Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Понимаешь, Дима, неприятное дело у нас, — заговорил Губанов, не ожидая расспросов. — План мы не выполняем, в прорыве рудник. Золота в руде будто меньше стало. Заседаем, обсуждаем, гипотезы придумываем. Комиссия к нам приехала из Северска, у нее свои предположения. А я слушаю всех по очереди и думаю: не по твоей ли это части?

И Губанов подробно рассказал другу о работе рудника, о своих наблюдениях и сомнениях.

— Выводы делать рано, — выслушав Губанова, сказал Ильичев. — Но предположения у тебя реальны.

— Значит, ты нам поможешь?

— Помогу.

— Я и не сомневался, — обрадовался Губанов.

Он вышел в коридор, где висело его пальто, и вернулся с бутылкой шампанского.

— Вот! Другого ведь ты не пьешь, знаю.

Осторожно, без шума открыв бутылку, Губанов налил искристую жидкость в бокалы:

— За нашу дружбу!

Губанов и Ильичев сдружились недавно, как-то сразу и навсегда.

Сближала их любовь к музыке и бесконечное уважение к книге. И познакомились они даже на читательской конференции.

— Скажи, Дима, — заговорил Губанов, пододвигая поближе свой стул и ставя поудобнее ногу, — почему ты стал милиционером? Музыку понимаешь, образование у тебя хорошее, книг осиливаешь столько; читал бы лекции, дальше учился, а ты в милицию...

— У каждого свое, — попробовал отшутиться Ильичев. — Без всего этого, — он обвел рукой комнату, — из меня настоящего работника милиции и не вышло бы!

— Нет, ты все-таки скажи, — настаивал Губанов. — Ты мне теперь друг, через тебя я стал всю милицию уважать, но все равно объясни, как тебя занесло в милицию?

— Ладно, расскажу. Только интересно ли?

— Интересно. Говори.

Дмитрий задумался.

— В армии я был, служил уже последний год. Как-то, помню, увольнительную получил, билет взял в филармонию на хоры, самый дешевый. Слушал Шестую симфонию Чайковского. Музыка небесная. И настроение после нее такое, что хоть пой на улице от восторга. А тут... она.

— Девушка?

— Девушка, конечно! Тоже с галерки, и глаза у нее, вижу, горят, как, наверно, и у меня.

— Красивая?

— Нет, не так красивая, как хорошая! Ясная вся, простая... Провожал я ее часа два, не смейся: жила она далеко.

Запомнил дом. Квартиру она сама сказала. Обещал зайти. Когда распрощались, слышу, по радио так вежливо говорят: «Спокойной ночи, товарищи! Спокойной ночи!»

А мне через весь город топать, и срок увольнительной уже истек. Транспорт в ночную пору почти не ходил, так я вышел на середину улицы и — форсированным маршем: сто метров шагом, сто — бегом.

— Прости, но при чем же здесь милиция?

Человека преследует тень - img_4.jpg

— Вот тут и началась моя с ней дружба... Слышу, машина сзади идет. Грузовая, с огромной скоростью. Обернулся — фары «газика», а сзади пляшет свет мотоцикла. Несутся как сумасшедшие. «Погоня, — думаю, — убегает кто-то на грузовой!» Размышлять тут некогда, интуиция сработала; расставил руки — и навстречу автомобилю. Шофер тормознул, машина вильнула в сторону и, проскочив мимо меня, опять полный ход набирает. Успел я только двумя руками за борт ухватиться. Забросило меня в кузов или сам прыгнул — не знаю. Тогда уже начал спокойно соображать. Снял шинель, подполз на четвереньках и, перебросив ее через кабину, аккуратно так ветровое стекло шинелью завесил.

Машина сразу остановилась: не видно ничего впереди.

— Ну и молодец!

— Мне так и милиционеры тогда сказали, которые сзади на мотоцикле гнались. Они сразу с двух сторон к кабине: «Руки вверх! Слезайте, граждане, приехали!»

Я им помог двоих, что в кабине были, в отделение доставить. А когда к себе в казарму добрался, уже рассветало. Меня, конечно, сразу на «губу». Первый раз за всю службу.

