- Так я и думал, - лицо Ремо выразило легкое отвращение. - Но это поправимо.

...Израненные руки мне предстояло скрыть перчатками, и даже о моих остриженных волосах Ремо не позабыл, заказав отличную накладную косу, поиски которой по его словам доставили более всего хлопот, так как светлые волосы в Иллирии встречались крайне редко. Господин Альмасио наблюдал за тем, как я рассеянно осматриваю детали своего свадебного образа, не в силах собраться с мыслями. Из-за нервного напряжения последних дней я почти утратила способность связно говорить. Мне постоянно не хватало воздуха, точно грудь мне сдавили стальные обручи, а сердце то переставало биться вообще, то начинало колотиться, словно я бежала из последних сил.

- Как видишь, я учел все твои потребности, - сказал господин Альмасио. - Более того, я подумал о том, что на свадьбе должны присутствовать все твои родственники, раз уж тебе улыбнулась столь редкая удача стать одной из знатнейших дам в Иллирии. Поэтому я отправил людей за твоей тетушкой, о которой ты так тепло отзывалась. Но...

Я испуганно смотрела на него - за последнее время на меня обрушилось столько несчастий, что я совсем позабыла о тетушке Ило. Иногда мне казалось, что вся моя жизнь прошла в Иллирии, а воспоминания о счастливых годах юности были всего лишь самообманом, мечтами, что я выдавала за свое прошлое. И каждый раз, когда господин Ремо касался его в своих речах, света в моей душе становилось все меньше.

-...Но, увы, твоя тетушка накануне тяжело захворала и, по словам моих людей, вот-вот готовилась отдать богу душу. Думаю, что сейчас, когда я сообщаю тебе эту печальную весть, ее уже нет в живых.

То был сильнейший удар для меня, и господин Альмасио с интересом наблюдал за моей реакцией. Когда на моих глазах показались слезы, он удовлетворенно улыбнулся, и это заставило меня удержаться от рыданий. В груди у меня словно возникла бездонная черная дыра, поглотившая последние крохи надежды. Нет, я не рассчитывала, что мне удастся сбежать от господина Ремо в Венту, но в глубине души я надеялась, что высшие силы дадут мне возможность вернуться туда когда-нибудь, чтобы навсегда остаться подле единственного человека, относившегося ко мне с любовью. Тетушка и впрямь последние несколько лет простужалась в самом начале зимы, с каждым разом все дольше оправляясь от болезни... Она говорила, что в Венте слишком влажный воздух, к которому она так и не смогла привыкнуть, и даже более теплые южные зимы ей давались куда тяжелее, чем родные ангарийские. Боль и тоска заполонили меня без остатка, и я бессильно смотрела на свои руки, не в силах перевести взгляд куда-то еще.

- Ты очень расстроена, Годэ, - Ремо смерил меня оценивающим взглядом. - Похоже, сегодня ночью ты не уснешь, а к утру растеряешь остатки своего скудного ума. Пожалуй, это может обернуться непредвиденными неприятностями...

Я, немного придя в себя, с опаской наблюдала за тем, как он достает из складок своего одеяния небольшую склянку темного стекла. Страх в этот раз пошел мне на пользу, заставив забыть о горе. Ремо, заметив, что я встревожилась, пояснил, что в склянке всего лишь снотворное зелье, и приказал мне его выпить. Я упрямо качнула головой, но глаза Ремо блеснули так недобро, что всякая мысль о сопротивлении испарилась. Залпом я выпила горькую микстуру, и мрачно посмотрела на Ремо исподлобья, обхватив себя руками за плечи. Это его рассмешило. Пока я боролась с приступами головокружения, одолевавшими меня все сильнее и чаще, он с улыбкой смотрел на меня, точно проверяя, как долго я смогу устоять на ногах, сопротивляясь дурманящему действию зелья. Затем, когда я в очередной раз покачнулась, перекинул меня через плечо и отнес к кровати.

- Такие игры не в моем вкусе, можешь не беспокоиться, - последнее, что я услышала перед тем, как сознание покинуло меня.

