Уже значительно позже, в ноябре 1939 года, Гитлер вспоминал в кругу своих генералов: «В ходе внутренней реорганизации (рейха. — Авт.) я поставил перед собой еще одну задачу: освободить Германию от международных обязательств. При этом должны быть особенно выделены два события: выход из Лиги наций и срыв конференции по разоружению. Принять эти решения оказалось тяжело. Число пророков, предсказывавших, что они приведут к оккупации Рейнской области, было велико, число верующих — очень незначительно. Я провел свои решения, опираясь на народ, который весь непоколебимо стоял за меня. После этого последовал приказ о перевооружении».

Уступчивость Запада объяснялась, конечно, отнюдь не только его легковерностью. Поистине олимпийское спокойствие, которое проявили в это время западноевропейские политики, было вызвано их желанием руками Гитлера расправиться с коммунизмом, натравить нацистов на Советский Союз. Англию и Францию привлекал антикоммунизм фюрера, и, надо сказать, Гитлер ловко использовал эту ахиллесову пяту своих весьма коварных, умудренных опытом противников. И все же легкость, с какой западные державы фактически санкционировали агрессивные акции гитлеровского правительства, неизменно вызывала удивление Гитлера и рождала в нем нечто вроде чувства презрения к государственным мужам западноевропейских стран. Ведь он-то хорошо знал, что создание вермахта было обращено не только против Востока, но и против Запада. В порыве откровенности Гитлер сказал в кругу видных военных еще в феврале 1933 года: «Самым опасным для нас временем будет период создания вермахта. Вот когда мы узнаем, есть ли во Франции государственные деятели. Если есть, они не дадут нам времени и нападут на нас сами…»

Увы, опыт показал, что государственных деятелей, понимавших всю меру фашистской опасности, не оказалось ни во Франции, ни в Англии. Ослепленные антикоммунизмом, они предоставили Гитлеру «карт-бланш». Перевооружение Германии фюрер осуществил без всякого сопротивления со стороны Запада.

Приказ о перевооружении последовал почти сразу же после выхода Германии из Лиги наций. Гитлер дал указание увеличить за год, т. е. к октябрю 1934 года, численный состав армии втрое — со ста до трехсот тысяч. Спустя шесть месяцев он решил пойти еще дальше: оповестил тогдашнего начальника генерального штаба Людвига Бека о том, что не позже 1 апреля 1935 года аннулирует все военные ограничения Версальского договора и введет всеобщую воинскую повинность.[69]

В то же время в Германии в широких масштабах началась милитаризация экономики. Перед промышленностью были поставлены две задачи: создать достаточное количество оружия, причем новейшего образца, для снабжения массовой, многомиллионной армии и обеспечить максимальную независимость Германии от ввоза стратегического сырья и топлива, особенно бензина и каучука.

Во время процесса Круппа и заправил «ИГ Фарбениндустри», состоявшегося в американской зоне оккупации после второй мировой войны, выяснились некоторые любопытные детали практики перевооружения. Так, например, Крупп заявил, что большинство пушек, которые гитлеровская армия применила на полях сражения в 1939–1941 гг. до нападения на Советский Союз, было произведено уже в конце 1933 года. Концерн «ИГ Фарбениндустри» получил в 1933 году задание довести за три года производство синтетического бензина до 300 тысяч тонн в год. К этому времени концерн справился и с другой задачей, поставленной перед ним Гитлером и потребовавшей огромных затрат, — изготовил синтетический каучук (так называемый «буна»).

В начале 1934 года Гитлер приказал приступить к строительству двух линкоров водоизмещением в 25 тысяч тонн каждый — такой тоннаж линкоров в два с половиной раза превосходил разрешенный Германии по условиям Версальского договора. Одновременно в Германию были доставлены по частям 12 подводных лодок, тайно построенных на верфях Испании и Финляндии; фюрер велел до 1935 года хранить их в разобранном виде. Но в дальнейшем подводные лодки строились уже немецкими фирмами в самой Германии.

В начале 1934 года нацистский совет обороны утвердил огромный список предприятий (включая мелкие и мельчайшие), которые должны были перейти на военное производство.