На другой день дежурный по гауптвахте газету вечернюю показывает. Написали там, что неизвестный солдат, рискуя жизнью, помог милиции задержать двух опасных преступников. И название заметки: «Неизвестный герой». Я дежурному и говорю: «Так это ведь я, Димка Ильичев!»

Тот от меня бегом к командиру...

Пригласил меня тогда начальник городского отдела милиции, которому всю эту историю рассказали, долго водил по своему музею, а потом и предложил после армии идти в милицию работать. И показалось мне тогда дело это таким интересным, умным, что я сразу решился.

— И не ошибся?

— Нет! Сколько бы раз ни выбирал — так же решил бы!

Позднее учился в специальной школе, потом приехал на Дальний Восток.

— А та девушка как же?

— А та девушка... сейчас из кино придет, — с улыбкой закончил рассказ Ильичев.

— Вот оно как обернулось! Тогда, конечно, жалеть не о чем. Повезло тебе, Дима.

— Нет, совсем не прав ты, Василь Михайлович. Главное направление я верно выбрал — и в работе и в... семейных делах.

— Ну, ладно-ладно, не обижайся. Знаешь ведь, уважаю и тебя и Симу крепко. Бог с ней, с твоей милицией, раз тебе по душе. Любишь свое дело, глаза у тебя горят, когда о нем говоришь. А это главное.

Губанов встал, подошел к Ильичеву, обнял за плечи.

— Прости, я мужик, Дима, хоть и инженер, душа у меня простая, грубая. Так что извини, если сказал не то...

— Что ты, Василь Михайлович, все верно сказано, обижаться не на что.

— Пожалуй, мне пора. Сима придет из кино, обними ее от моего имени. А дочке вот шоколадку отдашь. Да скажи, что от дяди Васи!

— Есть, сказать от дяди Васи! — весело отрапортовал Дмитрий и хотел что-то добавить, но резко зазвонил телефон, и он взял трубку.

— Ильичев слушает... Да-да, узнал... Говори, я пойму... Что-о?! Повтори еще раз... Все ясно. Откуда? Знаю, раз говорю. Ты выезжай, а я иду в отдел, там поговорим.

Ильичев повесил трубку и повернулся к Губанову. Заговорил медленно, будто нехотя:

— Вот как получается... Вовремя ты ко мне приехал. Сейчас звонил от вас начальник ОБХСС. Только что закончилась съемка золота. Опять килограмм металла недобрали.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Новый дробильщик сразу всем понравился. Он был весел, трудолюбив, охотно соглашался после смены помочь, если шла крупная руда и ее не успевали пропустить через пасть камнедробилки. Не скрывая своего невежества в вопросах извлечения золота, бродил по фабрике, задавая всем самые неожиданные вопросы. Умел он слушать людей и сам вечно держал наготове острую меткую шутку. Оказалось, что он любит музыку и даже пробует писать стихи. Узнав, что душ на фабрике часто портится, а начальник жилкомхоза Попов не может его наладить и обижается, если об этом говорят на собрании или в рудкоме, новый дробильщик моментально подобрал на пианино в красном уголке мелодию и под общий смех пропел вошедшему Попову куплет:

Что ж ты можешь, Попов, ожидать,
Провожая клиента немытого?
Будут жалобы только от нас,
А на большее ты не рассчитывай!

На третий день уже каждый рабочий фабрики считал новичка своим другом, а группа демобилизованных солдат — ватага хороших парней-комсомольцев, приехавших на Север год назад, — усиленно переманивала его в свое общежитие, обещая сохранить старшинское звание, которое новичок, по его словам, носил в армии.

В субботу он сам предложил начальнику фабрики свою помощь в проведении очередной так называемой генеральной съемки золота, предусматривающей разборку механизмов и снятие крупных деталей бегунных чаш, в которых дробится руда. Такие съемки проводили обычно раз в месяц, их старались приурочить к концу очередного отчетного периода, потому что каждая генеральная съемка давала дополнительно два, а то и три дневных плана по золоту.

Новичок старался больше всех: первым подставлял плечо под самые тяжелые броневые плиты, не боялся серых холодных брызг, которыми окатывали ремонтников уходящие в отвалы эфелей «хвосты» — истертая в порошок порода, растворенная в воде.

4
{"b":"237640","o":1}