— Леша, где крупа? Ты ее выкинул?

— Нет, что ты, она еще хорошая была. Я из нее кашу для Теодора сварил. Ты знаешь, ему так понравилось. Всю съел, живот надулся, как мячик.

— Когда?

— Что “когда”?

— Ты его кормил?

— Да вот буквально за полчаса до твоего прихода. Только поел, практически. Спит сейчас. Хозяйка-то ведь так и не объявилась.

— Запрос Гришка отправил, сейчас ее ищут лучшие люди российской милиции. Леш, скажи, у нас есть слабительное?

— Что?? — уставился на меня мой драгоценный.

— Слабительное. Знаешь, что это такое?

— Знаю, конечно. Но зачем? У тебя… проблемы?

— Ага, — кивнула я головой, не вдаваясь в подробности. Не до того мне сейчас было. Завтра с утра в моем кошельке должны лежать камни в количестве семи штук. Интуиция недобрым голосом шептала, что это вопрос жизни и смерти. — Тащи все, которое есть.

Лешка послушно отправился за аптечкой, а я посадила и правда заметно потяжелевшего Теодора на колени. Господи, сколько же каши он ему скормил!

Это была самая неромантичная ночь в моей жизни. Почти до утра мы с Лешкой по очереди держали Теодора над горшком. Несчастный поросенок, наверное, проклял тот день, когда впервые увидел овсянку, и я подозревала, что отныне он будет биться в конвульсиях при одном только виде геркулесовых хлопьев.

Лешка долго не мог понять, какая блажь приключилась со мной. Ему было почти плохо от страха за мою психику. Но еще хуже ему стало, когда он увидел первый камень.

— Э-э-э… это что? — дрожащим голосом спросил любимый, когда я выложила на кухонный стол отмытый бриллиант.

— Камень. Ничего такого, просто горные хрусталики.

— Настя-а-а, я видел горные хрусталики. Они совсем другие. Это что, бриллианты?

— Я тебе потом все расскажу, — отмахнулась я, продолжая копаться в содержимом горшка. Было в этом что-то глубоко символичное.

Когда на стол лег последний, семнадцатый камень, Лешкино лицо приблизилось по цвету к белоснежному потолку.

На этом можно было бы и завершить, но слабительное продолжало свою работу. Обессилевший Теодор уже не мог сам ходить к лотку, и его приходилось носить в клозет через каждые пять минут.

— Господи, что у вас такое творится? — в ужасе завопила Марго. Живая и невредимая, она стояла на пороге квартиры как ни в чем не бывало. В халате и тапочках.

—А-а-а-а… ты откуда? — робко поинтересовалась я.

— От верблюда, — лаконично ответила тетя и деловито прошла в ванную, где на резиновом коврике стонал сотрясаемый спазмами Теодор.

— Господи, деточка моя, лапочка, заинька, солнышко, — схватила она на руки поросенка, — что эти уроды с тобой сделали? Настя! Отвечай честно! Ты поила его молоком?

— Да, — ловко вставил Лешка, — извините, так уж вышло. Это я оплошал.

Марго разъяренной кошкой набросилась на него и, наверное, убила бы, но я вовремя подставила ей подножку, и вместе с Теодором они приземлились на пол. И заплакали. Оба. Проклиная себя за черствость, я кинулась утешать парочку. Лешка активно помогал мне, ласково поглаживая то Марго, то Теодора.

— Господи, — всхлипнула Марго, — как же хорошо, как же здорово!

— Что-то не поняла, — испуганно отстранилась я от Маргоши, — что именно здорово?

— Здорово, когда проблема с животом — самое серьезное, что может приключиться… ииииииии……

Дурдом. Оказалось, что Марго нашла счастье всей своей жизни. И не в каком-то там брачном агентстве, а буквально двумя этажами выше. Это был наш новый сосед Кузьма. Он заселился несколько дней назад и постучался к нам то ли за молотком, то ли за дрелью. Но, увидев Марго, забыл про все на свете. Она буквально сразила мужика своей неземной красотой. И она, как была в халате и тапочках, так и ушла вместе с ним. Это была сокрушительная любовь с первого взгляда. Тетка отчего-то дико стеснялась приключившейся с ней страсти и долго не могла прийти с покаянной.

