Берман Борис Давидович. Родился в 1901 году в семье владельца кирпичного завода, еврей. Участник Гражданской войны в Сибири. С 1921 года — член ВКП(б), работал в органах ВЧК-ОГПУ в Сибири и на Урале. С 1928 по 1931 год работал в полномочном представительстве ОГПУ в Средней Азии, затем начальником контрразведывательного отдела, затем помощником начальника Секретно-оперативного управления. Переведен в Москву заместителем начальника ИНО, работал за рубежом. В августе 1936 года назначен заместителем начальника секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР, с марта 1937 года — нарком внутренних дел Белорусской ССР, с мая 1938 года — начальник управления НКВД СССР. Комиссар государственной безопасности 3-го ранга. В конце 1938 года арестован, в 1939-м расстрелян.

Матвей Давидович Берман (старший брат Б.Д. Бермана), 1898 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, в органах госбезопасности с 1918 года. Участник Гражданской войны и ликвидации басмачества в Средней Азии. С 1932 по 1936 год — секретарь парткома ОГПУ, начальник Главного управления лагерей НКВД СССР. Руководил строительством канала Москва-Волга. С октября 1936 года — заместитель наркома НКВД СССР. В августе 1937 года арестован и расстрелян.

В 1930 году в СССР трудились все, биржи труда давно были закрыты. Часть граждан трудилась под охраной НКВД и жила за колючей проволокой. Многие города, поселки, железные дороги, шахты, фабрики, заводы, электростанции построены заключенными, в их числе Московский государственный университет на Воробьевых горах.

Люди в заключении работали, учились, писали романы, давали концерты, ставили театральные постановки, заводили семьи, рожали и воспитывали детей, и не только своих. Быстролётов рассказал о жизни заключенных в ИТЛ, в одиночной камере и на советской каторге. Мало кто вынес подобные испытания и нравственно не сломался. Автор, профессиональный разведчик, умел видеть, приспособиться и выжить в любой среде. Комментарии, можно сказать, излишни.

Работая в 1960-х годах над книгами «Возмездия», третьей частью «Пира бессмертных», автор не хотел нанести кому-либо вред своим повествованием. Нужно помнить: Медведев, Паша Красный, Утемисов, Амдур, Майстрах и другие — не выдуманные литературные персонажи, а живые люди, с некоторыми автор встречался в Москве, дружил и подарил им рукописи своих книг. Автор намеренно изменил биографии некоторых «персонажей» и в некоторых диалогах свое мнение приписал умершим людям, так, по его мнению, было безопаснее, например, диалоги с библиотекарем. Люди по-разному видят одно и то же событие и воспринимают его по-разному, всё зависит от мировоззрения человека и того, что он хочет увидеть. Обсуждая с автором некоторые эпизоды из книг, я ставил под сомнение его поступки. Дед улыбался и разводил руками. Например, эпизод выноса на волю лагерных рукописей. Дед не мог подвергнуть опасности любимую женщину. Операция выноса рукописей из лагеря на волю психологически продумана, риск минимальный. Однако риск есть риск! В Москву рукописи привез узбек, отбывший свой срок заключения. Представьте себе идущего в 1947 году по улицам Москвы старого, высокого и худого узбека с крючковатым носом, короткими волосами и седой бородой, в цветастом халате, в тюбетейке и сапогах. За подкладкой его халата и были зашиты лагерные рукописи, он рисковал своей свободой! Во имя чего? Дед наизусть знал Коран, и заключенные, исповедовавшие ислам, относились к нему с большим уважением и называли его Тимур-беком. По милости Аллаха, рукописи и сохранились!

Сегодня многие авторы художественных фильмов ставят знак равенства между исправительно-трудовыми лагерями в СССР и концентрационными лагерями нацистской Германии. Говорить, что подобное сравнение противоречит действительности — одно дело, другое дело — увидеть. Поэтому в книгах «Возмездия» я дал читателю возможность увидеть места заключения Быстролётова в Норильлаге, в Ма-риинске и Суслово. Сотрудники музея «Освоения города Норильска и Норильского края» и Дома-музея Владимира Алексеевича Чивилихина в Мариинске сделали фоторепродукции с фотографий Норильлага (1938–1939 годов), Ма-риинска и Суслово.

