Литмир - Электронная Библиотека

Мы выехали из Игл-Крика, дома и бетон сменились полями и деревьями. На улице не было ни души. Можно было легко представить, что мы перенеслись на сто лет назад, когда богатый белый мог легко организовать убийство бедного черного, не боясь преследований.

– После смерти Рэндалла бизнес перешел к его сыну, Рэндаллу Моргану-младшему, – продолжил Тэйлор. – Он был амбициозным, но отцовской жестокости в нем не было. И он был умен. Он быстро понял, что нефть может закончиться, и стал инвестировать в другие сферы. Он вкладывал во все, в самые разные сферы, которые объединяло только одно: все они приносили доход – газеты, радио, банки, строительство.

– Когда кончилась нефть?

– Лет двадцать назад.

– «Морган-Холдингс» по-прежнему принадлежит Морганам?

Тэйлор кивнул.

– От начала и до конца. Это единственный бизнес, оставшийся в семье.

– И, судя по «Гольфстриму», дела в компании идут хорошо.

– Можно и так сказать. Капитал исчисляется миллиардами. Дейтон расположен над Хейнсвильским месторождением, так что Морганы попали прямо в недавний газовый бум. Уже давно было известно, что газ там есть, но разрабатывать его было слишком дорого. Новые технологии бурения облегчили задачу.

– А кто сейчас управляет компанией?

Тэйлор улыбнулся. Напряжение ушло, и он перестал сжимать руль. Мы снова были в зоне безопасности. Как бы ни обстояли дела в настоящем, оно его волновало гораздо меньше, чем прошлое. Все как у меня.

– Формально Клейтон Морган. Он стал генеральным директором после того, как его отец, Джаспер, несколько лет назад ушел с этой должности и занял пост президента. Эта должность является почетной и номинальной, но в городе все знают, что реально глава он.

– Хорошо, это ответ на вопрос, кто владеет самолетом. А почему «Морган-Холдингс» дает вам пользоваться «Гольфстримом»?

– Потому что Джаспер Морган покинул пост директора компании и стал мэром Игл-Крика. Он очень близко к сердцу принимает все, что происходит с городом. Чрезвычайно близко. Он любит этот город так, будто это его собственные тело и кровь. Когда он увидел видео, он велел нам сделать все, чтобы поймать убийцу. Деньги – не проблема, он дал нам полный карт-бланш. Он хочет, чтобы все было сделано четко и быстро. Мертвым мы возьмем преступника или живым – ему все равно. Он хочет, чтобы убийств больше не было.

Теперь я понял реакцию шерифа Фортье, когда мы обсуждали мой гонорар. По крайней мере, теперь я знаю, кто подпишет чек, в который я был волен вписать любую сумму.

14

Особняк Сэма Гэллоуэя стоял на участке в два гектара в окружении других не менее впечатляющих размерами домов. От внешнего мира территорию отделяла метровая кирпичная стена, а поверх нее – забор из черного кованого железа с изогнутым верхом, напоминавшим мне детский рисунок птицы.

Чтобы дом не просматривался с улицы, на участке был высажен ряд деревьев. Но им еще предстояло вытянуться и обзавестись густой листвой. А пока мы ехали вдоль забора, дом мелькал в просветах среди деревьев то тут, то там.

Тэйлор затормозил перед двойными воротами. Как и забор, они были сделаны из черного кованого железа, но напоминали мне уже не детский рисунок, а въезд в тюрьму. Если бы мы попытались протаранить эту трехметровую узорчатую преграду, это закончилось бы плачевно для такого мощного образца американской сборки, как наша патрульная машина.

Тэйлор опустил окно, и внутрь ворвалась волна перегретого воздуха. На колонне у ворот был установлен микрофон – такой, через который обычно заказываешь еду в фастфуде, не выходя из машины. Кнопок с цифрами не было. Внутрь можно было попасть, только если ворота откроют из дома или у тебя есть пульт. Тэйлор протянул руку и нажал кнопку звонка. Послышался гудок, два, затем щелчок и помехи.

– Чем я могу вам помочь? – спросил женский голос.

