В тот день она тихонько поднялась наверх и полезла в верхний ящик тумбочки Элли. Погода была такая же жаркая, как сейчас, и окно было открыто. Никто не знал, что Лео дома, а сама она не знала, почему папа не на работе. Он вяло пропалывал клумбу под окном. Кажется, после него садом никто не занимался – по крайней мере, до тех пор, пока здесь не поселились Макс и Элли. Лео отпрянула от окна, боясь, что ее заметят, но голоса отчетливо разносились по комнате, а звучавшие в них горечь и ненависть словно отравляли все вокруг. Один голос принадлежал мачехе.

– Думаешь, спрятался? Ну нет, я еще с тобой не закончила! Всегда знала, что порядочность – это не твое, но надеялась, что хотя бы эта история чему-то тебя научит. Но ты, похоже, неисправим.

– Заткнись, Дениз. Сама не понимаешь, что несешь.

– Ха! Нашел отговорку! И не старайся, я тебя насквозь вижу. И чем занимаешься, когда из дома уходишь, тоже знаю. И про шлюху твою была в курсе, только вот не знала, что ты ей ребенка сделал.

– Не смей называть ее шлюхой. Она была моей женой, но теперь она умерла. Очень жаль. С ней хотя бы было весело.

– Я твоя жена! Я! Вот возьму и заявлю на тебя в полицию, пусть тебя за двоеженство судят! Людям на глаза показаться стыдно, вся деревня знает! С тех пор как притащил сюда это сучье отродье, только об этом и судачат!

– Дениз! Как тебе не стыдно говорить такие вещи! И вообще, Сандра была мне настоящей женой, в отличие от тебя! Удивляешься, почему я на других женщин заглядываюсь, – на себя посмотри!

– Заглядываться – одно дело, а по чужим постелям скакать – совсем другое! Хоть убей не понимаю идиоток, которые от тебя млеют! Но кое-кому в конце концов удается тебя раскусить! И что ты тогда делаешь? Знаю-знаю! Не привык, чтобы тебя динамили, правильно? Мало того – они у тебя все моложе и моложе становятся, скоро до детского сада докатишься.

– Еще раз повторяю – ты несешь какой-то бред. Придумываешь про меня всякие мерзости. И ради бога, перестань вопить на всю деревню!

– Или что? Сказала же – насквозь тебя вижу. Я не дура. Значит, последняя сбежала? Ну, кто следующий?

– Уйди с глаз моих.

– И не надейся! На этот раз не отступлю! Проваливай из моего дома! Понял? Проваливай! Не позволю и дальше меня позорить!..

Встряхнув головой в попытке отогнать неприятные воспоминания, Лео отошла от окна. Все, хватит с нее. Это было много лет назад. Может быть, она что-то перепутала. Интонации Лео запомнила точно – голос мачехи сочился ядом, а голос отца – презрением. А что касается содержания разговора, тут Лео была не уверена. Но здесь, у окна, слова будто сами собой запрыгнули в голову. Лео помнила, как больно было слышать гадости, которые мачеха кричала про маму, но до всего остального ей тогда не было дела. Обычная ссора, у них такие по сто раз на дню. Однако, если Лео ничего не перепутала, что означали обвинения мачехи?..

С первого дня в Литтл-Мелем Лео поняла, что эта женщина презирает ее, но быстро научилась не обращать внимания на ее выпады. А вот родная мама Лео была хорошая и веселая. При воспоминании о тех давних оскорблениях у Лео кольнуло сердце. В детстве она была уверена, что папа любит маму, потому что с ней он смеялся и выглядел счастливым. С тех пор как мама умерла, Лео ни разу не видела на лице у папы такого выражения. Впрочем, теперь Лео старалась вообще на него лишний раз не смотреть – с того дня, как привез ее сюда. Папа никогда не утешал Лео, если она плакала. Только Элли пыталась ее как-то ободрить, но сразу после приезда Лео сторонилась сестры.

Лео склонилась над сумкой, достала лэптоп и открыла папку под названием «Отец». Правильно Лео запомнила этот разговор или нет, она собиралась записать его и сохранить. Мать Элли сказала, что отец умер, но Лео была на сто процентов уверена – это неправда. Элли тоже никак не могла в это поверить и по сей день надеялась, что однажды он снова появится на пороге. А иначе зачем жить в доме, пробуждающем столько мрачных воспоминаний?

