Тем временем, пока Савинков и Филоненко добивались урегулирования отношений Керенского и Корнилова и, казалось, уже добились этого урегулирования, договорившись о совместных действиях, скрытая липия подготовки заговора развертывалась своим чередом.

Члены Главного комитета офицерского «союза» Л. Новосильцев, В. Сидорин, В. Пронин, Роженко, К. Сахаров, Д. Лебедев и др. активизировали свою деятельность. Эти люди, как мы уже знаем, имели прямые связи с петроградским «Республиканским центром», его военным отделом, «крымовской организацией» и другими про-корпиловскими военными организациями.

Еще в середине августа в Петроград для поддержания прямых контактов между «Республиканским центром» и Ставкой прибыл полковник В. Сидорин. Совместно с руководителем военного отдела «Республиканского центра» полковником Дюсемитьером он распределял между про-корниловскими организациями деньги, получаемые от таких банковских воротил, как А. Путилов, Ф. Липский, А. Вышнеградский, А. Белоцветов и др. На эти деньги шла подготовка к контрреволюционному перевороту в Петрограде, который планировалось осуществить синхронно с подходом к городу корниловских войск. Как часть этой подготовки, из Ставки в Петроград под разными предлогами должны были направиться десятки вызванных с разных фронтов офицеров. Им «разъясняли», что в Петрограде готовится восстание большевиков, арест правительства, резня офицеров; они должны ехать в Петроград, чтобы «смягчить ужасы надвигающихся событий», конкретно — взять под свой контроль мосты, телеграф, банки и т. п. Там им следовало поступить в распоряжение полковника Сидорина, полковника Дюсе-митьера, председателя «Военной лиги» генерала Федорова.

В Петрограде, таким образом, сколачивался ударный кулак, в ходе переворота призванный сыграть роль «пятой колонны». Сигналом для нее должно было стать все то же мифическое «выступление большевиков». Его ожидали с таким вожделением, что в случае, если бы оно задержалось или не произошло, руководители «пятой колонны» готовы были пойти на любую провокацию, вплоть до того, чтобы самим сыграть роль «восставших большевиков». Руководить этой «операцией», по некоторым данным, должен был председатель «Союза казачьих войск» будущий атамап Оренбургского казачества А. Дутов.

По свидетельству одного из руководителей «Республиканского центра» — П. Финисова, примерно к 20-м числам августа подготовка к перевороту казалась завершенной. Предполагалось захватить важнейшие пункты города, «арестовать Смольный» и ждать прибытия войск из Ставки. Затем по указанию Корнилова предстояло изменить состав Временного правительства. Для окончательного согласования в Ставку вызвали руководителей «Республиканского центра». Поехали Финисов и Лип-ский. Они прибыли в Могилев как раз тогда, когда здесь только что завершил свою «согласительную миссию» Б. Савинков. Корнилов принял посланцев «Республиканского центра» немедленно. Присутствовали генералы А. Лукомский, А. Крымов, И. Романовский, несколько полковников из офицерского «союза». Корнилов сообщил, что он только что согласовал свои действия с Савинковым, за исключением кандидатуры генерала Крымова и участия в операции «Дикой» дивизии. «Центристы» посоветовали вызвать в Ставку Керенского, поскольку в офицерской среде против него существует «крайнее озлобление» и дело может кончиться убийством. Пытались они обсудить и вопрос о будущем правительстве, однако Корнилов сказал, что этот вопрос он обсудит позже и по договоренности с Керенским.

На другой день, 25 августа, Финисов и Липский вернулись в Петроград. А воинские эшелоны с частями кор-иуса Крымова и «Дикой» дивизии медленно продвигались к столице. В Петрограде Савинков ждал от Корнилова телеграмму о сроке введения военного положения, а офицеры Сидорина и Дюсемитьера — подхода корниловских войск, для того чтобы в случае необходимости ударить в спину Советам и правительству. Телеграмма Корнилова, но предварительным расчетам, ожидалась 27 августа. Близилась развязка драматических событий, последствия которых могли стать для революции роковыми. Произошло, однако, непредвиденное.

