Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Естественность — это поза.

Я интересуюсь лишь тем, что меня совсем не касается. Когда люди соглашаются со мной, я вижу, что я не прав.

Эта женщина и в старости сохранила следы изумительного своего безобразия.

У него было одно из тех типично британских лиц, которые стоит увидеть однажды, чтобы уже не вспоминать никогда.

Лучшее средство избавиться от искушения — поддаться ему.

Строгая мораль — это всего лишь наше отношение к тем людям, которые не нравятся нам.

Этот ослепительный фейерверк обычно истолковывают как вызов официальной лицемерной, ханжеской морали. Парадоксы Б. Шоу в этом отношении гораздо выше. Рассмотрим такой его парадокс:

Жизнь равняет всех — смерть показывает, кто в самом деле был значительной личностью.

Это перефразировка известной пословицы о том, что смерть равняет всех, как будто противоречит здравому смыслу. В самом деле, пословица утверждает непреложную истину, что и великие мира сего и последний нищий — все равны перед лицом смерти. Но если вдуматься в парадокс Шоу, то и он по-своему верен, только мысль, содержащаяся в нем, — иная и более глубокая. Известно, что в жизни почести не всегда воздаются по заслугам, и по-настоящему оценить значение той или иной личности можно лишь в исторической перспективе, спустя некоторое время после смерти. Тогда лопаются мыльные пузыри дутой славы, а истинное величие становится с каждым годом яснее. У Б. Шоу много таких афоризмов-перевертышей, парадоксов, полных глубокого смысла, неожиданных и остроумных.

Не надо думать, что Уайльд и Шоу — монополисты парадокса. Парадокс использовали и другие авторы. Вот, например, старинная русская эпиграмма:

Змея ужалила Маркела.
Он умер? — Нет, змея, напротив, околела.

Парадоксальность ситуации, как говорится, бьет в глаза.

Кроме парадокса в эпиграмме есть еще намек. Очевидно, Маркел был коварен, злобен л ядовит. Можно бы прямо его обругать за это — получилась бы обыкновенная брань. Соединив парадоксальную форму высказывания с намеком, придав ему характер двустишия, автор создал остроумную эпиграмму.

Еще один пример остроумного парадокса — строки из“ Писем к провинциалу» Блеза Паскаля:

«Я написал длинное письмо, потому что у меня не было времени, чтобы написать короткое». На первый взгляд это нарушение элементарных логических законов: если не было времени для короткого письма, то и подавно его не должно было хватить для длинного. Но так кажется лишь при поверхностном чтении. Если же вникнуть в смысл высказывания, то обнаруживается бесспорная истина, что написать короткое письмо, вложив в него богатое содержание, выразив его сжато и точно, — это труд нелегкий, оп требует большой затраты времени. А многословное изложение тех же событии оказывается менее трудоемким.

Выражение Франсуа Рабле «аппетит приходит во гремя еды» — тоже парадоксально и было в XVI векенеплохой остротой, но от длительного употребления стало уж слишком привычным.

Подробные комментарии к хорошо известным афоризмам могут показаться докучными и излишними. Поэтому мы приведем несколько парадоксов Т. Гексли, Р. Фроста, Б. Шоу, В. Гюго, А. Эйнштейна, А. Франса и других авторов, предоставив читателю самому разобраться в их структуре:

Судьба всякой повой истины — сначала быть ересью, а потом превращаться в предрассудок.

Мы тверже всего верим в то, что менее всего знаем. Здравый смысл существует, несмотря на образование, а не благодаря ему.

Демократия заключается в том, что и богатый и бедный одинаково имеют право ночевать под мостами Сены.

Мода настолько безобразна, что мы вынуждены менять ее каждые полгода.

Мозг — удивительный орган: он начинает работать, как только вы просыпаетесь утром, и не прекращает до тех пор, пока вы не явитесь к себе на службу. Здравомыслящий человек приспосабливается к окружающему миру. А неразумный упорно пытается приспособить мир к себе. Поэтому прогресс и зависит от неразумных людей.

