Джайлз гордо выпрямился.

– Очень жаль, что ты не можешь порадоваться за меня, – сухо заметил он. – Тем не менее я готов простить тебе ребяческие обиды. Обещаю всегда вспоминать о тебе с любовью и молиться за твое счастье.

– Иди к черту! – разъяренно выпалила Филиппа, снова замахнувшись. Сильный толчок послал Джайлза прямо в клумбу благоухающих дамасских роз. Пока он барахтался в колючих стеблях, пытаясь выбраться и тихо ругаясь себе под нос, девушка круто развернулась и с высоко поднятой головой устремилась к Гринвичскому дворцу. Слезы снова хлынули у нее из глаз, но он уже не стал их свидетелем.

Джайлз тем временем почти выполз на дорожку, потирая исцарапанные в кровь руки. Кто бы подумал, что у малышки столь мерзкий нрав? Нет, Господь уж точно спас его от такой фурии! Ну что же, худшее позади. Теперь нужно поскорее вернуться в Рим. Несмотря на ее непристойное и не подобающее даме поведение, он будет молиться за эту дурочку. Если уж Господь возымел планы на него, Джайлза Фицхью, то наверняка уготовил что-то и для Филиппы Мередит.

– Почему ты не сказала мне? – набросилась Филиппа на Сесилию Фицхью. – В жизни еще не была так зла и несчастна! Мы лучшие подруги, Сесилия. Как ты могла скрыть это от меня? Не думаю, что когда-нибудь смогу тебя простить.

Серо-голубые глаза Сесилии наполнились слезами.

– Я не знала, – жалобно всхлипнула она. – Для меня это было таким же сюрпризом, как и для тебя! Мне сказали о решении брата только сегодня днем, после твоего разговора с Джайлзом. Отец признался, что от меня все скрывали, понимая, что я обязательно расскажу тебе, а этого делать не следовало. Только Джайлз был вправе сообщить такое известие. Но мой брат… Как он мог?! Мы должны были стать сестрами, а теперь ты выйдешь за другого!

– За кого? – шмыгнула носом Филиппа. – Я не знатна, и, хотя считаюсь богатой наследницей, мое имение на севере. Из-за себялюбия Джайлза, возможно, я останусь старой девой. Вспомни, сколько лет родители искали тебе подходящего жениха! И скоро ты пойдешь к алтарю, а я так и увяну в безвестности!

Она трагически вздохнула.

– Если твой брат решил посвятить жизнь Богу, может, это знак, что я должна последовать его примеру? Мой двоюродный дед Ричард Болтон – настоятель монастыря Святого Катберта, недалеко от Карлайла. Он наверняка знает, в какое аббатство я могу удалиться.

– Ты? Монахиня? – расхохоталась Сесилия. – О нет, дражайшая Филиппа, только не ты! Для монахини ты питаешь слишком большую любовь ко всему мирскому! Учти, придется отказаться от всех своих пристрастий: красивых платьев, драгоценностей и вкусной еды. Ты примешь обет монашеского послушания. Бедность, целомудрие и покорность – вот основные правила жизни в любом монастыре. Ты просто не сможешь быть бедной, податливой и сговорчивой, Филиппа, – объявила Сесилия, весело блестя глазами.

– Еще как смогу, – настаивала Филиппа. – Моя двоюродная бабка Джулия – монахиня, как и сестры отца.

Сесилия от души рассмеялась.

– И что прикажешь делать, когда твой брат от меня отказался? – рассердилась Филиппа.

– Семья найдет тебе другого мужа, – рассудительно заметила Сесилия.

– Не нужен мне другой! – вскричала Филиппа. – Только Джайлз! Я люблю его и никогда не полюблю другого. Кроме того, кто захочет отправиться в добровольное изгнание на север, где находятся мои земли? Даже Джайлз сказал, что сама мысль о жизни во Фрайарсгейте нагоняет на него тоску. Не понимаю, почему моя мать так упорно его отстаивала? Я тоже не желаю там жить. Слишком далеко от двора!

– Ты говоришь это только потому, что обижена на брата, – заметила Сесилия и тут же постаралась сменить тему: – Кстати, мой отец написал твоей матери, сообщив о решении Джайлза. Посланец отправится на север утром. Не хочешь заодно послать матери письмо?

– Конечно, хочу! – сказала Филиппа, поднимаясь. – Сейчас попрошу у королевы разрешения уйти.

