Тут Умбриэль Цилиндрон расхохотался и заёрзал на своём высоком стуле. И выглядел он при том очень-очень довольным. Чичеро же склонился в глубоком поклоне, притом лицо его выразило благоговение, выглядевшее подлинным.

– А что слышно в Отшибине о Живом Императоре, будь навеки проклято его имя? – поинтересовался Цилиндрон, меняя тему. – Не собрал ли он новое войско, угрожающее нашему Цанцу?

– Живой Император, будь проклято его имя, в землях верной вам Отшибины в последнее время с войском не появлялся, – пылко отрапортовал Чичеро, – а коли появится, не быть ему больше живым: у нас его есть кому встретить!

Такой ответ посланника Смерти господину Управителю Цанцкого воеводства очень понравился, но вызвал и сомнение.

– И что же, у Живого Императора, будь проклято его имя, есть в вашей земле недруги? В прошлом он бывал принят в Отшибине, получал помощь, даже военную. Кто, как не эти ваши отшибинцы, научил его потопить цвет нашей Мёртвой гвардии в лесных болотах?

– Отшибинцы не таковы! – воскликнул Чичеро. – Враг получал помощь только от лживых имперцев. Коренные жители Отшибины – Великий народ – отказали ему в помощи. И они скорбят вместе с нами о потере славных сынов Смерти.

– Это что же за Великий народ?

– Имперцы называют этот народ… карликами, – нехотя признался Чичеро, – и они действительно невелики ростом. Зато они велики силою духа. И у них есть серьёзное основание ненавидеть Живого Императора, будь проклято его имя! Их предки по его приказу были заморены голодом.

– С этого момента поподробнее, – попросил Управитель.

– В последнюю войну было дело, мой господин, аккурат под её конец. Живой Император, будь проклято его имя, ещё имел большое войско, но наши боевые дружины уже прижали его к бесплодной местности близ Серогорья. Несколько верных ему горных замков сдерживали наш натиск, все горные тропы ещё контролировались живыми.

Одна беда терзала Императора, будь постоянно проклинаемо его имя: наша осада привела к тому, что его войско стало голодать. Тут бы всё и решилось – легко, без лишних жертв, но Живой Император, будь проклято его имя, замыслил нечестивый план. Он послал в известные ему селения Великого народа фуражиров, чтобы те скупали провиант для его армии. Но в этих селеньях уже тогда приняли сторону Владыки Смерти, и имперских фуражиров с позором выгоняли. То было свободное решение самоопределившегося народа, с которой доживающей свой век империи следовало считаться.

И тогда подлый Живой Император, будь проклято его имя, пришёл со своей Малой дружиной, и у каждого, кто отказывался продавать продукты, отнял их силой.

Он забирал всё, весь собранный урожай, обрекая целые сёла на голодную смерть. Его предупреждали, что их смерть будет на его нечистой совести, но он только смеялся. Он говорил, что успевает обчистить не все селения Великого народа, что жители других селений смогут поделиться с голодающими.

Он, конечно, лгал! Он знал, что у Великого народа не принято делиться, что каждый Великий тем и велик, что должен суметь прокормить себя сам.

Великий народ в голодающих селениях унизился попрошайничеством. Он приходил к благополучным селениям, но ничего не получал. И в этом была высшая правда, иначе бы Великий народ потерял себя, пошёл на поводу у гнусной империи живых, и хитрый план её главы увенчался бы успехом. Пришедших встречали камнями, стрелами, кипящей смолой поверх заборов. Началась резня: брат резал брата, а виноват – он, Живой Император, будь трижды проклято его имя!

Пока его войско – вместо того, чтобы развалиться, куда ему и дорога, – сопротивлялась справедливым требованиям Владыки, и, избегая судьбы, путём постыдных хитростей выходило из окружения, мерзкий вандал ничего не сделал для спасения Великого народа.