Он мог принадлежать жене Сэма или домработнице. Звук был металлический, плоский, поэтому сложно было сказать точно.

– Управление шерифа. Нам нужно поговорить с миссис Гэллоуэй.

Еще один щелчок, помехи стихли, и ворота начали медленно раздвигаться. Тишина, вливающаяся через окна, была жутковатой. Не было слышно ни единого звука. Для насекомых и птиц было слишком жарко, а ветра, который шевелил бы листву и ветки, не было. Когда ворота окончательно раскрылись, Тэйлор закрыл окно, и мы въехали в самое начало длинной извивающейся дороги.

Вид на дом-плантацию старинной постройки открывался нам постепенно. К тому моменту, как кондиционер окончательно справился с последствиями открывания окна, мы увидели его во всей красе. Сэм, возможно, и работал на периферии юридического ремесла, но оплачивалась она явно прекрасно. Дом с колоннами и идеальной симметрией не мог не впечатлять. По обеим сторонам от широкого парадного входа было равное количество окон одинакового размера. Белая кирпичная кладка слепила своей яркостью.

И все же белый цвет был чересчур белым, а каждая отдельно взятая деталь этого дома была слишком идеальна. Этот дом никак не мог быть построен до Гражданской войны. Даже при безукоризненном уходе двухвековой возраст дал бы о себе знать.

Тэйлор медленно ехал по тонкой ленте щебеночно-асфальтового покрытия, по обеим сторонам от которого простирались зеленые луга, напоминающие мне кладбище. Не хватало только надгробных плит.

Дорога привела нас к торцевой части дома, где за высоким плетнем прятался гараж на три машины. Тэйлор остановился рядом с новеньким «мерседесом» последней модели и заглушил двигатель.

Мы вышли из машины, и от жары у меня тут же перехватило дыхание. Несмотря на то, что было уже почти шесть вечера, температура так и не опускалась ниже тридцати. Тэйлор вытащил телефон и проверил сайт.

06:19:23

Белые цифры сменяли друг друга на черном фоне, и очередной висельник болтался в петле.

Если в деле не наметится перелом, очень скоро убийца запишет на свой счет еще один труп. Сложно искать преступника, который работает в полиции. Ему легко воспользоваться служебным положением и направить расследование по ложному, но выгодному для него следу. Для нас же это все равно что выйти на боксерский ринг в наручниках. Нам нужно было чудо. Но я верил в чудеса ничуть не больше, чем в удачу.

Когда мы подошли к парадному входу, дверь была уже открыта и домработница ждала, чтобы впустить нас. В доме было прохладно и просторно, комнаты были большие и открытые, как в церкви. Все лампы и светильники были включены, но по сравнению со слепящим солнцем освещение казалось тусклым.

Домработница провела нас по холлу мимо широкой лестницы из темного дерева с ярко-красным ковром. Чем дальше мы углублялись в дом, тем становилось холоднее, как будто бы мы спускались в подземелье. У одной из дверей она остановилась, постучала, открыла дверь и отошла в сторону, пропуская нас.

Комната была большая, дорого обставленная и абсолютно безликая. Шторы были задернуты, чтобы избежать перегрева, замысловатая хрустальная люстра разбрасывала по деревянному полу целые россыпи света. Сколь впечатляющей ни была люстра, в комнате был еще и богато оформленный камин, и фортепьяно марки «Стейнвей», который тоже мог побороться за звание главного украшения комнаты. Для меня «Стейнвей» был вне конкуренции – эти пианино просто замечательные. Мне очень хотелось подойти и что-нибудь сыграть, но сейчас явно было не место и не время для этого.

Барбара Гэллоуэй стояла у камина. Она была изысканно красива – как фарфоровая кукла, только не такая хрупкая. Темные волосы, карие глаза, возраст немного за сорок. Одета она была просто – в джинсы и однотонную черную блузку. Ее горе проявлялось в самых разных деталях – более и менее очевидных. Она была без косметики, из украшений на ней были только обручальное кольцо и кольцо в честь помолвки. Она постоянно вертела на пальце обручальное кольцо, по всей видимости, не отдавая себе в этом отчета.

14
{"b":"254819","o":1}