После салата Ройс ограничилась десертом, памятуя о замечании Элеоноры Фаренхолт насчет ее веса. Ройс не смела мечтать о такой худобе, как у Кэролайн, бывшей девушки Брента, но не могла допустить, чтобы у нее растолстели ноги. У нее было всего фунтов десять лишнего веса, но, стоя рядом с Элеонорой и Кэролайн, она ощущала эти фунты, как пятьдесят тонн.
– Я устала ждать, – сообщила Талиа, принявшись за шоколадный торт, от одного вида которого у Ройс потекли слюнки. – Когда ты объяснишь нам, зачем пошла танцевать с Митчеллом Дюраном?
– На этом настоял Арнольд Диллингем, – ответила Ройс, стремясь оправдаться, хотя у нее не получалось убедить даже саму себя. Она рассказала подругам о пробной телепрограмме, но не смогла признаться в поцелуе в темноте. Она не сумела бы объяснить, как это вышло, хотя провела почти весь уик-энд в раздумьях о своей неосмотрительности.
Шаги в коридоре… Пока она целовалась с Митчем, кто-то проходил мимо двери. Вдруг этот «кто-то» видел их? Слава Богу, что это был не Брент. Ему бы она ни за что не сумела объяснить того, чего не могла объяснить даже себе.
– Итак, – закончила она с деланной бравадой, – я посвящаю неделю изучению положения бездомных, готовясь к встрече с Митчем перед телекамерой.
– Только не нападай на него, – предупредила Вал. – Пока ты жила в Риме, по телевидению показали один его судебный процесс. Это не человек, а акула. Он уничтожил всех свидетелей обвинения.
– Мне не надо напоминать, каков он в зале суда.
Талиа прикоснулась к руке Ройс.
– Разделайся с интервью – и тебе больше не придется встречаться с этим ужасным типом.
– Я не могу подходить к этому так просто. Если появится возможность, я хотя бы поставлю его в неудобное положение. Что бы я ни сделала, это не будет достойной расплатой, но я останусь не в ладу с собой, если не попытаюсь.
Она умолчала, что после поцелуя в темноте еще больше, чем прежде, полна решимости расквитаться с Митчем Дюраном. Если повезет, то это произойдет в пятницу вечером, на виду у миллионов зрителей.
– Ты уверен, что хочешь сбежать? – спрашивал Митч Джейсона, мчась по Тендерлойну – пользующемуся дурной славой району Сан-Франциско, который редко видят туристы. Наркоманы, торговцы наркотиками, сутенеры… И это еще цветочки. Митч терпеть не мог сюда соваться, особенно по ночам. Слишком много воспоминаний, по большей части плохих.
– Я сам могу о себе позаботиться, понял, пижон? Возьму барабаны и вступлю в рок-группу. Да мало ли что! Не могу я выносить, как мужик – тип, за которого вышла мать, – надо мной измывается. Все-то я делаю не так. Ну все!
Как хорошо Митч помнил точно такие же свои мысли!
– Мне уже почти пятнадцать лет – достаточно, чтобы о себе позаботиться.
А то как же! Дорогой спортивный автомобиль лавировал по запруженной улице, мимо залитых неоновым светом татуировочных салонов и недавно появившихся здесь таиландских ресторанчиков. Достаточно? Ему тоже в свое время так казалось.
Митч покосился на Джейсона. Маленький, худенький, с пегими волосенками и такими же глазками. Парень напялил свое главное богатство – кожаную куртку, на которую копил деньги целый год, последний писк постпанковой моды.
– Вот что я тебе скажу. Хочешь пожить своим умом? Валяй! Я дам тебе полсотни баксов. Пятьдесят дохлых президентов, – поправился он, переходя на уличный жаргон, – если ты проведешь тут пару часиков.
Джейсон посмотрел на море огней, не замечая, что творится на тротуаре, где было похуже, чем в аду.
– А ты молодец! – сказал он, когда Митч затормозил.
– Я подберу тебя здесь же, – крикнул Митч вдогонку Джейсону, – ровно через два часа!
Дождавшись, пока мальчишка исчезнет в толпе, он взял трубку и нажал пару кнопок.
– Пол! Ты его засек?
– Все в порядке, Митч, остынь. – Сладкий голос Пола Талботта заполнил машину. – Мы пустили за ним хвост.
– Отлично. Припугните его хорошенько. И, кстати, отнимите у него курточку.
