Море было спокойным. Небо покрылось густыми тучами, когда конвой начал свое движение. Внезапно из облаков вынырнули два русских самолета: они обрушились на конвой и обстреляли «Т-196». Сторожевой корабль, открыв ответный огонь, избежал существенных повреждений. Однако в этот момент русские самолеты установили радиоконтакт с подводными лодками, подкарауливавшими свою жертву у отмели Штольпебанк. Скрывшись за облаками, самолеты передали сообщение о выходе очередного конвоя противника, который мог идти только по одному маршруту.

Командир конвоя тотчас осознал опасность. Покинув Данцигскую бухту, все три корабля пошли на максимальной скорости противолодочным зигзагом. Это был один из тех маневров, которые вынудили Маринеско произвести экстренное погружение. Стремясь не отстать от «Штойбена», торпедолов «TF-10», работавший на угле, выпускал вместе с дымом сноп искр. Именно эти странные вспышки привлекли внимание Георгия Зеленцова, находившегося на мостике «С-13». Они-то и указали Маринеско дорогу к своей второй жертве. 10 февраля в 00.53 по немецкому времени его торпеды поразили правый борт корабля под мостиком и под второй трубой.

«Т-196» повернул, чтобы атаковать подводную лодку, но когда были сброшены первые глубинные бомбы, Маринеско уже ушел из опасной зоны. Старший лейтенант Хартиг, командир «Т-196», прекратил погоню и вернулся к «Штойбену». В свете своего прожектора он увидел, как тот начал тонуть, накренившись на правый борт. Нос быстро исчезал под водой, а раненые беспомощно лежали на своих носилках, захлестываемые волнами.

Хартиг подал ракетами сигнал «SOS» и попытался выловить из воды оставшихся в живых. Через семь минут все было кончено. Времени на спасение пассажиров с самого корабля, многие из которых были тяжело ранены и не могли самостоятельно передвигаться, оказалось недостаточно. Судовая команда не успела даже спустить спасательные лодки.

Лишь несколько человек, находившихся в носовой части теплохода, смогли выбраться на верхнюю палубу. Большинству раненых солдат все стало сразу ясно, и не в силах подняться со своих носилок многие из них застрелились. На верхней палубе люди пытались из последних сил взобраться на вставшую вертикально корму корабля. Они надеялись, что нос уткнется в дно моря, а кормовая часть останется на поверхности. Но прежде чем пойти на дно, корабль лег бортом на поверхность воды, и все шансы на спасение исчезли. Многих из тех, кто прыгнул в этот момент с кормы в море, разорвали на куски все еще вращавшиеся винты корабля. По оценочным данным, в течение семи минут погибли три тысячи человек. В тот момент, когда «Штойбен» скрылся под водой, раздался жуткий оглушительный крик людей, оставшихся на корабле. Он навсегда остался в памяти тех, кто находился на кораблях сопровождения.

Наиболее впечатляющий рассказ о том, что происходило в эти ужасные минуты на борту «Штойбена», оставил Франц Хубер, один из немногих раненых солдат, кому удалось уцелеть после катастрофы. Позднее он стал директором страховой компании. Морской историк Фриц Брустат-Наваль приводит его рассказ в своей книге «Операция по спасению»:

«Во время артиллерийского обстрела под Пиллау он был ранен в голову и испытывал сильнейшую головную боль, когда санитарная машина везла его в порт. На борту корабля ему сделали перевязку и положили на матрас среди других солдат, получивших ранение в голову.

Вокруг него умирали люди, в то время как корабль выходил из порта. Впервые за прошедшую неделю он больше не видел грязи окопов и крови на поле боя. Из забытья его вернул к действительности раздавшийся взрыв.

“Тело корабля сотрясалось и дрожало… Все вокруг кричали и ревели от ужаса. Санитары и медсестры стояли в дверях, корабль сильно раскачивался из стороны в сторону. Ходячие раненые пытались встать, но их тут же бросало на стены помещений. Носилки с лежачими ранеными начали скользить по палубе в разные стороны. Мы били друг друга, пинали ногами и наносили друг другу новые увечья в придачу к тем, которые уже были получены”».