— Только, Насть, ты, конечно, извини, но все-таки я не поняла, зачем ты покусала Кузьму?

— Погодка-то разгулялась, а?

Кого не люблю, так это разговорчивых таксистов. Как-то раз судьба подарила мне работу в славном городе Киеве. Мне нравилось там все — и степенные хитроватые люди, и упоительная местечковость, и огромные каштаны, и драники с поджаркой из грибов в уютных харчевнях, и даже киевские наглые кошки, которые норовили на лету разодрать пакет с сосисками. Но таксисты… Это что-то. Когда, измотанная до предела, я возвращалась домой, молила покровителя только об одном — чтобы он послал мне молчаливого водилу. Увы, проще было просить полцарства и коня в придачу. Но сейчас ни к чему не обязывающий разговор был даже в радость.

— За час доедем? — спросила я разговорчивого мужика. Лет пятидесяти, весьма справный, как говорит моя бабушка, внешне, он был для меня в эти минуты якорем, удерживающим в реальности. Такие мужики по осени непременно ходят за грибами, а зимой часами сидят на морозе с донкой в руках. По субботам они ходят в баню, а потом под стопочку едят сытный домашний обед. Они никогда не становятся богатыми, но в кубышке у них всегда припрятано на черный день, и шуба у жены есть, и дети ни в чем не нуждаются, а старая теща, хоть за глаза и ругает зятя, а все одно — не нарадуется. У них все как у людей. Конечно, понятие “как у людей” сегодня сильно размыто, но в минуты полного душевного раздрая меня всегда тянет к корням, к деревенской простоте и ясности.

Таксист пообещал, что через час непременно будем. По инструкции до нужной станции метро мне требовалось доехать именно на такси. И никак не позже обозначенного времени.

— Торопитесь куда? — закуривая едкую сигаретку, спросил мужик.

— Да, не люблю опаздывать.

— Это правильно, хотя по московским дорогам загадывать сложно. Вчера с женой в оптовый магазин поехали, так встали на три часа. Она уж мне всю плешь проела, будто я виноват. Авария приключилась, вот и встала трасса. Вы, женщины, любите перекладывать с больной головы на здоровую, потому и живете долго.

— Это кто как, — философски заметила я.

— Оно конечно. Какая судьба. У нас вон соседка молодая преставилась, такая напасть приключилась — с полюбовником в машине ехала, и колесо на скорости сорвало. Оба всмятку. С другой стороны, так чтобы совсем на пустом месте, не бывает ничего. У всего есть первопричина. С соседкой-то все просто — загуляла, сама себя фактически и угробила. А бывает, вроде и нет никакой причины, нет за человеком греха, а наказывает его Господь. Но если покопаться как следует, то наверняка в прошлом начудил. Или, может, только задумал начудить. А ему раз — по башке! Не шали, мол. Так в былые времена жен били — для острастки.

— Ну!.. Не те сейчас времена…

— Времена-то не те, а вода как замерзала при нуле градусов, так и замерзает.

Мужик прикурил вторую сигаретку и с кайфом затянулся. Он, видимо, был из категории философов и сейчас со всей душой отрывался, сев на любимого конька да еще найдя такую благодарную слушательницу.

— Вода — да, а люди изменились, — подбодрила я его.

— Не так чтобы сильно. Чем жив был человек триста лет назад, тем и сейчас живет. Воздух, вода, хлеб, бабы, водка для веселья, дети. Тут особо не намудришь. Ну езжу я сейчас не на кобыле, а на “жигулях”, но, если разобраться, я делаю по сути то же самое, что и дед мой, и прадед делал, — живу, продолжаю род, обустраиваю жизнь.

Какие золотые слова, подумала я. Ну ей-богу, иногда пожалеешь, что венцом положительных мутаций рода Голубкиных стала замороченная на всю голову Настя. А доила бы сейчас коров, пекла бы хлеб, валялась бы на сеновале с конюхом, глядишь, была бы куда счастливее.

— Слушайте, а как это мы так странно едем? — спросила я, внимательно разглядев пейзаж за окном. У меня было смутное подозрение, что едем мы в прямо противоположную от нужной мне точки сторону.