Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Устремления таких людей были подавлены после Гражданской войны благодаря установлению жестокой диктатуры партии большевиков. И хотя в самой партии копошилось немало паразитических элементов, они вынуждены были подчиняться суровой партийной дисциплине. Им приходилось юлить, притворяться, приспосабливаться, и от этого они становились едва ли не самыми убежденными, хотя и скрытными, врагами советской власти.

Второй революционный период «горби-ельцинизма» был сравнительно мирным, почти бескровным, сам по себе не сопровождавшийся миллионами жертв и разрухой. Однако последствия его оказались губительными для общества. Потому что в стране власть захватили казнокрады, предатели, спекулянты, воры в законе и вне закона, мошенники от финансов и от поли ти ки…

Все это осуществлялось под дымовыми завесами борьбы за свободу предпринимательства и прессы, за права человека, гуманистические идеалы и цивилизованное государство. Возникло государство, построенное на лжи, все устои которого разъе дены лжой, как ржой. Честные предприниматели оказались банкротами, пресса – продажной, народ – бесправным, государство – криминальным. И это – не эмоциональные характеристики. Каждую из них можно подтвердить огромным множеством фактов.

…Вспоминается 22 августа 1991 года, бурное ликование московской интеллигенции по случаю победы ельцинистов (ельциников?). Были радостные митинги и демонстрации по случаю свершившейся бескровной революции.

Тайны смутных эпох - any2fbimgloader79.png
«Нестреляет, незвонит, нецарствует». Карикатура Д. Моора. Февраль 1917 г.

Один из авторов этой книги в утро того дня оказался свидетелем символического эпизода: в одну из частных лавочек вошел молодой человек и громко сказал скучавшей продавщице: «Мы победили!» Действительно, они победили.

«Между тем обреченная на гибель русская интеллигенция торжествовала Революцию, как свершение всех своих исторических чаяний. Происходило трагическое недоразумение: вестника гибели встречали цветами и плясками, принимая его за избавителя. Русское общество, уже много десятилетий жившее ожиданием революции, приняло внешние признаки… за сущность события и радовалось симптомам гангрены, считая их предвестниками исцеления. Эти месяцы были вопиющим и трагическим противоречием между всеобщим ликованием и трагической действительностью. Все дифирамбы в честь свободы и демократии – все митинговые речи и газетные статьи того времени – были нестерпимою ложью…»

Это уже выдержка из записей М. Волошина, относящихся приблизительно к началу 1918 года. И в те давние, и в недавние времена наименее понятливой частью общества оказалась интеллигенция. Она привыкла питаться иллюзиями, заниматься самообманом, при этом не забывая прислуживать имущим власть и капиталы. В первом случае (февраль 1917-го) внешними признаками, ее обманувшими, Волошин назвал такие: «падение династии, отречение, провозглашение республики». Во втором (август 1991-го) это были: падение господства КПСС, свержение правительства СССР, арест членов ГКЧП. Хотя фактически произошел развал СССР, а к власти пришли демагоги, казнокрады и дельцы теневой экономики, – буржуазные элементы в верхах КПСС и вне ее.

Впрочем, эти два смутных периода более обстоятельно проанализированы в отдельных главах. Однако приходится помнить, что и тем и другим событиям посвящено огромное количество разнообразной литературы: от свидетельств очевидцев и хроник до аналитических исследований. Мы не можем претендовать на более или менее полный обзор и обобщение всех этих чрезвычайно разнородных и преимущественно субъективных сведений.

ПРЕДРЕВОЛЮЦИЯ

Предреволюционные месяцы 1916-1917 годов в мемуарах современников обычно характеризуются как тревожные, пронизанные ощущением надвигающейся трагедии. Однако не всегда можно определить, когда возникло это ощущение: до или позже февральских событий. Человеческая память выборочна и подвержена воздействию эмоций. После того как грянул 1917 год и затем началась Гражданская война, многие события предшествующего времени стали выглядеть по-иному, осмысливаться по-новому, так что вспоминалось не все, а преимущественно негативное, соответствующее последующей катастрофе.