И, не оглядываясь на подругу, спокойно вышла из комнаты. В свои пятнадцать она очень напоминала мать в том же возрасте: осанкой, стройной фигуркой и рыжеватыми волосами. Только глаза изменчивого зеленовато-карего цвета были унаследованы от отца.

Девушка приблизилась к королеве и присела в почтительном реверансе, ожидая разрешения говорить.

– Что тебе, дитя мое? – с улыбкой спросила Екатерина.

– Ваше величество, несомненно, слышали о моем несчастье? – начала Филиппа.

Королева кивнула:

– Мне очень жаль, Филиппа Мередит.

Девушка прикусила губу, обнаружив, что вот-вот расплачется, но все же вынудила себя продолжать:

– Лорд Фицхью завтра утром отправляет гонца на север. Если можно, пусть посланец захватит и письмо к моей матушке. С разрешения вашего величества я удалюсь, чтобы спокойно его написать.

– Считайте, что разрешение получено, дитя мое. И передайте матушке привет от меня. Добавьте, что если понадобится помощь в поисках новой партии для вас, мы с радостью посодействуем в столь важном деле, но, насколько я помню, ваша матушка всегда предпочитала принимать решения самостоятельно, – благосклонно заметила королева.

– Спасибо, ваше величество.

Филиппа вышла из покоев королевы, поспешив в спальню фрейлин, где могла остаться наедине с мучительными мыслями. Но к сожалению, в спальне оказалась девушка, по какой-то причине невзлюбившая Филиппу. Она прихорашивалась перед зеркалом.

– О-о-о, бедняжка Филиппа, – протянула она с деланым сочувствием. – Я слышала, сын графа Ренфру бросил тебя! Какая жалость!

Филиппа зло прищурилась:

– Я не нуждаюсь в сожалениях, Миллисент Лэнгхолм! Кроме того, это тебя не касается!

– Твоей матери придется немало потрудиться, чтобы найти тебе достойного мужа, тем более что все ваши земли далеко на севере, – промурлыкала Миллисент. – Так это верно? Джайлз Фицхью собирается стать священником? В жизни бы не подумала! Должно быть, так старался избежать брака с тобой, что готов на все!

Язвительно улыбаясь, она разгладила бархатные юбки и поправила французский чепец.

У Филиппы чесались руки отделать ее хорошенько, но положение и без того было достаточно неприятным. Не хватало еще навлечь позор на семью дракой с королевской фрейлиной!

– Не сомневаюсь, что Джайлз искренне верит в свое призвание, – бросилась она на защиту бывшего жениха, хотя на самом деле мечтала только об одном: живого места не оставить на негодяе, так подло ее бросившем. Но вместо этого холодно процедила: – Поторопись, Миллисент. Королева искала тебя.

Сообразив, что вывести Филиппу из равновесия и подбить на безрассудство не удастся, Миллисент молча выбежала из комнаты. Филиппа открыла сундук, вынула шкатулку с письменными принадлежностями и уселась на постель. Закончив и запечатав письмо, она отдала его пажу и попросила отнести гонцу графа Ренфру.

Тот честно выполнил поручение, поскольку уже через несколько дней Розамунда, прочтя послание дочери, тихо вскрикнула.

– Мейбл, немедленно подай письмо лорда Фицхью! – велела она. – Быстро! Не успела я подумать, что наконец-то все улажено, как у нас снова начались трудности!

– Что случилось? – Горничная поднесла хозяйке свиток. – Что пишет граф?

– Минуту, – отмахнулась Розамунда, поднимая тонкую руку. – Ад и проклятие!

Она наскоро пробежала глазами пергамент и бросила на стол.

– Джайлз Фицхью решил принять сан священника. Помолвки не будет. Негодяй! Впрочем, я никогда его не любила.

Мейбл негодующе всплеснула руками.

– Граф извиняется, – продолжала Розамунда, – и клянется, что по-прежнему считает и будет считать Филиппу своей дочерью. Предлагает помочь найти для нее другого жениха. Я должна послать в Оттерли за Томом. Хотя он уже несколько лет как не был при дворе, все же куда мудрее меня в подобных вещах. Бедная Филиппа! Отдать сердце такому подлецу!

– Священник! – вторила Мейбл. – Такой приличный молодой человек! Какая жалость! И наша несчастная девочка! Покинута в таком возрасте! Почему же он не сказал ей раньше?