Окончательно опечалившись, он отпил ещё пива. Тёмная жидкость имела густой, плотный, отчётливо хлебный вкус, сдобренный особой сладкой горчинкой. Ничего более подходящего к жирной рыбе придумать было поистине невозможно. Коренга подумал о том, что у него дома гостю в первую очередь дали бы хлеба. Доброго ржаного хлеба, лучше и вкуснее которого, по мнению веннов, ничего не могло быть… Потом он вспомнил сегванское присловье о голодном годе, вычитанное всё в той же книге-всезнайке. Было, дескать, так мало зерна, что не удалось даже толком наварить пива. Воспоминание оказалось очень полезным. Коренга мысленно махнул рукой на вполне возможные завтрашние неприятности – до завтра ещё нужно дожить, что о нём загодя переживать! – и решил считать пиво не хмельным напитком, а чем-то вроде хлеба. От которого, как всем известно, человеку не бывает и быть не может беды.

Рассудив так, Коренга приготовился в охотку осушить пузатую кожаную кружку… И тут же в который раз вспомнил о своём нечаянном попутчике. И о том, что тот наверняка был гораздо голоднее его. Раз уж он попытался украсть припас Коренги, значит, не имел своего. И, получалось, уже третий день совсем ничего не ел.

«Вот ведь незадача! – вздохнул про себя Кокорин потомок, предчувствуя новый спор с совестью и заранее зная, что этот спор ему опять суждено проиграть. – Я ещё и кормить его должен за то, что он у меня хотел тележку отнять, а самого небось и убил бы, если бы не Торон?..»

Ответа не было. Почему-то на подобные вопросы никогда не находится готовых ответов.

Между тем Сквиреп Чугушегг не торопился покидать скамью гребца, на которую присел послушать «враньё» безногого венна. Он лишь несколько раз оглянулся на дочь. Эория наравне с другими молодыми сегванами исполняла обычную морскую работу: тянула тугие снасти, переставляла и увязывала длинные шесты, что распирали нижние углы широкого красно-жёлтого паруса. Работа требовала немалой силы, а ещё больше – сноровки. Того и другого Эории было не занимать. Кунс и не то чтобы присматривал за тем, хорошо ли трудилась молодая воительница. Если Коренга что-нибудь понимал, Чугушеггу не терпелось поделиться с нею тем важным, что осенило его под конец услышанного рассказа. Однако кунс себя сдерживал. Успеется небось.

Покуда Коренга маялся неразрешимым вопросом, угощать или не угощать мало не убившего его голодранца, кунс неожиданно ему с этим помог.

Он слегка передвинулся на скамье и ткнул ногой прятавшегося под шубой крадуна.

– Ну-ка, – сказал он, – а ты, расписной, какими побасёнками нас порадуешь? За складное враньё мы и тебя, пожалуй, покормим да на берег отпустим!

Ответа не последовало. Кунс нахмурил кустистые брови.

– Ты, парень, говорить-то умеешь?

– Добрый господин мой… – еле слышно долетело с палубы. Воришка чуть высунул голову наружу, но глаз поднять не посмел. – Пощади…

Коренге захотелось скривиться. Так вели себя трусоватые деревенские шавки, когда могучий Торон всё-таки оборачивался на их брехливые наскоки с намерением посчитаться. Так однажды в большом торговом погосте на глазах у Коренги повёл себя нищий, уличённый собратьями в двурушничестве, сиречь в том, что протягивал за подаянием обе руки вместо одной. Сбитый наземь, тот человек съёжился под ударами в негромко хнычущий комок, который даже озлобленным его нечестностью попрошайкам очень скоро сделалось противно пинать. Вспомнив об этом, Коренга был готов брезгливо скривиться, но всё-таки удержался.

«А я-то сам достойно ли повёл бы себя, прижми меня жизнь, как прижала этого малого?..»

Сквиреп Чугушегг, кажется, готов был в сердцах наградить крадуна пинком, которого тот и ждал, но тут Коренга снова встрял не в своё дело, сказав:

– Не сердись на него, достойный кунс. Его на галирадском торгу какие-то люди за деньги показывали обнажённым в палатке, выдавая наколки на его теле за самородные письмена. Я сам слышал, как кричал зазывала, именуя его «живым узорочьем» и суля награду разумнику, который сумеет разгадать эти письмена! Не суди строго того, кто вынес подобное унижение. Ещё бы ему не бояться людей, и в особенности таких властных и могущественных, как ты!

– А я слышал, будто вы, венны, не только превеликие упрямцы, но и завзятые молчуны, – бросил кунс раздражённо, и Коренга успел испугаться, не перешёл ли он границы дозволенного и не выйдет ли ему боком стремление жить в ладу с собственной совестью. Однако Чугушегг ничего более не добавил. Рывком встал и, уйдя на нос корабля, подозвал к себе Эорию.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.