Хубер был одним из тех немногих, которым удалось выбраться на верхнюю палубу. Там он увидел, как сотни людей — раненые солдаты, врачи и медсестры, женщины и дети — прыгали в воду.

«Я сидел на корабле один в темноте и слышал крики, раздававшиеся вокруг. Я слышал, как читают молитву “Отче наш”, притом таким голосом, который можно услышать лишь раз в жизни». Он также видел, как корабль загорелся и как со всех сторон люди начали прыгать в воду.

Когда корма «Штойбена» поднялась над водой, Хубер решился на прыжок и поплыл вместе с одной из медсестер и тяжелораненым солдатом к надувной резиновой лодке. В ней находился человек, обезумевший от страха. Это был хауптфельдфебель (ранг унтер-офицера. — Ю.Л.), который даже не пытался помочь им, в том числе и медсестре, забраться в лодку. Увидев на воде луч прожектора, он решил, что тот принадлежит русской подводной лодке. Он наверняка подумал, что она хочет взять его в плен и переправить затем в Сибирь.

В эту ледяную ночь Хубер и его спутники провели в открытом море целых пять часов, пока наконец маленькую лодку не обнаружил «Т-196» и их, почти без признаков жизни, подняли на борт.

Большинство прыгнувших в море умерли от холода или от потери сил. Лишь триста человек из числа тех, кого подобрали корабли сопровождения, остались в живых. Они были доставлены в Кольберг, где и сошли на берег. На рассвете корабли конвоя покинули место катастрофы. Спасать было больше некого.

Итак, капитан Маринеско в течение десяти дней потопил два крупнейших немецких теплохода и уничтожил более десяти тысяч человек. Нет никаких свидетельств, что он сожалел о содеянном.

По советской версии, эти десять тысяч человек являлись фашистами, хотя среди них были женщины, дети и раненые. После того, что они сделали в России, к ним не было сочувствия. И реальным фактом было то, что они мстили по принципу: «Кровь за кровь».

Конечно, у Маринеско были и личные причины радоваться своему успеху. Он стал королем советского флота по тоннажу потопленных кораблей. Он доказал на практике правильность своих взглядов и свел на нет обвинения в свой адрес за случай в Турку.

Спустя три дня он получил радиограмму, разрешающую возращение на плавбазу «Смольный». Топлива из 110 тонн осталось не так уж много. Значительно уменьшилось и количество торггед. За 35 суток похода команда устала, а «С-13» нуждалась в ремонте. Маринеско возвращался домой.

Через два дня он приблизился к Турку. Когда он увидел мачты затонувшего голландского сухогруза у входа в порт, то произвел два выстрела, сигнализируя о своих успехах. Ледокольный буксир пробил ему фарватер, и Маринеско завел лодку в порт.

Как только «С-13» пришвартовалась, на борт поднялись поприветствовать Маринеско его боевые друзья, опытные подводники. Они были наслышаны о его победах и верили, что так оно и было. Командиры подводных лодок целовали его в обе щеки, пожимали руку, хлопали по плечу.

Капитан 1-го ранга Орел сообщил Маринеско, ссылаясь на шведскую газету «Стокгольм Тиднинген», что он потопил «Вильгельм Густлоф». Вероятно, он уничтожил также и «Генерала Штойбена», а не крейсер, как предполагалось. «С-13», по словам Орла, может записать на свой счет обе победы.

По традициям Балтийского подводного флота успех командира отмечали праздничным обедом. Каждый член экипажа имел право пригласить столько гостей, сколько было уничтожено кораблей. Кульминацией праздника считался перевязанный голубой лентой жареный поросенок, который кок вносил на подносе ножками вверх.

Говорят, что обед для Маринеско устроили без поросенка. Якобы его просто не оказалось в наличии. «Позже, — сказали ему, — когда ты станешь Героем Советского Союза».

На следующий день после гибели «Генерала Штойбена» адмирал Дёниц представил на совещании по обстановке в рейхсканцелярии фюрера краткое сообщение: