Корниловцы стремились предстать перед страной, прежде всего перед огромной обывательской массой, «партией порядка», противостоящей «партии развала», возглавляемой Керенским. 22 августа из Ставки па имя Керенского и Савинкова пошла новая телеграмма. Корнилов требовал «крутых мер» и немедленного подчинения ему Петроградского военного округа. Иначе, грозил он, будет поздно.
Таким образом, замысел Ставки определился. Она намеревалась осуществить переворот под прикрытием стратегической необходимости обороны Петрограда а с согласия... Временного правительства.
Между тем Керенский, располагая, вероятно, какими-то новыми тревожными данными из Ставки, все больше оказывался во власти подозрений. По свидетельству видевших его, в эти дни он находился в нервическом состоянии. Поэтесса 3. Гиппиус, в доме которой он иногда бывал, нашла, что «впечатление он производил совершенно гнетущее. От него веяло состоянием большой растерянности и недоверия решительно во всем».
На 24 августа в Могилеве было запланировано совещание с целью обсуждения проекта нового положения о комиссарах и армейских комитетах.
Па совещание должен был выехать управляющий военным министерством Б. Савинков (Филонепко уже находился в Ставке). Перед отъездом Керенский вновь пригласил Савинкова и дал ему норучепие, которое касалось не частного вопроса — проекта о комиссарах и комитетах (этот вопрос уже фактически был решен), а всей проблемы своих взаимоотношений с Корниловым, Ставкой. Керенский наконец выразил согласие на включение частей Петроградского военного округа в состав формируемой Петроградской армии и подчинение его таким образом Главковерху, но с одной важной оговоркой: из округа выделяется сам Петроград, который по-прежнему останется в ведении военного министра (иначе нас здесь «скушают», сказал Керенский). На гот случай, если в соответствии с имеющимися сведениями в городе в конце августа произойдет новое «выступление большевиков», Савинков должен был «испросить» у Ставки кавалерийские части для проведения в жизнь военного положения и разгрома большевиков. По этим инструкциям выходило, что намерения Керенского и Корнилова в значительной степени совпали, ведь Корнилов, как мы знаем, уже отдал приказ о переброске 3-го конного корпуса, Туземной дивизии и других частей поближе к Петрограду. Более того, они уже начали движение к нему. По, идя навстречу Корнилову в важнейшем вопросе подвода фронтовых войск к революционной столице, Керенский выставил свои условия: чтобы особо подозрительный для него Главный комитет «Союза офицеров» был «выведен» из Ставки. Для проведения этого второго пункта, точнее, для предварительного негласного расследования деятельности «Союза офицеров» с Савинковым и сопровождавшим его помощником военного министра (шурином Керенского) В. Барановским выехал начальник контрразведки Миронов.
23 августа они прибыли в Ставку. Тут же из Ставки были удалены Завойко и некий профессор Яковлев, разрабатывавший здесь аграрную и продовольственную программы. Совещание о комиссарах и комитетах в общем не очень интересовало как Корнилова, так и Савинкова. В присутствии только высших чинов Ставки (генералов А. Лукомского, И. Романовского и др.), а то и с глазу на глаз они договаривались о совместных действиях.
Довольно быстро договорились о выделении Петрограда и его окрестностей (так называемого Петроградского военного губернаторства) из пределов Петроградского военного округа, который нередавался в подчинение Ставки. Какой был смысл Корнилову возражать против этого, если в Петроград, пусть подчиненный военному министру, вводились его, корниловские войска? Далее Савинков в соответствии с поручениями Керенского заявил: нискольку у правительства существует опасение, что при введении в действие законопроектов, основанных на корниловской «записке», могут возникнуть «серьезные осложнения», усугубленные ожидаемым в конце августа «выступлением большевиков», то необходимо принять соответствующие меры. Правительство просит поэтому отдать распоряжение, чтобы 3-й конный корпус и другие части были «подтянуты» к столице. В случае если большевиков поддержат Советы рабочих и солдатских депутатов, говорил Савинков, придется действовать и против них. При этом, подчеркнул он, «действия должны быть самые решительные и беспощадные», на что получил ответ Корнилова, что «иных действий он не понимает и что инструкции будут даны соответствующие». В. Барановский тут же поддержал Савинкова и Корнилова. «Конечно,— сказал он,— необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы почувствовала вся Россия». Окончательно договорились так: когда войска будут подтянуты к Петрограду (приблизительно 27— 28 августа), Корнилов телеграфно сообщит об этом Савинкову, и Петроградское военное губернаторство должно быть объявлено на военном положении. Все, таким образом, вращалось вокруг предполагаемого «выступления большевиков». На нем строились все расчеты.