В жизни есть две трагедии: одна — неисполнение заветного желания, а другая — исполнение его. Моя манера шутить состоит в том, что я говорю правду. Это самая забавная шутка. Новое в пауке делается так: все знают, что это сделать невозможно. Затем приходит невежда, который этого не знает. Оп и делает открытие.

На этом мы закончим рассмотрение приемов остроумия. Для удобства обозрения мы свели их воедино:

1. Ложное противопоставление.

2. Ложное усиление.

3. Доведение до абсурда:

а) преувеличение (гипербола);

б) преуменьшение или смягчение (эвфемизм).

4. Остроумие нелепости:

а) соединение двух логически несовместимых высказываний;

б) паралогический вывод.

5. Смешение стилей, или «совмещение планов»:

а) смешение речевых стилей;

б) перенос терминология;

в) несоответствие стиля и содержания;

г) несоответствие стиля речи и обстановки, гдеонапроизносится;

д) псевдоглубокомыслие.

6. Намек, или точно наведенная цепь ассоциаций.

7. Двойное истолкование:

а) игра слов;

б) двусмысленность.

8. Ирония.

9. Обратное сравнение:

а) «чистое» обратное сравнение;

б) буквализация метафоры.

10. Сравнение по случайному или второстепенному признаку:

а) перечисление разнородных предметов и явлений в «едином списке».

11. Повторение:

а) «чистое» повторение;

б) повторение с изменением грамматической конструкции;

в) повторение с изменением смысла.

12. Парадокс.

Перспективы дальнейшего анализа

В иных случаях анализ остроты и «поиски» приема затруднены из-за того, что истолкование остроты может быть неоднозначным. Бывает, что в остроте одновременно соединено несколько приемов: смешение стилей и намек, доведение до абсурда и ложное противопоставление, двоичное истолкование и ирония, буквализация метафоры и парадокс.

Но неоднозначное прочтение оказывается возможным и тогда, когда никаких дополнительных сложностей в структуре остроты не обнаруживается.

Всякое высказывание можно анализировать на разных уровнях. Миллер[26] выделяет по крайней мере три таких уровня: синтаксический, семантический и прагматический.

Синтаксический анализ определяет правильность или неправильность предложения с точки зрения грамматики. На семантическом уровне определяется разница между осмысленным и бессмысленным, а анализ на прагматическом уровне находит различие между приемлемым и неприемлемым.

Рассмотрим предложение «верблюд построил небоскреб». На синтаксическом уровне оно не вызывает возражений. А на семантическом уровне — это бессмыслица, как и широко известная «глокая куздра»…. Но вот другое предложение: «Римский папа вступил в общество безбожников». Семантически здесь все в порядке, но на прагматическом уровне мы сейчас же отвергнем такое сообщение как ложное.

Для создания и восприятия острот необходим их одновременный анализ сразу на нескольких уровнях. Приведем пример. Некий коллекционер приобрел картину Пикассо и привез ее в студию художника, дабы получить подтверждение ее подлинности. — Это подделка, — заявил Пикассо. — Но на ней ведь ваша подпись. — Да. Но я сам иногда пишу подделки. На уровне грамматики здесь все безупречно. На семантическом уровне получается бессмыслица: если Пикассо признал, что сам писал картину, то она не может быть подделкой, и в его фразе «я сам пишу подделки» соединены несовместимые утверждения… Во многих остротах кроме такого соединения больше ничего и нет. Но в данном случае анализ па прагматическом уровне позволяет раскрыть в этой шутке глубокий смысл. У любого художника бывают периоды, когда он работает без вдохновения, пишет «проходные» вещи, перепевая самого себя. По-видимому, именно этот смысл вкладывал Пикассо и слово «подделка». Поэтому его острота — скорее «парадокс», чем «остроумие нелепости».

вернуться

26

G. A. Miller, Language and Psychology, «New direction in the study of language», Cambridge, Mass., MIT Press, 1964.

23
{"b":"233633","o":1}