На работе дела тоже не шли хорошо. Мой новый работодатель «Леман Бразерс», как я довольно быстро понял, оказался совсем не таким солидным, как представлялось со стороны. Здесь и следа не было сравнительно высоких стандартов дома «Голдман Сакс». Клиент тут был лишь дойной коровой, и если необходимо, корову можно было забить на мясо. Здесь имел значение только быстрый успех, который стимулировали бонусами. Что будет после этого, никого не интересовало. Средняя продолжительность пребывания менеджеров на фирме, по моему впечатлению, составляла примерно один год. Я вспоминаю об одном крестьянине из Восточной Фризии, который по совету убедительного молодого брокера разместил 300 тысяч ДМ для спекуляций на фьючерсной бирже. Тот и не подумал сказать клиенту о возможных рисках. После того, как крестьянин потерял все, он подал иск против банка. Мне пришлось посещать его с нашим фирменным адвокатом, чтобы, в конечном итоге, уладить дело компромиссной сделкой. Интриги и мошенничества были там в порядке вещей. Но я все‑таки продержался в «Леман Бразерс» более трех лет. Однако в 1994 году я снова вернулся в «Голдман Сакс» и принял во Франкфурте руководство отделом управления имуществом. В Лейпциге я занимался, кроме того, несколькими объектами недвижимости.

Однако, между тем, мое прошлое стало общеизвестным. После моего легкомысленного выступления по телевизору как биржевого эксперта средства массовой информации вцепились мне в пятки. Последовали многочисленные статьи, в том числе в 1992 году серия статей в «Шпигеле». Затем я сам давал множество интервью и принимал участие в общественных дискуссиях, где речь шла о раскрытии истории Штази. Как раз в то время были открыты досье госбезопасности. В довольно закрытом банковском мире на это взирали без всякого удовольствия, и таким образом моя финансовая карьера во Франкфурте закончилась в 1996 году.

Тем временем один мой прежний коллега основал маленький инвестиционный банк в Венгрии и пригласил меня на работу. Итак, я поехал в Будапешт. Все же скоро эта профессиональная перспектива пошла прахом, так как один крупный немецкий банк предложил моему другу огромную сумму за предприятие и проглотил его банк. Последовавшее затем мое участие в венгерской брокерской фирме оказалось полным провалом. Меня просто обманули. Впрочем, это была, в конечном счете, моя вина, мне следовало быть внимательней. Но с той поры я едва держался на плаву с помощью пары мелких сделок с недвижимостью.

24 августа 1997 года, на мой пятидесятый день рождения, я в одиночестве сидел дома, телефон был отключен. Моих наличных денег как раз хватило на пару бутылок красного вина. Я как раз решил завершить эту часть моей профессиональной жизни. Я продал свою маленькую долю, которой еще владел в берлинском офисном здании, на следующий день. Она принесла мне еще 25 % ее первоначальной стоимости. Теперь я хотел попробовать себя в реальной экономике.

Рабочая группа BKK (Сектор коммерческой координации)

Берлин, 4 января 1990 г.

Информация

О предателе ШТИЛЛЕРЕ, Вернере (бывшем сотруднике Главного управления разведки)

22.12.1989 около 18.40 Штиллер впервые после своей измены известил о себе по телефону неофициальному источнику. Он сообщил, что получил номер личного телефона от бывшей общей одноклассницы ***. Это изложение Штиллера позднее было подтверждено в беседе между *** и источником.

Штиллер по оценке источника интересовался преимущественно номером телефона или адресом проживающего в Лейпциге ***. Ввиду разрушенного в Лейпциге строительного имущества основание частных строительных предприятий могло бы иметь благоприятные перспективы, что дало бы шанс для ***, который, как известно, занимался строительством.

Источник не мог назвать Штиллеру номер телефона ***, но предложил узнать его до следующего телефонного разговора со Штиллером.

Штиллер сообщил, чтобы он живет в Америке, а также и звонит оттуда, что после его измены он еще раз прошел настоящее обучение и сейчас успешно работает в области компьютерной техники.

