Защита, представляющая интересы обвиняемых по делу в связи с событиями 3-4 октября, предпринимает шаги с целью затянуть следствие и представить обвиняемых в виде потерпевших и, наоборот, защитников демократии против красно-коричневого путча — в виде виновников. В частности, заявляется о намерении привлечь к следственным действиям Президента России Б.Н. Ельцина.

Речь идет о стремлении вновь, и с новыми лицами, разыграть сценарий следствия по делу ГКЧП. Цель этих попыток не вызывает сомнения: затянуть следствие, усложнить его посредством вовлечения новых лиц, процедур или медицинских предлогов и, в конечном итоге, увести инициаторов трагедии от ответственности перед правосудием.

Такого рода действия, понятные с точки зрения адвокатов, тем не менее не могут не беспокоить общественность. Искусственное затягивание следствия таит опасность для общества. Население утрачивает ориентиры политической морали. Размывается понятие меры виновности в серьезных государственных проступках. Все это усиливает правовой нигилизм, сгущает атмосферу политической вседозволенности, питает иллюзии реваншистов.

Российская общественность, демократические организации, не вторгаясь в законные прерогативы следствия и защиты, со своей стороны вправе настаивать на том, чтобы обретенный демократизм российского правосудия не использовался как убежище для лиц, поставивших страну на грань гражданской войны. Демократия должна защищать демократию, а не тоталитаризм.

Пресс-секретарь Президента России

Вячеслав Костиков

Москва, Кремль, 23 ноября 1993 г.

Видите, какие слова использует: “Демократия должна защищать демократию”! Восхитительный мерзавец! Как мне сообщили — его поселили на мою бывшую дачу в Архангельском. И он очень хотел присвоить принадлежащую мне мебелишку. А от него, этого паршивца, даже мой котенок Барсик, как оказалось, сбежал.

Сообщают, что в “Лефортово” прибывают представители Международного Красного Креста. Предварительно радио (видимо, и TV — не знаю), газеты стали с восторгом писать о высших демократических достижениях “нового порядка”: вот мол, по представлению “великого демократа” Ковалева Кремль разрешил” Международному Красному Кресту побывать в “Лефортово”. “Маяк” прямо заливается на эту тему, сюсюкает ежечасно, как “Президент добр и мягок”, как он “бесконечно благороден”.

Жду. Дверь с грохотом открывается, заходит высокий, представительный мужчина, позади — молодая женщина. Здороваемся, женщина говорит, что она переводчица, представляет мужчину. Приглашаю присесть на свободную железную кровать. Садится. Заходит начальник тюрьмы Юрий Растворов, здоровается, еще раз сообщает, что представители Красного Креста получили возможность переговорить так, как они того пожелают. И выходит. Мужчина говорит, что, конечно, их не интересует политическая сторона вопроса, не интересует следствие, а вот обращение — каково оно? На эту тему он хотел бы переговорить с глазу на глаз.

Я сказал, что обращение со мной нормальное, что я охотно согласился бы с ним переговорить “с глазу на глаз”, если бы он интересовался проблемой прав человека. Или почему главу Российского Парламента, главу межпарламентской ассамблеи СНГ бросают в тюрьму, тогда можно было бы поговорить. Если господин представитель Международного Красного Креста не интересуется этими вопросами, то не считаю возможным продолжать беседу.

Представитель Красного Креста пытался меня уговорить согласиться на беседу, но у меня интерес к нему пропал. Я понял, что эта миссия — пропагандистское прикрытие антиконституционного переворота, совершенного Кремлем. Отказался от разговора. Гости ушли, оставив крупные, красивые яблоки, напоминающие алма-атинский апорт, и 1 килограмм швейцарского сыра.

Несколько дней “Маяк” восторгался демократией “по-ельцински” в связи со встречей представителей Международного Красного Креста с узниками “Лефортово”, пока очередная пропагандистская пустышка не попала в его обозрение.

Приблизительно через месяц после заключения, в начале ноября, я сильно простудился, приболел. Больше всего боялся серьезного заболевания и вот простудился. Врачи “Лефортово” очень тщательно обследовали меня, искренне, как мне казалось, переживали и всячески старались восстановить здоровье, удалить недуг. Дней через пять-шесть, кажется, простуда осталась позади. Больше в “Лефортово”, вплоть до 20 февраля, я не заболевал...

Дни шли за днями. Следователь вел свои нехитрые игры, я несколько раз ему напомнил о судьбе следователей, которые в 30-е годы вели дела Бухарина и других в великой тайне. Тайны, однако, не получилось, все следователи кончили плохо, а их дети проклинают своих отцов. Как он намерен смотреть в глаза своей семье, своим детям? Зная невиновность Председателя Российского Парламента и тем не менее стараясь засадить его?

Регулярно встречался с адвокатами. Навестили меня и братья. Жена Раиса бывала чуть ли не ежедневно, но... я ее, конечно, не видел. Вместе с газетами передавала продукты, воду. В еде я был всегда неприхотлив — довольствовался сызмальства тем, что было в семье. А детские годы у меня, со всей семьей, были довольно голодные...

Дважды были у меня дети — Марик, похудевший и весь высохший, но, как вегда, сдержанный, и Сима, внешне такая же подвижная, улыбающаяся. Только в глазах — тоска, как будто хочет спросить: “А выйдешь ли отсюда, отец? Выпустят ли — уж очень они боятся тебя”.

К тому времени я уже добился права на кипятильник, заваривал сам себе кофе, чай — хоть какое-то облегчение.

С десяти часов, после отбоя, оставалась одна лампочка, ее тусклый, желтоватый свет не позволял читать книги и газеты. И... долгую ночь я проводил наедине с собой, со своими мыслями, которые тотчас же выходили из мрачного “Лефортово”. Устремлялись в “Белый дом”... На свободу. В мир людей.

Днем я много стал читать, делать записи. Из книг библиотеки “Лефортово”, и из тех, что приносила жена и адвокаты по моей просьбе... Интересовала, как всегда, всемирная история, античный мир, фундаментальные вопросы теории государства и права, экономика, этика... Исписал более тысячи страниц. Сделал нечто, напоминающее эссе, триптихи...

Давно меня интересовали — еще с 80-х годов, вопросы местного самоуправления. Еще тогда у нас в лаборатории при моей кафедре я записал тему для исследования “Местное самоуправление в Западной Европе”. Тогда мы подготовили несколько оригинальных работ... Хорошо развитая система местного самоуправления, развивающаяся на эволюционной основе — условие подлинной свободы гражданина. Она препятствует искривлению исторического развития государства. Если же в силу сложного сочетания субъективных и объективных факторов такое искривление происходит, — страна становится на путь тупикового развития, самоуправленческие начала исподволь, медленно вновь выпрямляют этот путь.

1. Римская коммуна

Спустя сотни лет после падения и Римской Республики, и императорского Рима, после тотальных разрушений, захватов, завоеваний остготами, вестготами, галлами, а затем лангобардами, что трансформировало население Рима на италийской цивилизованной почве, — римская (италийская) городская цивилизация сохранила свои традиционные институты и традиции, установившиеся на протяжении множества веков.

В Риме по-прежнему существовал Сенат, префектура; административно Рим делился на 12 районов — муниципии или коммуны.

Конечно, это качественно уже другая цивилизация, ведь Римская империя — это особая цивилизация, но преемственность двух столь несходных цивилизаций ни в чем не ощущается так наглядно, как в судьбе италийских городов, их систем управления через граждан. Подавляющее их большинство — это бывшие римские центры городской жизни, центры провинций.