Савинков затем передал личную просьбу, даже требование Керенского — не вводить в Петроград «Дикую»; дивизию, так как «неудобно», чтобы «русские дела» решали «инородцы», и, самое главное, не ставить во главе 3-го конного корпуса генерала А. Крымова, поскольку, как сказал Савинков, с его именем связываются такие побуждения, которыми он, может быть, и не руководствуется. Это означало, что Крымову, как подозреваемому в монархизме, выражается персональное недоверие. Любопытный, примечательный факт, особенно для историков, отводящих важную роль в событиях 1917 г. некоему «масонскому сообществу». По имеющимся данным, масонами были как Керенский, так и Крымов; и казалось бы, между ними должно было существовать полное взаимопонимание. На деле было иначе...
Не все, однако, в ходе бесед Савинкова с Корниловым шло гладко. Сказывались обоюдные недоверие и подозрения. В разговоре «с глазу на глаз» Савинков упорно добивался от Корнилова заверений в полной лояльности Керенскому, на что получал довольно резкие ответы. Керенскому, прямо говорил Корнилов, я больше не верю, необходимо изменить состав правительства таким образом, чтобы из него были изгнаны «социалисты», да и роль самого Керенского, вероятно, уменьшена. Савинков соглашался с тем, что из состава правительства действительно должны быть удалены социалисты, но без Керенского правительство пока невозможно. На этом как будто бы поладили. Корнилов заверил Савинкова, что Керенский получит его полную поддержку, если решительно встанет на путь создания «твердой власти». В общем договорились и по вопросу о «высылке» из Могилева Главного комитета «Союза офицеров». Однако откомандировать в Петроград нескольких офицеров — его членов — Корнилов решительно отказался, пригрозив даже арестом Миронова.
24 августа Савинков уехал из Могилева. Несомненно, в Ставке должны были ликовать. Ведь несмотря на некоторые оговорки и условия (устранение Крымова, «ликвидация» Главного комитета «Союза офицеров» и др.), Керенский, по существу, не только санкционировал действия Ставки, уже двинувшей войска к Петрограду, но и как бы легализовал их. Это был почти невероятный подарок. Генералу А. Лукомскому показалось даже, что тут какой-то подвох, «подкоп». Он поделился своими сомнениями с Корниловым, заметив, что предложения, переданные Савинковым, выглядят так, словно в Петрограде хорошо осведомлены о намерениях Ставки и провоцируют ее. Однако пребывавший в эйфории Корнилов отвел эти подозрения. По его мнению, получилось долгожданное совпадение намерений правительства и Ставки; что же касается Крымова, то Керенский и Савинков просто боятся, чтобы он «не повесил лишних 20—30 человек».
В общем, в Ставке и Главном комитете потирали руки. Немедленно вернулся Завойко. В тесном кругу начались совещания, на которых прикидывали будущую форму правления. Решили создать «Совет народной обороны», обладающий всей полнотой власти. Во главе, конечно, Корнилов, его помощник — Керенский, другие члены — генерал Алексеев, адмирал Колчак, Савинков, Филоненко. В исполнительный орган — правительство — намечали широкое представительство: от бывших царских министров — «либералов» М. Покровского и П. Игнатьева до... Г. Плеханова. Не забыли, конечно, и «своих» — Завойко и др. В общем замышляли «надпартийное» правительство под диктаторской рукой генерала Корнилова. Впрочем, для окончательного решения этого вопроса решили пригласить в Ставку таких «общественных деятелей», как М. Родзянко, П. Милюков, В. Маклаков и др.