Начался настоящий мор, а с ним – и людоедство. Ведь не в обычаях Великого народа выдерживать голод, он достоин лучшей доли и всегда это право гордо отстаивает. В том трагическом году его достоинство спасалось людоедством. Целые роды истребляли сами себя, без надежды когда-нибудь приобщиться к Владычеству мёртвых…

Чичеро говорил, возвышая голос. Его неравнодушие заражало присутствующих; даже сам Цилиндрон в вышине широко распахнул мёртвые глаза, и, казалось, наблюдал картины голода среди карликов. Вот, значит как: Император сам создал себе врага! Теперь пусть только попробует сунуться в пределы Цанцкого воеводства. Его ещё на подступах перехватят вездесущие отшибинские карлики, известные своей свирепостью.

– И что же мне просил передать уважаемый Гру, Верховный магистр некрополей земли Нижняя Отшибина? – опомнившись от своих предвосхищений, произнёс Цилиндрон.

– Это я могу сообщить с глазу на глаз, – чуть помедлив, сказал одноглазый Чичеро. Цилиндрон, знаком отпустил высокопоставленную прислугу и приготовился слушать дальше.

В этот вечер карлики не дрались. Фигура Чичеро медленно расползлась в три разные стороны. Дулдокравн свернулся в комочек на мешке с остатками лошади, Лимн забрался под кровать, а Зунг, решивший было сторожить, захрапел, облокотившись круглой головой на дверь номера. За этот ответственный день карлики устали куда сильнее, чем за всю неудобную дорогу от Отшибины до Цанца.

– Теперь очередь шкатулки, – пробормотал во сне Лимн. И почему-то – голосом Чичеро.

Ночью с большого мешка на дощатый пол носом вниз грянулся Дулдокравн. Он не проснулся, зато быстро-быстро зашептал, и тоже – голосом Чичеро:

– Ой. Здесь, кажется, был Живой Император, будь проклято его имя, был… Живой Император, будь проклято его имя, был Живой Император…

Но несмотря на все эти заклинания, имя Живого Императора нельзя было проклясть. Никто этого имени не знал: ни карлики, ни говорящий в них Чичеро, ни пославший его некромант Гру, ни высоко сидящий Жемчужномудрый воевода Умбриэль Цилиндрон, ни даже сам Владыка Смерти, чьё имя также тщательно скрывалось.

– О, будь проклято его имя, был Живой Император, будь проклято его имя, был Живой… – немало удивившись собственному бормотанию проснулся Дулдокравн.

– Вы не поняли, нам ещё надо скрываться? – в полусне произнёс Зунг – и тут же получил весьма чувствительный удар по рёбрам: привычная реальность возвращалась.

– Сегодня – визиты чиновникам Подземного города, – напомнил Лимн.

– Без тебя помним, урод!

– Заткнись, испражнение таракана!

Кулаки вновь чесались, ставшие было родными в пещерах Цанца лица напарников просили о скорейшем припечатывании. Всё, как обычно. Двинуть, получить, увернуться, вмазать… Пока что – своих. А там видно будет. Император, будь проклято его имя…

Драка прекратилась по команде к сбору; сегодня верхним оказался Лимн, а сидящий сверху всегда главнее. Он может сам выбирать, что кому сказать от имени посланника Смерти, и именно он выдаёт задания, куда двигаться нижним. Правда, потом ему от них обязательно влетит!

В облике Чичеро карликам предстояло посетить главных советников Управителя – Жилоно, Киномро и Фопона, а также некромейстера Гны, тысяцкого Отта, предводителя гильдии ростовщиков Карамуфа и предводителя бальзамировщиков Фалька. И главное – поприсутствовать на праздничном симпозиуме, который давал в честь собственной дочери сам Управитель Цилиндрон. День обещал измотать тяжёлым трудом по созданию благоприятного впечатления о приезжем. Карликам придётся заискивать, живо интересоваться чужими проблемами, стараться соблюдать правила этикета.

Что за каторга этот этикет для Великого жителя Отшибины! Казалось бы, если за каждый поклон будут платить по некроталеру с половиной, да ещё в ответ поклонятся в ноги, то и тогда эти поклоны останутся пренеприятнейшим занятием, недостойным вольного Великого народа.

В тот день посланник Смерти Чичеро, даром что из Отшибины, продемонстрировал подчинённым цанцкого Управителя чудеса обходительности. Он держался на той грани между достоинством и подхалимством, которая так дорого ценится высокопоставленными мертвецами, желающими иметь в подхалимах не полное ничтожество, а людей безусловно благородных.