Митч положил трубку и с ходу вклинился в поток машин. Отъезжая от тротуара, он едва не задел передвижной аптечный киоск и погрозил кулаком сутенеру, который попытался остановить его, хлопнув ладонью по капоту.
По дороге в офис он думал о Ройс Уинстон. Ловкий он, сукин сын, сумел-таки ее пронять! От удовольствия он громко прищелкнул языком. По крайней мере в одном отношении истекшие пять лет ничего не изменили. А ведь у него были сомнения на этот счет.
Воспоминания бывают обманчивы. Они соблазняют и предают. Он знал это лучше, чем кто-либо еще. Из-за воспоминаний он однажды чуть не поплатился жизнью.
Ничего, на этот раз в отличие от первого он и бровью не поведет. Наплевать ему, что подумает о нем Ройс Энн Уинстон. И все же где-то в потайной глубине, там, где открывается окошечко в самую душу, еще тлел уголек прошлого, который оказалось легче раздуть, чем он предполагал. Но что толку, раз она решила выйти за это ничтожество!
Что же теперь? Он в задумчивости вышел из машины, в задумчивости отпер кабинет. Ответ никак не шел в голову. Ничего, он обязательно что-нибудь придумает. Он всегда находил выход из любого положения. Очень жаль, что шум, оборвавший их поцелуй, никак не был связан с Брентом Фаренхолтом. Черт возьми, он бы отказался даже от места в Верховном суде, лишь бы увидеть выражение лица Фаренхолта, заставшего Ройс в его объятиях!
Брент, заносчивый мерзавец! Очень средненький интеллект. Неспособность к оригинальному мышлению. Вот вам еще одно доказательство того, что за деньги можно купить далеко не все. Хорошо бы ему знать, что влюбленная женщина не станет с такой страстью целовать другого мужчину. Тем более того, кого она якобы ненавидит.
Телефон на рабочем столе Митча зазвонил еще до того, как он успел сесть. Это был Пол.
– Парень торчит на углу, ждет тебя – уже. Его куртка у нас. Она тебе нужна?
– К черту куртку! Отдайте ее первому бездомному, которому она окажется впору.
– Она же совсем новая, Митч!
– Наплевать! Джейсон запомнит только самый горький урок.
Митч выждал два часа и только потом спустился к машине. Стояла обычная для мая прохладная ночь. С залива на город полз влажный туман. Из подземного гаража доносились приглушенные голоса: там собрались бездомные, спасаясь от» промозглой погоды. Потерянные души, живущие в потемках, подумал о них Митч.
Наверное, они найдут там деньги и пакетики с кетчупом из «Макдональдса», которые он оставил специально для них. До него донесся запах томатного супа, который бедолаги варили из кетчупа и воды. Его едва не вырвало. Он с детства не переваривал томатный суп.
Увидев его машину, Джейсон сбежал с тротуара и распахнул дверцу. Он дрожал, в лице у него не было ни кровинки.
– Ну как, понравилось? – с ухмылкой спросил Митч.
– Нормально, – отозвался Джейсон, чуть не плача.
– Куда ты подевал куртку?
– У меня ее отняли.
– Как же ты позволил?
– Позволил? – Джейсон разревелся и стал судорожно вытирать слезы кулаком. – Банда вьетнамцев затащила меня в проулок.
– Господи! – простонал Митч с неподдельным состраданием. Пол превзошел себя. Из всех банд, бесчинствующих в городе – негритянских, латиноамериканских, корейских, даже японских якузо, – вьетнамские нагоняли больше всего страху. В городе они оттачивали искусство, приобретенное в своих джунглях.
– Сдается мне, там оказалось покруче, чем ты предполагал.
Джейсон мрачно кивнул.
– Один схватил меня за… – Он указал глазами себе на ширинку. – Но я его отпихнул.
– Тебе повезло. – Митч сунул ему пятидесятидолларовую бумажку. – Получай заработанное. Один дохлый президент – Улисс С. Грант.
– Моя куртка! – простонал Джейсон, кладя в карман деньги. – Что я скажу матери?
– Это твои проблемы.
– Уолли. – Ройс чмокнула дядю в щеку и оглядела пластиковый пенал – кабинет Уолли в «Сан-Франциско Экземинер».
На компьютерный дисплей поступали международные новости ЮПИ. На столе не было свободного места из-за распечаток и стаканчиков с недопитым кофе. Единственным украшением на стене была фотография Уолли в момент получения Пулитцеровской премии.