Летом 1989 он, по его словам, впервые был в Берлине (Западном), чтобы встретиться с матерью и сестрами. Он там также охотно вступил бы однажды в контакт с источником.

Штиллер пытался разузнать мнение источника об общем и политическом положении в ГДР и интересовался точным жилым адресом, деятельностью и партийной принадлежностью источника. По воспоминаниям Штиллера источник всегда был человеком, очень критически оценивавшим все происходившее в ГДР, и потому он должен был бы быть доволен современной ситуации в ГДР. Штиллер считал, что он сам также кое‑что сделал для этого и сегодня рад, что тогда так сильно рисковал.

Далее Штиллер упомянул, что он был приговорен к смерти в ГДР и проверяет в настоящее время с помощью адвоката свою конкретную юридическую ситуацию.

На реплику источника, для кого Штиллер задает вопросы, он возразил, что уже давно больше не занимается вообще такими вещами и, как он уже упоминал, на протяжении пяти последних лет работает в области компьютерной техники.

В нескольких моментах в беседе, когда источник возражал ему в мнениях и изложениях, Штиллер реагировал, исходя из того, что источник не обязан был бы с ним говорить и мог бы закончить беседу.

Источник был ориентирован на продолжение контактов со Штиллером.

Подписано: Хербрих

(BStU, MfS, AG BKK 944, Bl, 4f.)

В девяностые годы я не только восстановил свои частные контакты в Восточной Германии, но и попытался побеседовать с бывшими коллегами. Мне было любопытно, что произошло после моего перехода, и хотелось также узнать, что стало с тем или с другим, как они теперь воспринимали ГДР, оглядываясь в прошлое.

Самая удивительная встреча у меня была, пожалуй, с генерал — лейтенантом Гюнтером Кратчем. Он как шеф контрразведки отвечал за расследование моего побега и поиск места моего пребывания на Западе. Журнал «Штерн» устроил в 1994 году наше совместное интервью: охотник и его бывшая мишень мирно сидели рядом. Кратч довольно ясно выразил свою позицию: — Естественно, МГБ следило за народом, а также совершало другие беззакония, но я верил в правоту нашего дела. Я был простым рабочим мальчишкой из Саксонии, для которого в 21 год открылась перспектива профессионального роста. В возрасте тридцати лет я был уже начальником отдела в министерстве в Берлине. Я полностью концентрировался на моем круге задач, а именно, на контрразведке. И это ведь было законное дело, подобные структуры существуют в любом государстве.

Мы тогда в довольно спортивном духе обменялись опытом: они с большим усердием всеми силами меня искали, а я постарался умело от них убежать. Кратч подробно описывал, что они делали и как вышли на мой или на наш след. Это началось с обнюхивания писем, отправленных с востока на запад, так как профессионалам было ясно, что письма с предварительно подготовленными «маскирующими» безобидными текстами попадали в ГДР через тайники, и как бы они не были запаяны, если им приходилось длительное время лежать во влажной земле, то они, как правило, впитывали влагу.

Следующим признаком была дата на письмах. Так как Федеральная разведывательная служба не знала, когда соответствующее письмо будет послано на запад, агент должен был поставить дату только незадолго до отправления. Тогда, естественно, дата получалась написанной другим почерком, чем заранее подготовленный «маскирующий» текст самого письма. Теперь опытный контрразведчик мог легко при проверке вынюхиваемых и открытых писем установить существование расхождений между почерками, которыми были написаны текст и дата. Только цифры даты включались в коллекцию образцов почерка для поиска. Потом следовало проявление написанного тайнописью текста, который существовал, как правило, только в виде групп пятизначных чисел. В нашем случае контрразведчиков очень удивило то обстоятельство, что цифры в зашифрованном письме и цифры в дате «маскирующего» письма были написаны разными почерками. Из этого они сделали правильный вывод, что в деле замешаны два человека.