Когда гражданочка вернулась, мелькая между столиками и безразличными посетителями, как птичка-синичка, и поставила передо мной тихо шипящий лимонад, я ласково сказал:

— Этот прекрасный золотой волос в стоящем передо мной лимонаде — ваш?..

Признаюсь, это был не самый удачный комплимент. Я мог бы упомянуть, например, и о серых глазах. Но привлекательная гражданочка повела себя совершенно непонятным образом. Она не только не поощрила, как я ожидал, моего интереса к её природным прелестям и мои явные усилия сделать её профессию более приятной, но даже произнесла решительно:

— Извините, но волос чёрный!

Сказано это было так громко, что люди, сидевшие за соседними столиками, стали с любопытством оглядываться. Чёрт его знает почему, но в подобных случаях каждого начинает волновать судьба своего ближнего. Всё это было очень досадно, и я попытался замять дело.

— Так ведь я ничего, я только хотел сказать, что у вас прекрасные волосы.

— С вас девяносто, геллеров, — непреклонно произнесла милая гражданочка голосом, которым она даже на переполненном перроне моментально дозвалась бы носильщика, так что теперь уже весь зал смотрел на нас, — с вас девяносто геллеров, а в лимонад случайно попал ваш собственный волос.

Я с удовольствием провалился бы сквозь землю. Положив на стол какую-то ассигнацию, я хотел ретироваться, как вдруг от стойки донеслось:

— Что там ещё за скандал?

— Этот господин, товарищ заведующая, — защебетала красавица, — нашёл в лимонаде волос и утверждает, что он мой, хотя я блондинка.

— Я не утверждаю, — простонал я и стал искать моральной поддержки у окружающих; однако со всех сторон на меня были устремлены враждебные взгляды: какой-то бессовестный обжора издевается над несчастной официанткой!

Между тем заведующая пробралась сквозь толпу и угрожающе остановилась передо мной.

— Что вам угодно? — спросила она, и это звучало как ультиматум. Если гражданка с лимонадом отличалась красотой, то её начальница отличалась мощной мускулатурой.

Я мог просто-напросто сдаться, поднять белый флаг и минуту спустя всё было бы кончено. Я мог бежать с поля боя или произнести пламенную речь против алкоголизма. Всё это было бы несравненно лучше, чем то, что я сделал. Мною овладел дух противоречия. Меня обуяло дьявольское высокомерие. Мои глаза, вероятно, засверкали, и я с ужасом услышал свои слова:

— Прошу вас принести жалобную книгу.

Заведующая повторила, словно не веря своим ушам:

— Жалобную книгу?

— Да, — сказал я, прерывисто дыша. — Жалобную книгу.

Заведующая ничего не ответила, но с горизонта надвигался грозный вихрь. Стало так тихо, что было слышно, как из злополучного лимонада выскакивают пузырьки углекислого газа. Потом толпа зрителей расступилась, и я поплёлся за заведующей к стойке. Там она спросила меня ещё раз:

— Так вы хотите получить жалобную книгу?..

Бог свидетель, я не хотел этого, но стыд не дал мне отступить.

— Вот именно, хочу, — мрачно и с угрозой в голосе сказал я.

Упомянутая книга была положена передо мной. Думаю, что, склонись я над обвинительным заключением об отцеубийстве, моё сердце не билось бы так сильно. Приверженцы прекрасной официантки глядели на меня с презрением: он удовлетворяет своё честолюбие, а бедную девушку выгонят! Посмотрите на этого мелочного педанта, с каким наслаждением он досаждает людям! Как будто никогда ни в каком лимонаде на свете не плавал волос!

Но я не мог отступить. Отведя глаза от торжествующей красавицы с лимонадом, я открыл книгу. Все затаили дыхание.

— Простите, — оказал я ошеломлённо, — но ведь тут повырваны почти все страницы!

— А что, — заинтересовалась заведующая, — сколько же вам их нужно? Надеюсь, вы не собираетесь вписать туда всю свою автобиографию?

— Нет, нет, что вы, — с уверенностью произнёс я, — но кто поручится мне в том, что вы не вырвете отсюда и того, что напишу я?

Вновь стало тихо, и в этой тишине я прочёл в глазах у заведующей: «Будь спокоен, болван, вырвем и это!»

