Этот волнующий момент участники событий наблюдали с четырех различных пунктов. Первым была палуба эсминца «Буревестник», вторым — палуба «Каймана», третьим — самолет «Разведчик рыбы» и четвертым, к которому было приковано внимание всех предыдущих, — шхуна «Колумб».

Мирно светило утреннее солнце, заливая лучами необозримый морской простор, когда с «Буревестника» заметили самолет и шхуну, а через полминуты и пароход. Хотя оба судна казались в бинокль только точками, командир «Буревестника», учтя результаты воздушной разведки, быстро сориентировался и установил, что означает каждая из этих точек. Штурман получил приказание определить расстояние между точками и «Буревестником», а вахтенный начальник — приготовить на всякий случай пулеметы и следить, не окажется ли «Кайман» замаскированным торпедоносцем. Командованию дивизиона полетела радиограмма:

«Обнаружил «Колумб», захваченный пиратами. Идет на сближение с подозрительным иностранным пароходом «Кайман». Самолет Рыбтреста «Разведчик рыбы» наблюдает в непосредственной близости. Иду полным ходом на сближение».

Штурман доложил, что расстояние от «Каймана» до «Колумба» в семь раз короче расстояния от шхуны до эсминца.

— Попробуйте определить скорость хода «Каймана», — приказал командир.

Эсминец, шхуна и пароход составляли прямоугольный треугольник. Вершиной его был «Буревестник», а гипотенузой — линия от него до парохода. В прямом углу на стыке катетов стояла шхуна. Эсминец должен был либо подойти к шхуне прежде, чем это сделает пароход, либо преградить пароходу дорогу к шхуне. Определив, что шхуна стоит неподвижно, Трофимов поставил перед собою вторую из этих задач. Зная со слов Зори, что на «Колумбе» есть лодка, он боялся, как бы пираты не поспешили на ней навстречу пароходу.

Шхуну видно было уже без бинокля. Пассажиры заволновались, когда комиссар объяснил, что это и есть «Колумб». Одновременно он рассказал им, что Петимко во время полета видел на шхуне Марка. Эта весть обрадовала и несколько успокоила всех троих. Зоря спрашивала, заметил ли Петимко Левка.

— Летчик видел четверых. Значит, один из них — Левко, — ответил комиссар.

Мать Марка, волнуясь, спросила, не могут ли пираты в последнюю минуту убить пленных. Комиссар успокоил ее, сказав, что над шхуной летает «Разведчик рыбы» и на глазах у пилотов налетчики не посмеют ничего сделать пленным.

Заметив слева от шхуны еще одно пятнышко, дед Махтей несколько времени ничего не говорил, а потом, уверившись, что это пароход, сказал:

— Эге! Так они, собачьи дети, между трех огней; эсминец, пароход и самолет!

Старик не знал, что пароход шел на помощь захватчикам.

Но вскоре об этом узнали все на эсминце. Камандир скомандовал «полный боевой». Старый Махтей, стоя почти на носу, с наслаждением подставлял грудь ветру, вызванному бешеным ходом корабля. Он видел, что пароход почти подошел уже к шхуне, но все же верил в победу эсминца. Впрочем, далеко не все на корабле могли сказать это с уверенностью. Расстояние от шхуны до корабля было во много раз больше, чем от парохода. Командир ждал вычислений штурмана, который, склонясь над пеленгатором, измерял углы и фиксировал время прохождения «Кайманом» различных точек, обозначенных на карте.

Комиссар поднялся на мостик и стал рядом с командиром, следя в бинокль за движением трех черных точек впереди. Капитан-лейтенант склонился над тридцатидвухкратным биноклем, который стоял на специальной треноге на мостике. Если бы не легкое дрожание палубы, в этот бинокль уже были бы видны люди на пароходе и шхуне.

Старший механик находился на своем посту в машинном отделении. К этому обязывала команда «полный боевой». Время от времени старший механик телефонировал помощнику вахтенного начальника и спрашивал, как дела. Тот всякий раз отвечал, что все хорошо, кратко поясняя ход событий. Но в четвертый раз он проворчал что-то неразборчивое.