Рано поутру меня разбудили служанки, пришедшие одеть меня и уложить волосы. Голова моя немилосердно трещала, но после того, как я ополоснулась холодной водой, ясность мысли, которой я уже давно не ощущала, вернулась ко мне. Пока мои короткие волосы закрепляли многочисленными шпильками, я повторяла про себя: "Либо моя жизнь, либо жизнь Вико", не позволяя себе думать о чем-то другом. Когда я увидела в зеркале отражение женщины в красном платье, которую можно было даже назвать красивой - служанки изрядно потрудились - выбор все еще не был совершен. И оттого, что две жизни и две смерти в моем уме непрерывно вели между собой борьбу, лицо, где отражались эти страшные мысли, внушало безотчетный ужас даже мне самой. Я видела, что женщины с неохотой приближаются ко мне, и поспешно отводят руки от моих волос и платья, едва только представляется подобная возможность. Наверняка они, как и Орсо, считали меня ведьмой.

Ради соблюдения приличий мне полагалось отправляться в храм из родительского дома. Я послушно выполняла все указания: садилась в экипаж, выходила из него, не произнося ни слова. Прибыв в дом своего отца, я убедилась, что произвожу жуткое впечатление: и госпожа Фоттина, и Гако, увидев меня, невольно отступили на полшага назад, и выражение опасливого любопытства в их глазах сменилось откровенным страхом. Я услышала, как госпожа Эттани прошептала мужу: "Что с ней произошло? Ее точно из могилы подняли!". Я с горькой усмешкой подумала, что госпожа Фоттина возводит напраслину на Ремо Альмасио - он обошелся со мной против своего обычая необычайно ласково.

- Что вы сделали с Арной? - спросила я у Гако, не глядя на него.

- Прогнал восвояси, разумеется, - хоть и сердито, но все же отозвался он, и мои губы тронула едва заметная улыбка облегчения. Если бы я узнала, что послужила причиной смерти еще и этой бедной девочки, то точно прокляла бы себя.

Точно так же, не поднимая головы, я вошла и в храм. Свадьба господина Альмасио вызвала жгучий интерес у горожан, и моего появления ожидала целая толпа народу. Впрочем, сегодня меня не просили молиться за здравие детей и пожилых родственников - мой вид вызвал гул голосов, в котором слышался все тот же страх. Я была теперь не той Гоэдиль, что спасла праздник святой Иллирии, а зловещей предсказательницей, устами которой бог говорил с иллирийцами и обещал страшные бедствия. И в том, что от всей моей фигуры веяло недобрым, люди видели еще одно подтверждение пророчества.

Ремо, которого мне еще не довелось видеть сегодня, ждал меня у алтаря. О, как он был красив! Даже мне, боящейся своего будущего мужа до содрогания, не пришло бы в голову отрицать, что в его лице проявилось и благородство крови, и ум, и воля, а в одеянии темных тонов виден тончайший вкус. Должно быть, мы прекрасно смотрелись вместе: смуглый темноволосый мужчина высокого роста и невысокая хрупкая женщина с пепельными волосами, пусть даже и не писаная красавица. Темный цвет одежды придавал внешности Ремо что-то жгучее, яркое; мое же красное платье превратило меня в мраморную статую, от которой веет холодом.

Послушно я повторила клятву верности вслед за кардиналом, венчающим нас, и подала Ремо руку в тесной красной перчатке, чтобы тот одел мне на палец кольцо. Мы стали мужем и женой. На долю мгновения меня охватило страшное отчаяние - наверное, в глубине моей души все еще сохранялась надежда на то, что свадьба сорвется и я не стану госпожой Альмасио. Ремо, внимательно за мной наблюдающий, заметил, как изменилось мое лицо, и одного его предупреждающего ледяного взгляда мне хватило, чтобы вновь превратиться в мраморное изваяние, лишенное каких бы то ни было чувств.

Погода в последние дни стояла прохладная и пасмурная, оттого принимать гостей в саду возможным не представлялось - столы были накрыты в обширном праздничном зале дома Альмасио. Приглашенные прибывали один за другим, и вскоре почти все места за столами оказались заняты. Я, точно окаменев, сидела на отведенном мне месте. Иногда невесте полагалось встречать гостей у входа в пиршественный зал и ласково приглашать каждого прибывшего разделить праздник вместе с нею, но свадьба господина Альмасио собрала так много народу, что я бы до следующего утра повторяла свою однообразную любезную речь. От меня требовалось всего лишь сидеть ровно и улыбаться гостям, благо столы были расставлены так, что все могли видеть меня без особых ухищрений.