Холодный ветер раскачивал ветви высокой сосны, нависшей над надгробными камнями. Небо стало оловянно-серого цвета. Тоцци взглянул на Гиббонса, не спускавшего глаз с дома. Внутри у него все болело, ноги будто приросли к земле, окаменели, ему казалось, какая-то огромная, опасная сила, словно гигантский валун, надвигается на него. Нужно срочно что-то предпринять, чтобы спасти себя, но он не знал что. Впрочем, у него было несколько идеек, но все они расходились с законом. Гиббонс на это наверняка не пойдет. На словах он всегда готов на крутую игру, но как доходит до дела, становился буквоедом и законником. А сейчас самое время прибегнуть к шокотерапии, сделать что-нибудь эдакое, в его духе, но Гиббонса на такое не сподвигнешь.

– О чем ты думаешь? – наконец спросил он.

Гиббонс пристально на него посмотрел. Взгляд его был колючим и многозначительным.

– Я думаю, Мак-Клири вышел из-под контроля.

– Я думаю, вся ситуация вышла из-под контроля.

– Ты прав, так оно и есть.

– Что будем делать?

Гиббонс взглянул на печального маленького ангела.

– Думаю, пришло время брать быка за рога, надо спровоцировать какие-либо действия с их стороны, чтобы выяснить, кто что знает. – Он посмотрел Тоцци в глаза.

– В самом деле?

– В самом деле. У тебя есть идеи? Обычно они у тебя есть.

Тоцци поскреб подбородок и, с некоторым подозрением посмотрел своему напарнику в глаза.

– Я тут кое-что придумал.

Тоцци слышал шум голосов, доносившийся сверху. Он прошелся взглядом по винтовой лестнице, ведущей наверх, но увидел только множество написанных маслом портретов важных господ в напудренных париках и пожилых дам с проницательными глазами, в шляпах и длинных юбках – без сомнения, предки Огастина. Звон бокалов и веселые голоса говорили о том, что помощник прокурора давал прием.

Горничная велела ему подождать. Судя по всему, она была родом из Восточной Европы, настоящая бой-баба, с грудью, напоминающей ледокол. Поначалу она попыталась избавиться от него, но Тоцци заявил, что пришел по очень важному делу, и тогда она, с выражением полнейшего неодобрения, сказала, что сообщит мистеру Огастину о его приходе, но сомневается, захочет ли он, чтобы его беспокоили во время приема.

Когда она повернулась к нему спиной, Тоцци усмехнулся. Он как раз этого и хотел – побеспокоить ее хозяина. Она даже представить себе не могла, как он этого хотел.

Тоцци скрестил руки на груди и принялся осматривать помещение. Перила лестницы были сделаны из мореной вишни. На потолке, в центре витиеватого гипсового медальона, висела бронзовая люстра. В застекленном шкафу темного дерева хранилось начищенное бронзовое оружие. Тоцци не очень разбирался в старинных вещах, но у него было ощущение, что это очень ценные, подлинные вещи. Он посмотрел в маленькое смотровое окошко на парадной двери. Перед домом стояли два черных лимузина. Восточная Шестьдесят шестая, фешенебельное местечко – ничего не скажешь.

Он услышал за спиной шаги и, быстро повернувшись, увидел пару узконосых туфель цвета бычьей крови, спускающихся вниз по покрытой ковром лестнице. Туфли и перила были одного цвета.

– Майк, чем могу быть полезен?

Сойдя с последней ступеньки, Огастин протянул руку. На нем был синий костюм и однотонный темно-бордовый галстук. Белоснежная рубашка накрахмалена так, что Тоцци даже поежился. Классическая экипировка политического деятеля. Когда-то давно он читал статью о том, как работают на телевидении консультанты по вопросам политики. Установлено, что, если вы хотите, чтобы ваш человек выглядел в программе честным, внимательным и преданным общественным интересам, на нем должен быть однобортный темно-синий костюм, белоснежная рубашка и однотонный неяркий галстук. Так и был одет Огастин – мистер сама Честность, Внимание и Преданность. Но это мы еще увидим. Тоцци пожал его руку.

– Извините, что вот так ворвался к вам, мистер Огастин...

