежливо просит стюарда принести ей диетический ленч. Я украдкой смотрю на нее, и ее лицо кажется мне смутно знакомым. Наконец я вспоминаю, где могла ее видеть.

— Послушайте, мы не учились с вами в одной школе?

Женщина улыбается:

— Мне постоянно задают этот вопрос. Мое лицо показалось вам знакомым, верно? Нет, я вас не помню, а вы, возможно, видели меня по телевидению.

— О да, конечно!

Вот почему мне нельзя летать первым классом. Может, она играет жену главного героя в каком-то комедийном сериале? Вряд ли, эти роли обычно отдают блондинкам. Одна из участниц шоу «Субботний вечер»? Нет, она слишком худая для этого. Наверное, достает шары в лотерее, которая идет на канале «Метро».

После неловкой паузы, похоже, решив, что я наконец-таки узнала ее, моя соседка продолжает непринужденную беседу на высоте нескольких тысяч миль:

— Обожаю Пуэрто-Валларту. Где вы собираетесь остановиться?

— В «Ле Ретрит», — отвечаю я, вновь ощущая себя пассажиром первого класса.

— В самом деле? Говорят, это действительно роскошный отель. И очень романтичный. Там вас ждет ДРУГ?

— Подруга.

— Вот как. Я слышала, в нем, как правило, останавливаются любовники… — Она неловко замолкает и смотрит на меня. — Ах да, поняла. До меня сразу не дошло. Рози, очень близкая подруга.

Я совершенно не понимаю, о чем она говорит, но разговор, по всей видимости, подходит к концу, потому что она вновь натягивает на глаза светонепроницаемую повязку и устраивается в дальнем углу кресла. Ее ленч от «Зоун-дайет» до самого конца путешествия стоит нетронутым на покрытом белой скатертью подносе, и я ее не осуждаю: я бы тоже не стала прерывать сон из-за трех зернышек риса и крохотного кусочка тофу.

В аэропорту меня встречает лимузин, присланный из «Ле Ретрит». Некоторое время мы мчимся по шоссе, затем сворачиваем на грунтовую дорогу, проложенную через джунгли. Автомобиль петляет по ней сорок пять минут и, наконец выехав на открытое место, останавливается у наполненного бирюзовой водой бассейна, окруженного высокими пальмами и благоухающими тропическими цветами. Выйдя из лимузина, я замечаю в колышущихся пальмовых ветвях нескольких туканов с переливающимися клювами, а поскольку вблизи не видно неестественно жизнерадостных представителей туристической компании, как было во время моего первого и единственного посещения «Клаб Мед», то я решаю, что мне здесь определенно нравится.

У главного входа меня радушно встречает консьерж — думаю, водитель лимузина позвонил ему с дороги, предупредив о моем приближении, — и тут же начинает многословно извиняться за то, что мой номер еще не готов.

— Но ваша подруга уже здесь, мисс Тейлор, — величественно произносит он, принимая мой багаж и ведя меня в холл. — Я сейчас ей позвоню.

Так мы будем жить в разных комнатах? Конечно, мне следовало догадаться, что наше путешествие задумывалось не как скромный отдых эконом-класса. К тому же Люси говорила, что обо всем позаботится. Но я не ожидала, что будет так шикарно… Чтобы отблагодарить ее, мне придется испечь не менее двух дюжин кексов. А может, даже пирог.

Я плюхаюсь в ротанговое кресло, и ко мне тут же подбегает смазливый официант, предлагая шампанское за счет заведения. Мирно потягивая шипучий напиток, я задумчиво смотрю на океан. Меня почему-то совсем не раздражают счастливые пары, которые прогуливаются по пляжу, держась за руки. Внезапно в холл впархивает еще более счастливая пара и направляется прямо ко мне. Я рассеянно смотрю на них, целиком поглощенная ощущением внутреннего покоя.

Внезапно мой взгляд фокусируется, и я понимаю, что происходит. Люси не одна.

На ней топ от купальника и цветастый саронг. Розовые плетеные сандалии открывают пальцы ног с покрытыми красным лаком ногтями. За ухом у Люси — свежесрезанный цветок гибискуса. Но ее лучший аксессуар — нежный румянец на щеках, результат либо кислородного массажа в местном спа по цене девяносто пять долларов за сеанс, либо потрясающий секс с Хантером, который обходится ей еще дороже. И поскольку Хантер стоит рядом, я прихожу к выводу, что дело не в косметических процедурах.