Прошло уже несколько недель после абрского истребления. Мы прижились среди людей, чья жизнь от сотворения текла на узкой полосе между границей силового поля и землями полуящеров, полулюдей.

Мы уже знали: надвигаются основные силы абров, но много ли? и когда придут? – было то никому не ведомо.

Просто ждали. И готовились.

Я видел их боевой тренинг и поразился.

С рассвета шли на поле перед тыном, где из плетеных веток и шкур были устроены щиты-мишени. Стреляли так, что из пяти стрел четыре шли в воздухе, когда впивалась в цель первая.

Увлекся и я, пробуя натянуть слабый по моей силе лук. Потом нашли старый, обклеенный костью из чьих-то могучих рогов лук, и дело пошло. На меня смотрели во все глаза, а потом привыкли.

– Откуда в тебе столько силы? – спросил как-то Ставр.

Я объяснил. Я сказал, если бы он не снимая носил на себе мешок в полсотни килограммов, ел с ним, и спал, и убегал, спасая жизнь, и плавал – и так десять долгих лет, он тоже стал бы таким.

Я научился бить из лука на пятьсот шагов. Не так метко, как местные бойцы, которые на триста шагов всаживали стрелу в бегущую козу, но в щит тоже попадал.

Я смотрел, как в доспехах-латах, с мечом на перевязи, со щитом на левой руке, с копьем в правой, колчаном и луком за спиной, бойцы учились бегать одной стеной, поворачиваясь, как один. Видел, как по приказу воеводы Ставра конный полк останавливался как вкопанный и разом темнело небо от тучи стрел, вслед за которой катилось уже одно многоголовое диво.

Развивая силу ног, управляли конем без помощи рук. С коня, как с твердой земли, били стрелами, метали копья. Скакали одним строем, колено с коленом – сплошной лавой лошадиных грудей и боевых щитов.

Все знали – придут абры, и если плохо учился, и сам погибнешь, и с тобой уйдут твои женщины и дети.

А то и еще хуже. Об этом старались не думать, но еще злее выглядывали цель, еще сильнее наносили удар мечом в учебном бою.

Вечером воевода сказал, чтобы не ложились спать, но ждали.

– И своих предупреди. Женщин не тревожь, пусть спят.

Я понял, что все-таки задремал, когда проснулся от чьей-то руки, встряхнувшей мне плечо.

– Тихо! – сказал воевода. – Выводи своих.

Мы, как и местные воины, спали каждый на своем месте на сене, застланном сшитыми козьими шкурами. Я предупредил всех и дал команду выходить.

Все вышли.

Двор, посеребренный полной луной, и весь мир посечен на доли светотени. В одном месте у частокола возились люди. Мы подошли. Нам приказали снять рубахи. По лестнице, один за другим воины спустились вниз, прямо к доске, перекинутой через ров. Мы старались не отставать; шли гуськом, след в след. Передний побежал.

Все было ясно видно кругом, все залито лунным светом, и трава – словно жемчужный разлив, простиралась до опушки леса, куда бежали все мы.

Вошли в лес, как в черный провал, но глаза быстро привыкли, и без труда смотрелась спина впереди идущего.

По лесу шли быстрым шагом. Скоро вышли на большую поляну. После лесного мрака вновь стало светло, как днем. Упоенно звенели земляные сверчки. Мы все – было нас около сотни человек – подошли к открытому входу круглой, метров тридцати в диаметре, стены.

Вошли и столпились, освещенные луной. Ставр вышел вперед к щитам в центре, что-то прикрывающих от нас. Ему помогли убрать щиты.

Ставр подошел к нам:

– Вот, глядите.

Мы смотрели на тщательно отполированную до зеркального блеска, словно ожившую деревянную статую выше человеческого роста, около двух с половиной метров.

– Бог-Отец наш, – сказал Ставр. И, глядя на идола, я понял, почему близкая война и возможная смерть не вызывали у людей отчаяния. Понял, почему женщины ткали полотно и пряли шерсть, почему перебирали зерно, почему мимоходом строили планы на годы.

Конечно, племя, кроме коротких месяцев затишья, не знавшее мира, племя, где каждый любую минуту ожидал войны, насилия, истребления, где люди были окружены не знавшими пощады нелюдями, только в таком народе Бог-Император мог стать образцом беспощадного мужества.