– Пожалуйста, зови меня Том. – Огастин тепло улыбнулся. Глаза его излучали искренность. Все неприятные чувства после сцены на похоронах испарились.

Тоцци кивнул.

– Прошу прощения. Том, что пришел сюда, но я подумал – это очень важно. У меня есть версия того, что произошло в доме дяди Пита. Пожалуй, это даже больше, чем просто версия.

– О?

– Может, мы пройдем куда-нибудь, где можно потолковать наедине?

– Разумеется. Прошу в мой кабинет.

Огастин пошел вверх по лестнице. Когда они поднялись на второй этаж, Тоцци мельком увидел комнату, в которой проходил прием: створчатая дверь, ведущая в просторную гостиную, была открыта. Там находилась по меньшей мере дюжина человек в вечерних туалетах. Они о чем-то оживленно беседовали и смеялись, разбившись на небольшие группки. Грудастая горничная ходила с серебряным подносом, обслуживая гостей. Насколько успел заметить Тоцци, кроме нее и еще одной гостьи, все остальные были чернокожие.

– У меня небольшой званый обед, – пояснил Огастин.

Тоцци узнал некоторые лица. Там были: член законодательного собрания от Бруклина, известный священник из Гарлема, бывший глава администрации одного из округов Нью-Йорка.

– Ко мне пристали с ножом к горлу, чтобы я встретился в непринудительной обстановке с определенными влиятельными людьми. Я имею в виду партию. Хотят, чтобы в будущем году я выставил свою кандидатуру на пост мэра, хотя я постоянно твержу, что у меня нет никаких шансов. – Он понизил голос и наклонился к Тоцци. – Этот город не захочет выбрать мэром настоящего англосакса, и если честно, то и не обязан это делать. Мэр должен представлять жителей города – своих избирателей, согласен? Однако буду я баллотироваться или нет, мне сказано, что подобные мероприятия полезны для партии. Так что... – Огастин пожал плечами и улыбнулся, словно от него ничего не зависело и все это его немного утомляло.

Да-да, Том, разумеется. Ты будешь лизать задницу любому, кто поможет тебе на выборах.

Тоцци обернулся и еще раз заглянул в гостиную. Его преподобие украдкой поглядывало сквозь мощные линзы своих очков на содержимое подноса горничной. Интересно, часто черные бывают гостями этого дома? Судя по выражению лица горничной – не очень.

Огастин провел его в глубь дома, в темную, уединенную комнату, уставленную книжными полками. Он щелкнул выключателем, и на столе засветилась бронзовая лампа. Солидный письменный стол – еще один предмет антиквариата – грозно навис над хрупкой кушеткой, обшитой зеленым бархатом. У него было такое же самодовольное выражение, как у господ на портретах. Кушетка же, чопорная и прямая, напоминала старую деву. Тоцци ожидал, что кабинет Огастина будет выдержан в бежево-голубых тонах с оловянной арматурой – что-то вроде комнаты Джорджа Вашингтона, однако он скорее напоминал кабинет психиатра.

– Устраивайся, Майк. – Огастин указал ему на хрупкую кушетку, а сам уселся за свой письменный стол.

Тоцци хмуро посмотрел на низенькую кушетку и неохотно присел на краешек, упираясь локтями в колени, – Огастин всегда умел продемонстрировать свою власть. Он откинулся на спинку вращающегося кресла, глядя на Тоцци сверху вниз из-за помпезного стола. Устроившись поудобнее и приставив указательный палец к виску, прокурор произнес:

– Ну, расскажи мне о своих подозрениях.

– Можете считать, что я далек от истины, но просто выслушайте меня, о'кей?

Огастин ободряюще улыбнулся и кивнул.

– Слушаю.

– Я проверил те меры предосторожности, которые мы приняли в доме дяди Пита, и должен сказать: хотя все торопились, сделано было все как надо. Место свежее, его никогда раньше не использовали.

– О'кей, – кивнул Огастин.

– Это навело меня на такую мысль: или произошла утечка информации – кто-то сообщил людям Саламандры, где мы прячем Джордано, или, а именно так я склонен считать, кто-то из наших выполнил эту работу для Саламандры.

Тоцци надеялся увидеть признаки волнения на лице Огастина, но таковых не было.