ПИКОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ Год назад, а может ныне, По дороге на Берлин Ехал Тёркин на машине За нарядом на бензин. С ним была его команда: Полковой шофер-сержант. Газовали два сержанта Получить скорей наряд. Не подумайте худого — Запланировали путь: На обратном рейсе снова В гости к немкам завернуть. Час назад свою подружку Каждый коротко обнял, Потому на всю катушку Жал шофер и газовал. Жизнь в казарме всем знакома — Жить живи, дышать не смей: Ни подруги, ни знакомой, Ни чужой и ни своей. Потому и сердце бьется, Если выйдет из ворот: Будет случай, подвернется — Чью-то долю ущипнет. А сержантам в полк вернуться По приказу надо в срок, Если ж раньше обернуться — Ущипнут еще кусок. Потому неслась машина, Лес мелькал по сторонам… Но вдруг — бац! — и к чорту шина Разорвалась пополам! Тёркин вылез и с опаской На запаску поглядел, И была она запаска Лишь для виду, не у дел. Красной армии привычно Без запасных ездить шин, Выручал всегда обычный Способ хитростный один: Наш шофер большой искусник Всё на свете починять: Плюнет, дунет, латку пустит — И порядочек опять. В этот раз — иное дело: Клеить — значит опоздать, И сказал шофер несмело: — Неужели загорать?! Но, как будто отвечая Им на это, где-то вдруг Появился, наростая, Сзади их моторный звук. Много нужно ли солдату, Услыхав такой ответ: Тёркин сразу к автомату, А шофер за пистолет. Подъезжают. Вроде немцы. Один толстый и седой. Тёркин, взяв на мушку дверцы, Подает команду: — Стой! Толстый в ярости выходит, Красный, злющий, что твой бык, И такое вдруг заводит, Что аж страшное выходит — Оказался Вильгельм Пик! Тёркин — новую команду: — Хоть ты Пик, а не пищи! А потом уже сержанту: — Шевелись! Давай ключи! Пик попятился в машину, С перепугу замолчал, А шофер тотчас резину И колеса даже снял. Заменил свое чин-чином, Погрузился, а потом Говорит с лицом невинным: — А кого мы, Вася, ждем?.. И как-будто с сожаленьем, Головой сержант поник: — В пиковое положенье Влип геноссе Вильгельм Пик. А потом — с другой заходит; Призадумавшись на миг, Говорит с поклоном вроде: — Загорай, товарищ Пик. Власть советскую ты, шкура, Устанавливаешь здесь, Так вот это, знай, в натуре Власть советская и есть! ТЁРКИН СЛУШАЕТ РАДИО Как-то под вечер до срока Возвращался Тёркин в полк, И, как-будто ненароком, Повернул немного вбок. Повернул к знакомцу-другу, К дому немца одного, Что услугой за услугу Выручал не раз его. В увольнительной имелось Час до срока с небольшим, А ему давно хотелось Делом заняться одним. Делом правильным и нужным, Скажем прямо — не простым, Невозможным для послушных, Для трусливых и недружных, А наш Тёркин — был иным. Одним словом, Тёркин вскоре В доме немца заседал, Дверь держали на запоре, Чтоб никто не помешал. Молчаливый, что твой скромник, В руку-горсточку курил, И, ссутулившись, приемник Он внимательно крутил. Где-то скрипка, где-то пенье, Повернул еще — трещит, И вдруг слышит: — Говорит Радио «Освобожденье». Тёркин ближе к аппарату, Ухом влип в него сержант, Объявляют: — Про солдата, Имя: — Тёркин-оккупант. Тёркин ахнул — что такое?! Непонятное уму — Про него же, про героя Сыпет радио ему! Тёркин, стой! Дыши ровнее, Тёркин, сердцем не части! Тёркин, слышишь? Чтоб вернее, Слева звуку подпусти. Тёркин, Тёркин, что с тобой? Скажем откровенно: Славы ты не ждал такой Необыкновенной. И не то, чтоб ты впервой С нею повстречался… Словом, Тёркин, наш герой Малость растерялся. Знать, не только на войне Был со славой дружен, Ты теперь уже вдвойне Родине, знать, нужен. Чтоб никто в стране не знал Про тебя, такого, Кремль поэту приказал — О тебе ни слова. Как обманут властью был, Как теперь живется… Но выходит: только б жил, А поэт найдется. Только б жил не просто так — Подхалимом серым, А чтоб был во всём мастак, Правильным и смелым. Но когда услышал Тёркин, Что победу не сберег, Подавился от махорки Дымом, ставшим поперёк. — Вот те на, брат, удружили! Голос снова поднасел: — Что же это ты, Василий, Прозевал, недосмотрел? Потемнел с лица мой Тёркин От обиды от такой, Повернулась слава горькой, Оборотной стороной. — Вот ты как! Корить солдата! Не суди, брат, ты не Бог, Это я-то виноватый? Хорошо. А что я мог? Что я мог, ведь он — Усатый Обманул не только нас, Но меня, скажу, — солдата Обманул в последний раз. Я согласен и не спорю, Что войны милее жизнь, Ну, а жизнь-то стонет морем, В дамбу власти упершись? Спору нет — построить кран бы, И не бомбой, не войной Отодвинуть эту дамбу С нашей родины долой. Я — любитель мирной жизни, Воевать хотя мастак, И войны своей отчизне Не желаю я никак. Но, а если взять серьёзно, Что я сделаю с Кремлем: Сталин рано или поздно Доиграется с огнем. Вот тогда мы и рванемся, Живы будем — не помрем, И к себе домой вернемся, Что отняли — отберем. А пока на этом свете Мне не стоит умирать: Я одной политбеседе Всех учу — не унывать. Ты ж для большего порядка, Чтобы действовать вдвоём, Всем рассказывай, как сладко Мы под Сталиным живем: Что изведано горбом, Что исхожено ногами, Что испытано руками, Что мы видим здесь в глаза, И о чем у нас покамест Вслух рассказывать нельзя. Потому что у солдата Адресатом белый свет. Кроме радио, ребята, Близких родственников нет. |