Здесь мы подходим, пожалуй, к наиболее туманному эпизоду истории корниловщины — событиям, приведшим к открытому и внезапному разрыву Керенского с Корниловым. Этот разрыв сыграл очень важную роль в провале корниловского путча. С одной стороны, он, безусловно, содействовал деморализации карательных войск, по приказу Корнилова уже подходивших к Петрограду, с другой — вне зависимости от намерений Керенского способствовал созданию общедемократического фронта, о который и разбилась корниловщина.

Но многие факты, связанные с этим эпизодом, так н не вышли из-за политических кулис своего времени, остались частью айсберга, скрытой под водой. Речь идет прежде всего о деятельности Владимира Николаевича Львова в коротком промежутке между 22 и 26 августа. Она отдает такой детективностыо, такой буффонадностыо, что ее впору назвать «львовиадой»...

В. Львов был человеком, широко известным в «высших сферах». Член III и IV Государственных дум. оп примкнул там к «партии центра», занимавшей место между кадетами и октябристами, и приобрел известность своим участием в антираснутинской кампании. В первом коалиционном правительстве Г. Львова (однофамильца В. ЛБ,вова) он занял пост обер-прокурора Синода. (Надо попутно отметить, что параллельно с карьерой В. Львова все более видную «общественную» роль начинал играть и его брат Николай: в июле 1917 г. он возглавил правую организацию «Союз земельных собственников», объединявшую крупных землевладельцев, активно действовал в «Совещании общественных деятелей».)

Как министр В. Львов ничем особенно себя не проявил. За ним закрепилась репутация довольно легкомысленного, словоохотливого, если не сказать больше, человека. Вместе с тем «обходительность» В. Львова, говоря современным языком, коммуникабельность его характера вызывали к нему вполне доброжелательное отношение. Львов не упускал случая славословить Керенского, что, впрочем, пе уберегло его от отставки. Во второе коалиционное правительство, сформированное в конце июля, В. Львов не вошел. Его сменил профессор богословия правый кадет А. Карташев. Министерская карьера В. Львова оборвалась. Похоже, что после этого он круто изменил отношение к своему бывшему кумиру — Керенскому. Министр иностранных дел М. Терещенко говорил, будто В. Львов после своего ухода из правительства сказал ему: «Керенский — мой смертельный враг». Так или нет, но не подлежит сомнению, что В. Львов искал возможности вновь «играть роль». И случай, казалось, представился...

Не успел еще Савинков, уезжавший в Ставку, покинуть Петроград, как в тот же день, 22 августа, в Зимнем дворце у Керенского появился Владимир Львов. Керенский не мог не принять его: старый знакомый, бывший министр — коллега по правительству. Знал, конечно, Керенский и то, что В. Львов (во всяком случае, через брата Николая) связан с теми кругами, представители которых составляли правую часть Государственного совещания.

Для чего же явился В. Львов? Что же он сообщил Керенскому? Керенский и Львов впоследствии (в показаниях следственной комиссии и в мемуарах) рассказывали об этом с такими акцентами, которые считали наиболее выгодными для себя. Тем не менее можно считать установленным следующее. В. Львов, указав Керенскому на потерю им «популярности» как в рядах «революционной демократии», так и у значительной части правых кругов, поставил перед ним вопрос: согласен ли он, Керенский, войти в контакт с некоей группой «общественных деятелей», имеющих «достаточно реальную силу», чтобы обеспечить ему прочную поддержку справа? В ответ Керенский, естественно, попросил разъяснить, о какой конкретной группе идет речь. Не получив ответа (Львов заявил, что он пока не вправе об этом говорить), Керенский тем не менее сказал, что в принципе он заинтересован в создании правительства, «опирающегося на твердую основу», и практически согласился на то, чтобы В. Львов продолжил переговоры с этой «группой общественных деятелей».