Военная промышленность быстро набирала темпы — производство оружия росло не по дням, а по часам, и вместе с ним росли баснословные прибыли концернов. Монополистам не на что было жаловаться: Гитлер выполнял и перевыполнял свои обещания. Доходы концерна Круппа, например, за два года «мнимого миролюбия» почти удвоились (они составляли в 1933 году 118 миллионов марок, а в 1935 году — 232 миллиона марок); за следующее пятилетие, т. е. до 1940 года, они выросли еще почти в два раза (до 421 миллиона марок). Чистая прибыль концерна «Ферейнигте штальверке» возросла почти в четыре раза (с 6,2 до 21 миллиона марок).

Когда гросс-адмирал морского флота Редер в беседе с Гитлером выразил свою озабоченность в связи с тем, что новая программа увеличения флота потребует мобилизации огромных средств, фюрер быстро успокоил адмирала. «В крайнем случае, — записал Редер слова Гитлера, — он даст распоряжение Лею предоставить 120–150 миллионов марок из средств «Трудового фронта». «Эти средства, — добавил он цинично, — в конечном итоге все равно пойдут на пользу рабочим». Разгромив и ограбив профсоюзы, Гитлер не остановился перед тем, чтобы за счет профсоюзов финансировать рост вооружений!

Конечно, наиболее сложной была на первых порах проблема финансирования гигантской военной программы. Но здесь на помощь фюреру пришел «финансовый гений», т. е. «гений» темных финансовых махинаций Яльмар Шахт. В своей ставке в Растенбурге в 1942 году Гитлер с большим удовольствием вспоминал о финансовых аферах того времени. «Шахт понял, — сообщил он своим слушателям за обеденным столом, — что без миллиардных сумм любая политика германского перевооружения будет выглядеть смешной. Когда речь шла о суммах, до 8 миллиардов марок, он никогда не отказывал в содействии… И он обнаруживал редкостный ум, когда надо было кого-либо перехитрить (вместо слова «перехитрить» Гитлер употребил нецензурное выражение. — Авт.). Благодаря своей непревзойденной способности обманывать он был просто незаменим». И далее Гитлер поведал об одном из самых грандиозных финансовых мошенничеств Шахта: по его совету германское правительство обесценило ценные бумаги Германии (акции, государственные обязательства), хранившиеся в банках других стран. Затем оно тайно скупило эти бумаги по курсу 12–18 процентов номинальной стоимости и вновь продало внутри Германии за настоящую цену. Прибыль от этой махинации составила 80 и более процентов: Гитлер «заработал» на афере с ценными бумагами свыше 250 миллионов марок.

Но в конце концов даже Шахт «пресытился» головокружительными финансовыми трюками Гитлера и ушел в отставку сначала с поста министра экономики, а потом и президента Рейхсбанка. Гитлер оказался куда более «масштабным» и бессовестным обманщиком, нежели Шахт. Вопреки советам всех финансовых экспертов, предсказывавших экономическую катастрофу «третьего рейха», фюрер беззастенчиво увеличивал государственный долг, выколачивая средства для перевооружения. Он играл ва-банк. Вот некоторые цифры, дающие представление об этой авантюре: задолженность Германии составила в конце 1932 года 8,5 миллиарда марок, в 1939 году — 47,3 миллиарда марок (т. е. выросла почти в 6 раз!), а к концу войны — 387 миллиардов марок. Расходы на вооружение за первые два года правления Гитлера достигли около 6 миллиардов марок, а в одном лишь 193 839 финансовом году выросли до 18,4 миллиарда марок. Это составило 58 процентов всех бюджетных расходов Германии.

Мало-мальски сведущим экономистам было ясно, что Германия идет к финансовой катастрофе. Они не учли лишь одного — Гитлер шел к ней сознательно. Перед ним маячила ясная цель — война, а война, говорил он себе, все «спишет». Повторяем, это была сознательная «политика на грани катастрофы» и затрагивала она отнюдь не только финансы, но и всю государственную жизнь в целом.