Тем интересней обратиться к свидетельствам, которые относятся непосредственно к этим дням и были тогда же обнародованы. Вот некоторые выдержки из интересной книги В.П. Лапшина «Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году» (1983). Слишком часто политики, увлеченные текущими делами и партийными склоками, менее чутко воспринимают общественное мнение, чем деятели искусств или простые обыватели.

Со страной происходило что-то непонятное. Газеты пестрели тревожными сообщениями о несчастных случаях, распространении наркомании (тогда наиболее популярным наркотиком был кокаин), пожарах, убийствах, грабежах, забастовках. В конце ноября 1916-го «Петроградский листок» писал: «Надвигается несуразица. Пустыми, непонятными страхами пугает. Чьи-то рожи в сумерках корчатся, мерещатся».

Шла война, отдельные победы сменялись поражениями, но ничего окончательно не прояснялось, веры в разгром врага не было, да и трудно было понять, за что идут бои, тысячами ежедневно гибнут люди. Терялась вера в царя и правительство, тем более что царь постоянно менял министров и премьеров. Власть демонстрировала свою беспомощность и растерянность; Совет министров стали называть «кувырк-коллегией»; распространялись слухи об измене в высшем руководстве и о том, что царь и царица находятся под влиянием нестарого «старца» Григория Распутина…

Тайны смутных эпох - any2fbimgloader80.jpeg
Григорий Распутин

То, что Распутин был выходцем «из низов», оскорбляло и возмущало аристократию (кроме очарованных им экзальтированных дам). Но и в народе верховенство Григория Распутина над царем воспринималось болезненно и скептически. То, что придворные могли толковать как сближение царя с простым народом, в народе понималось как унижение царской власти.

Война не только не объединила все социальные слои перед лицом общего врага, но наоборот, еще больше разобщила – одним она принесла беды и страдания, для других она была выгодным предприятием.

А до войны экономически укреплявшаяся Россия испытывала мучительный идейный разброд. Впрочем, это касалось не только России, но и всей западной цивилизации. Удивительно верный прогноз на XX век (прежде всего, на его начало) дал французский писатель и врач Макс Нордау в книге под недвусмысленным названием «Вырождение»:

«Мы изучили разнообразные формы, принимаемые вырождением, и истерию в искусстве, поэзии и философии. Главными проявлениями умственного расстройства наших современников в этой области служат: мистицизм как результат неспособности к сосредоточенному вниманию, ясному мышлению и господствованию над эмоциями, вызываемый ослаблением мозговых центров; эготизм как результат ненормального состояния чувствующих нервов, притупления воспринимающих центров, извращения инстинктов, желания доставить себе достаточно сильные впечатления и значительного преобладания органических ощущений над представлениями; ложный реализм, вызываемый туманными эстетическими теориями и выражающийся пессимизмом и непреодолимой склонностью к скабрезным представлениям и самому пошлому, непристойному способу выражения».

Все это он называл печальным обозрением «больницы, какую ныне представляет если не все цивилизованное человечество, то, по крайней мере, высшие слои населения больших городов». Тот же диагноз вполне подходит к концу XX века и началу XXI, и это явно свидетельствует о какой-то всеобщей психической болезни, поразившей современную техническую цивилизацию потребления.

Словно подтверждая выводы Нордау, русский сатирик Арк. Бухов писал в 1913 году:

Каждый день, как ошалевший пьяный,
Бредит сном ужасной пустоты.
Все безмолвно, даже балаганы,
Где когда-то прыгали шуты.
Позабыться? Многие б хотели,
Да куда, куда же нам идти?
Так в глуши упрямые метели
Заметают наглухо пути.
70
{"b":"2466","o":1}