Ради сестры Лео поклялась узнать, куда ушел папа, а главное – почему ждать его возвращения бесполезно.

Спускаясь по широкой лестнице собственного особняка Эдвардианской эпохи, Фиона Аткинсон посмотрела в большое зеркало, висевшее около входа в столовую. Цвета платья, ярко-синий с изумрудно-зеленым, идеально оттеняли загар, асимметричный подол, поднимавшийся от середины голени до середины бедра, выставлял напоказ безупречные ноги. Фиона тщательно подготовилась к предстоящему вечеру, не обойдя вниманием ни одной детали. А короткие светлые волосы просто сияли. Во всем, что касается мелирования, Марко – настоящий гений. Единственное, что немного беспокоило, – обувь. Элли непременно потащит всех на экскурсию по саду, а в этих туфлях Фиона по земле разгуливать не намерена.

Сегодня всеобщее внимание ей обеспечено. Как раз этого Фиона и добивалась, а особенно ее интересовало внимание одного конкретного человека – если он, конечно, придет. Но уточнять у хозяев не хотелось. Не годится, чтобы Макс и Элли заметили ее повышенный интерес.

– Чарльз, я готова, – объявила Фиона, впорхнув в комнату в облачке духов Hermes’ 24 Faubourg. – Ну как? – спросила она, приняв эффектную позу и положив руку на бедро.

Чарльз стоял у окна, глядя на их безупречно ухоженный сад. В руках стакан чего-то бесцветного. Явно не воды. А уж вырядился совсем не по случаю – темно-синий костюм в тонкую полоску и красный галстук. Чарльз повернулся к Фионе. Темные волосы были зачесаны назад и открывали широкий лоб, а кустистые брови почти сходились над маленькими карими глазками, придавая лицу вечно растерянный, озадаченный вид. Он поднес стакан к губам, затем на мгновение замер и произнес своим обычным спокойным тоном:

– Это и есть то самое платье от Феррагамо, про которое ты рассказывала?

Фиона исполнила изящный пируэт.

– Да. Красивое, правда?

Чарльз нахмурился:

– Ты что, серьезно собираешься в нем идти? К Элли и Максу? Тебе не кажется, что это перебор?

– Ну конечно не кажется, иначе я бы его не надела. И вообще, чем ты недоволен?

– Просто считаю, что уместнее было бы одеться попроще. Особенно учитывая, в каком обществе нам предстоит провести вечер.

Фиона закатила глаза:

– Чарльз, ты ужасный сноб! У Макса с Элли полно денег, они одни из самых богатых людей в Литтл-Мелем, так что у тебя нет повода воротить нос.

Чарльз подошел к столику и поставил на него стакан.

– Да, деньги у них теперь есть, но можешь себе представить, кого они позвали? Будь уверена, наряд от Феррагамо эти люди точно не оценят.

Фиона ни за что бы не призналась Чарльзу, но каждое дизайнерское платье, каждое изысканное украшение было для нее символом того, как высоко она поднялась и как далеко позади оставила прошлое.

– Ты, наверное, удивишься, Чарльз, но я одеваюсь не для того, чтобы нравиться другим. Я одеваюсь для себя. – Фиона приблизилась к нему. – А что касается других гостей… Патрик будет точно. Надо думать, со своей новой пассией. Элли говорила, что придут еще несколько человек, но кто – не знаю.

Чтобы не встречаться с Чарльзом взглядом, Фиона опустила глаза и сделала вид, будто убирает с платья несуществующий волос. Несмотря на то что они были совершенно разными людьми, Чарльз обладал поразительной способностью читать ее мысли.

Он презрительно фыркнул:

– Патрик с новой пассией! Ну, теперь понятно, что за народец там соберется. Идиот, ушел от такой роскошной женщины, как Джорджия! Совсем ума лишился. Кто она хоть, эта новая пассия?

– Не знаю. Ни разу не встречала. Зовут Мириам, но предпочитает, чтобы ее называли Мими.

– О боже, – пробормотал Чарльз.

– Элли говорит, эта особа просто невыносима и совершенно измучила Пэта, бедняга на себя не похож. – Фиона бросила на Чарльза сердитый взгляд. – Может, и меня угостишь? Или прикажешь самой себе наливать?

– Извини, милая. Чего ты хочешь?