Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Четыре, как будто, столетья
В империи этой живем.
Нам веют ее междометья
Березкою и соловьем.
Носили сперва лапсердаки,
Держали на тракте корчму,
Кидались в атаки, в бараки,
Но все это нам ни к чему.
Мы тратили время без смысла
И там, где настаивал Нил,
Чтоб эллина речи и числа
Левит развивал и хранил,
И там, где испанскую розу
В молитву поэт облачал,
И там, где от храма Спинозу
Спесивый синклит отлучал.
Какая нам задана участь?
Где будет покой от погонь?
Иль мы — кочевая горючесть,
Бесплотный и вечный огонь?
Где заново мы сотворимся?
Куда мы направим шаги?
В светильниках чьих загоримся?
И чьи утеплим очаги?
КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ
О том, как был с лица земного стерт
Мечом и пламенем свирепых орд
Восточный град, — сумел дойти до нас
Короткий, выразительный рассказ:
"Они пришли, ограбили, сожгли,
Убили, уничтожили, ушли".
О тех, кто ныне мир поверг во мрак,
Мы с той же краткостью расскажем так:
"Они пришли как мор, как черный сглаз,
И не ушли, а растворились в нас".
УЛИЦА В КАЛЬКУТТЕ
Обняла обезьянка маму,
Чтобы та ей дала орех.
Обняла обезьянка маму,
А дитя обманывать грех.
Убегает тропинка в яму,
Где влажна и грязна земля,
Убегает тропинка в яму,
Как испуганная змея.
Наших родичей куцехвостых
Забавляет автомобиль.
По понятиям куцехвостых
Этот мир не мираж, а быль.
Как вода стоячая — воздух.
И мы тонем в этой воде,
Как вода стоячая — воздух,
Мы не здесь, мы не там, мы нигде.
* * *
Ни на материнском языке,
Ни на русском, в сером армяке, —
Одинокая моя молитва:
"Мыслью оживи меня, Творец,
В сети улови меня, Ловец,
Чья всегда удачлива ловитва".
И восстал из мертвых я, мертвец,
Принял в сердце боль и стыд сердец,
Мерзость и раскаянье порока,
И свободу я обрел в сетях,
И заснул с молитвой на устах,
И она теперь не одинока.

О. Сергий Желудков

ПИСЬМО СОСТАВИТЕЛЯМ ЮБИЛЕЙНОГО СБОРНИКА

Дорогие составители! Я преисполнен благодарности Вам за предпринятый юбилейный сборник. Спасибо Вам и за почетное приглашение мне в нем участвовать. С Вашего разрешения, пусть это и будет вот это мое письмо.

Андрей Дмитриевич Сахаров. Его личность, его дело, его судьба, воспоминания о немногих личных с ним встречах — все это вызывает у меня чувство восхищения и боли. "Голос совести всего человечества" — это определение Нобелевского комитета абсолютно верно. "Праведник", — сказал о нем покойный Александр Галич. Да, дорогому Андрею Дмитриевичу не повредит, если я здесь признаюсь, что подсмотрел у него некоторые черты личной святости. Всякий раз я уходил от него глубоко взволнованный впечатлениями от обаяния его личности. Не постесняюсь сказать, что это были религиозные впечатления.

Андрей Дмитриевич не принадлежит ни к какой из христианских церквей. Но он — величайший представитель единой всечеловеческой Церкви людей доброй совести и воли. Здесь я должен хотя бы кратко объясниться о наших дискуссиях внутри современного исповедания Христианства. На одном краю — приверженцы узкой ортодоксии, нетерпимые к любой попытке переосмыслить традицию. На другом — те, кто думает, что вечное Христианство более широко и свободно, что оно вмещает в себя все, все высокое и прекрасное — все, что дорого и свято нам в жизни. Конечно, оно обнимает и жизненный подвиг академика Сахарова: его личное милосердие, его глубокое сострадание всем обиженным, его бесстрашное мужество в борьбе за мир на земле, за здоровье будущих поколений, за права человека — за достоинство человека, которое освятил пришествием Своим Иисус Христос… Христос — Вечный Человек: это решающий принцип Христианства, в этом — единственно подлинная, достойная своего слова Надежда человеческого существования. Недаром само это слово — человечность — стало священным для всех, верующих и неверующих. Христос — Человек, и подлинное Христианство есть стремление к идеальной, прекрасной человечности. И там, где она проявляется, мы, недостойные христиане, видим Божественный свет. По слову Евангелия, "Дух дышит, где хочет", — Дух Святый действует везде там, где мы ощущаем духовную Красоту истинной человечности. Тогда, писал апостол, в человеке "воображается Христос"… Вот эти заветные наши думы я посвящаю здесь Андрею Дмитриевичу Сахарову.

Восхищение — и боль. Его больное сердце, конечно, страдает от сострадания. Уже очень давно, еще будучи в фаворе у правительства, академик Сахаров энергично протестовал против ядерных испытаний в атмосфере — защищал будущие поколения от последствий губительной радиации. Еще тогда он пожертвовал 140 тысяч рублей личных денег на дела милосердия. А потом начались его публичные выступления — и это его, выражаясь древнерусским церковным термином, неустанное печалование за каждого, каждого узника совести в нашей стране. Удивительное дело — здесь он очутился в полнейшем одиночестве среди своих ученых коллег. Да и о народе нашем приходится сказать правду: находясь в плену оглупляющей дезинформации, очень многие обыватели либо просто ничего не знают, либо даже превратно понимают эту его благороднейшую деятельность. Увы, тут надо упомянуть еще и о личных оскорблениях со стороны известных фашиствующих элементов, выступающих от имени какого-то своего псевдоправославия. А сегодня и сам он, академик Сахаров, уже полтора года узник — узник правды и жалости в этом кошмаре, в скорби этой бессмысленно жестокой ссылки.

В Ленинграде одна чудная женщина рассказала мне: она мечтает истратить свой отпуск на то, чтобы поехать в "тот город" и ходить, ходить там по улицам в надежде его встретить и сказать ему о нашем глубоком сочувствии, о нашей благоговейной любви. Я отговорил ее — ради ребенка… Но пусть узнает дорогой Андрей Дмитриевич об этом случае — как ему преданы, как его любят свободные души.

24
{"b":"246857","o":1}