Именно в этот момент штурман докладывал командиру, что он высчитал скорость хода «Каймана», учтя расстояние от него до шхуны; выходит, что «Буревестнику» не хватает одной с четвертью минуты, чтобы отрезать «Кайман» от «Колумба». Капитан-лейтенант сердито посмотрел на штурмана. «Буревестник» шел «полным боевым», и командир знал, что мог нагнать за остающееся время четыре — пять секунд. Комиссар наклонился к уху командира и что-то прошептал. Трофимов сорвал телефонную трубку.

— Машина! — в тот же миг услышал старший механик голос капитан-лейтенанта.

— Слушаю.

— Полный ход по вашему проекту!

На палубе «Каймана» тоже все были взволнованы. Сперва самолет не вызывал на пароходе никаких подозрений, а когда заметили шхуну, капитан распорядился немедленно «повредить» машину и приступить к «ремонту». Команда мастерски умела симулировать это. Но когда самолет прилетел вторично, а на шхуне появились условные знаки, на «Каймане» засуетились, вызвали сигнальщика, агента, ушедшего было завтракать, и отменили «поломку» машины.

Шхуна неожиданно остановилась, и какой-то человек просемафорил: «Немедленно идите на помощь. Очень важно». Предыдущий шифрованный сигнал означал присутствие на шхуне кого-то с подводной лодки, а воздушные атаки самолета на шхуну доказывали, что ей действительно угрожала опасность. Впрочем, кто именно в тот момент находился на шхуне, нельзя было разглядеть и в сильнейший бинокль.

«Кайман» двинулся к шхуне. Он шел не очень быстро. На грузовом пароходе нельзя так скоро менять ход, как это делается на военных кораблях. Как ни старались в машинном отделении парохода перейти с наименьшего хода к наибольшему, это отняло немало времени. В первые минуты, убедившись, что самолет не вооружен, на «Каймане» не очень беспокоились. Зато, заметив на горизонте черную точку, приближавшуюся оттуда же, откуда прилетел и самолет, капитан сразу заподозрил, что летчики вызвали себе на помощь какое-то судно.

Впрочем, в этом также не было ничего страшного: судно едва виднелось на горизонте, и «Кайман» успел бы десять раз подойти к шхуне, пока оно дошло бы до места действия.

Так прошло минуты две. Затем один из помощников капитана заметил, что судно приближается очень уж быстро. Оно буквально на глазах вырастало перед ними. Такую скорость мог развить только легкий военный корабль. Это обстоятельство заставляло ускорить движение парохода во избежание возможных неприятностей.

Военному кораблю пароход должен был показать свой национальный флаг. Командир корабля имел право проверить документы парохода. Единственное, чего он не имел права сделать без согласия капитана, — это снять с иностранного судна человека, даже заведомого преступника. Капитан «Каймана» спешил к «Колумбу», надеясь воспользоваться своим правом. Военный корабль мчался, как вихрь, но пароход имел преимущество в расстоянии. «Старший помощник» злорадно улыбался, следя за соревнованием. Матросы на пароходе приготовились бросить за борт трапы, как только поравняются со шхуной. Маленький безоружный самолетик не мог им помешать.

А Бариль все кружил над шхуной. Пилот точно забыл, что он не на военном самолете. У Петимка от непривычки к головоломным виражам иногда захватывало дух. По временам штурман повисал на ремнях, которыми был пристегнут к сиденью, и тогда он хватался руками за борт и смотрел на пилота широко раскрытыми глазами. «Разведчик рыбы» проносился над шхуной, стрелой взлетал вверх, делая «горку», то есть задирая нос почти вертикально, переходил в петлю и прямым пикированием шел снова на «Колумб». Казалось, он вот-вот упадет на палубу шхуны, разобьется и одновременно собьет мачту, рубку, раздавит людей. Вряд ли Барилю приходилось так работать даже на военной машине.

Это была инсценировка боя с другим самолетом, только тот, «другой», то есть шхуна, никуда не мог упасть. Во всяком случае, вероятно, ни одному летчику на свете не приходилось летать таким образом на машине, не предназначенной для высшего пилотажа.