У меня состоялся интересный разговор с Георгием Александровичем Поповым, главным врачом Центральной больницы второго отделения Норильлага в 1939 году. Он утверждал, что помнит Быстролётова в Норильлаге, и показал несколько фотографий, на которых, по его мнению, изображен Быстролётов. На фотографиях Быстролётов не был отображен, тем не менее я попросил у него разрешение показать читателям одну из них (см. вкладку). Фотография показывает, что в 1939 году заключенные имели фотоаппараты типа «Лейка» или «ФЭД» и в исправительно-трудовом лагере делали фотоснимки своих друзей и коллег. Георгий Александрович Попов, используя автоспуск фотоаппарата, сделал фотографию врачей Центральной больницы второго отделения Норильлага, разумеется, и себя. Г.А. Попов в центре снимка, он в очках и в белой шапочке. На снимке все врачи — осужденные, среди них члены центральных комитетов Коммунистических партий разных государств!

Пользуясь удобным случаем, я спросил у Попова фамилию вольнонаемного врача (начальницы) Центральной больницы, которая оперировала Быстролётова в Норильлаге.

Процитирую фрагмент из книги «Пучина»:

Приятный голос, который я услышал во время операции, принадлежал вольному врачу, начальнику больницы — красивой, статной женщине, похожей на породистую англичанку больше, чем добрый миллион обитательниц туманного Альбиона. Но имени ее и фамилии я теперь не помню — ведь для меня и других она была только гражданином начальником. Я никогда не смог бы заговорить с ней после операции, если бы не начались длительные и тяжелые приступы сердцебиения: устранять их было трудно, тут все врачи больницы пробовали свое искусство и зачастую с плохими результатами. Хая Яковлевна доложила об этом начальнице, тем более что последняя оперировала меня и отвечала за мое выздоровление.

— Бьется, как птичка в клетке! — ласково говорила миловидная гражданин начальник, просунув узкую кисть под мою грубую рубаху с лагерными клеймами. — Пусть сердечко успокоится, а не то я унесу птичку с собой!

«Вот если я не умру, то попытаюсь унести твое!» — храбрился я, глядя на нее сквозь дымку полуобморочного состояния.

Красивой, статной женщиной, похожей на породистую англичанку, оказалась Александра Ивановна Слепцова — хирург и начальник Центральной больницы Норильлага. Лечащий врач — осужденная Кузнецова Хая Яковлевна, прибыла в Норильлаг из Томского исправительно-трудового лагеря. Попов дополнил рассказ Быстролётова.

Судьба Г.А. Попова типична для тех лет: арестован в 1937 году, тюрьма в городе Орле, Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорен к 12 годам заключения в ИТЛ. Весь срок заключения работал врачом в Норильлаге, после отбытия наказания жил и работал в Норильске врачом, затем в отделе здравоохранения города. Пока позволяло здоровье, жил на Севере (за Полярным кругом), затем уехал в Москву.

Вот сведения о Быстролётове, полученные от бывших заключенных ИТЛ. Вот что пишет о Быстролётове Амдур Залман Соломонович:

Мое знакомство с Дмитрием Александровичем началось примерно с сентября 1940 года на этапном лихтере, когда нас вывозили из Норильского лагеря как заключенных, «не поддающихся восстановлению в условиях Крайнего Севера». Дмитрий Александрович был «сактирован» после гнойного плеврита, а я — после истязаний в застенках Ивановского НКВД. Мы оказались в медобслуживании этапа и поэтому жили не в трюме, а на палубе лихтера, что способствовало нашему общению и сближению.

Быстролётов был очень красивым мужчиной, с умными голубыми глазами, мягкой улыбкой, при которой появлялись ямочки на щеках. Отличный рассказчик с неторопливым и негромким голосом, четкой дикцией и правильной русской речью высококультурного человека. В эмоциях проявлял крайнюю сдержанность.