Вот он: под тяжелым шлемом хмурилась узкая полоска лба, в глубоких глазницах прятались огненные рубины глаз, рот был как рана, усы длинные, вислые. На прижатых к телу руках бугрились могучие мышцы, грудь нависала над впалым животом

Бог был гол, но вооружен – два меча, топор, ножи. Руки незаметно переходили в рукоятки мечей, в топорище – оружие не существовало отдельно, но и рукам было пусто без острой стали. Бог был воителем и защитником. Он звал к битве.

– Вы пришли в наш мир для встречи с Богом-Отцом. Не наша и не ваша вина, что абры, заступив путь, соединили наши судьбы. Пока абры угрожают нам и вам – наши цели ясны, а будущее только в совместной войне. Воины нашего племени – братья, мы – войско Бога-Отца, один за всех, и все за одного. Иначе гибель неизбежна.

Мы выше племени, в нас жизнь и сила рода; пока мы живы – живо племя!

Я, воевода, вождь племени, спрашиваю: хотите быть с нами? Хотите биться против абров и победить? Клянитесь Богом-Отцом!

У ног статуи разожгли костер. В огонь повтыкали железные прутья, скоро повеяло чадом раскаленного железа.

– Поднимите левую руку над головой, чтобы принять знак братства, – приказал Ставр.

Я догадался, что сейчас нас будут клеймить, и посмотрел на своих; Илья, Исаев, Малинин… Я напрасно беспокоился, даже лицо профессионального скептика и разрушителя устоев Исаева выражало волнение и подъем.

И я подумал, подивившись неуместности мыслей, что бывают моменты, когда жизнь исключает альтернативы и это – подарок, ибо на всех других этапах мы одиноко мечемся между покоем и разрушением, не видя ни в чем однозначного смысла.

Я смотрел, как звездочка приближается к левой подмышке. Ожог, боль, запах паленых волос и горелого мяса.

Ставр показал остуженный конец клейма: перекрещенные меч и топор напомнили о вечной верности братству.

Не дрогнув, мои спутники выдержали испытание. А потом беспощадно резали пальцы, давая свою кровь в общую чашу. Из полной чаши Ставр помазал губы, грудь, руки и ноги Богу-Отцу. Остальное слил на угли. Ни на что не похожий запах сгоревшей крови запомнился навсегда.

Огненный крестик на теле воспалился, опух. Потом опухоль быстро спала. Но не исчезла память о той ночи; мы в чем-то стали другими.

Малинин пришел к Ставру с чертежом большого самострела-арбалета. Тут же набросал рисунок катапульты, – можно бросать на врагов не только один большой камень, но несколько поменьше, чтобы захватить многих.

Ставр оценил, и умельцы быстро сладили несколько рамочных механизмов.

Здесь не знали взрывчатых веществ. Почему? Во всем воля Бога-Отца.

А лично я злобился, потому что в близком соседстве на одной планете нашего мира и этого зоопарка видел лишь извращенное чудачество. И понимал Исаева, – когда-нибудь и я доберусь! И не хотел вспоминать о Лене…

Я расспрашивал об абрах. Кто такие? Почему? Все пожимали плечами: нелюди, что с них, кроме жизней, возьмешь. Не ты, так они тебя убьют обязательно. Приходят на верховых лорках, но есть еще и тарканы – огромные ярко-зеленые животные с красным костяным гребнем на голове и шее. Они волокут длинные телеги, поэтому их используют только в степи.

Еще известно, что абры, и лорки, и тарканы, а также все животные, используемые слугами тьмы, имеют холодную кровь. Они другие. Они от змей и гадов ползучих. И они, пока Бог-Император отсутствует, захватили власть в его дворце. Властитель

Людям надо продержаться, пока Бог-Отец не возвратится и не наведет порядок.

Я спросил у Ставра, почему все уверены, что Бога-Императора нет во дворце, и тот был удивлен:

– А как же иначе? Он разве смирился бы с существованием абров?

Логика, конечно, была неотразима, но я, однако, сомневался.

Обрадовавшись моему любопытству, подступил ко мне Малинин. Говорил об Олимпе, о богах, перессорившихся друг с другом, о Христе, пришедшем на смену лично-племенным богам, когда кому-то (людям? Всевышнему?) понадобилось объединить разноплеменную массу под единое начало.