Совершенно машинально я читал по складам жалобную книгу: «Пиво тёплое, суп холодный, обслуживание вялое. Мне не дали мелочи сдачи, с уважением Фр. Волавка». «Тот, кто это писал, — осёл. Самое аппетитное во всём буфете — кассирша. Кто не верит — пусть проверит».

— Ну? — спросила заведующая. — Что ж вы не пишете?

— Пишу, — ответил я и стал лихорадочно ощупывать все свои карманы, даже те, в которых я по понятным техническим причинам никогда не ношу авторучки. Я решил написать жалобу на обложке, которую во всяком случае не могли вырвать.

Но потом я представил себе изречение: «В лимонаде был волос», и под этим мою подпись.

Мороз пробежал у меня по коже.

— Вы уже написали? — прощебетала официантка в гробовой тишине. Тут я заколебался.

Конечно, я мог написать по-деловому и критически, что в нашу жизнь входят полезные нововведения, например жалобная книга, но что мы ещё не умеем использовать их, что мы полны предрассудков и пережитков, что мы склонны видеть враждебность там, где речь идёт в действительности о доброжелательной помощи, что мы не умеем ещё справляться с пережитками и поступать принципиально, даже если это в данной ситуации и не соответствует общему настроению, и так далее. Теперь-то мне вообще абсолютно ясно, что мне следовало делать и что я сделал бы, если бы.

Если бы я вдруг не потерял почву под ногами, если бы я не произнёс с вымученным достоинством:

— Нет! Я напишу об этом в другом месте! Честь имею!

Я попытался пробраться к выходу. Это было ужасно. Не знаю, как долго продолжался мой путь; мне кажется — до этой самой минуты, когда я, наконец, выполняю своё обещание и действительно пишу о случившемся — в другом месте.

Перевод В. Савицкого.

Само собой разумеется, поездка на неделю в Татры — дело восхитительное, связанное с неисчислимыми удовольствиями и наслаждениями. Я представлял себе, как буду лежать в шезлонге средь моря озона, как буду бродить по живописным долинам и козьим тропинкам, над сказочной страной, ослепительной и искрящейся, как буду закалять свой организм «по линии физкультуры» и как, наконец, смогу всласть позаниматься в свободные вечера, полные уюта и размышлений.

С такими представлениями я сел в поезд и некоторое время спустя выскочил из автобуса перед красивым домом с многочисленными балконами и лозунгами. Лозунгов было, пожалуй, чуть больше, чем балконов.

Мне дали прекрасную комнату с видом на горы; сердце моё так и подпрыгнуло — если бы я был поэтом, то написал бы сонет. Впоследствии мне пришлось написать его независимо от того, что я не был поэтом. Всё началось тут же, за завтраком.

Не успели мы распаковать свитеры и шерстяные носки, намазать лыжи и осмотреться среди этой белоснежной красоты, как возле нас уже вырос мужчина с обветренным. лицом и искрой руководителя в орлиных глазах, обладавший голосом, который напоминал трубу, зовущую к кавалерийской атаке, или по крайней мере граммофонную пластинку, пущенную в обратную сторону.

Он приветствовал нас от всего сердца, пожелал нам приятного пребывания в доме отдыха и ознакомил с распорядком дня. К этому он присовокупил краткую справку о смысле, происхождении, истории, размерах и организации отдыха трудящихся и выгнал нас на утреннюю зарядку.

Мы похвалили заботливого культурника, сделали все упражнения так, что любо было глядеть, повозились немного в рыхлом снегу — словом, всё было хорошо.

Во время обеда культурник читал нам отрывки из произведения «Татры в доисторические времена». Это было очень интересно.

После обеда мы спали, утомлённые ночным путешествием. Полдник был превосходный. Потом мы играли в шахматы. Радиоузел передавал доклад культурника на тему о том, как предохранить себя от поноса в младенческом возрасте.

После обильного и вкусного ужина мы прослушали сообщение: «Бессемеровский процесс и история повышения качества стали». Сообщение было очень обстоятельным. Так человек бесплатно получает образование. К сожалению, не все присутствовавшие сумели полностью оценить такую прекрасную попытку разнообразить наш отдых.