Я пересекаю высохшее русло и прикладываю ладонь к скале. Складывается ощущение, что поверхность грубая и шершавая. Но это не совсем верно. Она безупречна.

Так же, как и Общество.

В его безукоризненности я вижу трещины. Я вспоминаю размеренное дыхание женщины, которая пела одну из Ста песен. А Кай сказал мне потом, что Общество знает, как нам нравится слушать их дыхание. Нам нравится сознавать, что они живые люди, но даже та человечность, которую они собой представляют – аккуратная и тщательно выверенная.

Мое сердце замирает. Если здесь присутствует Общество, тогда Восстания не существует.

Я иду вдоль стены, проводя по ней рукой, и ищу трещину, которая разделяет Общество и Каньон. Приближаясь к зарослям густо переплетенного кустарника, я замечаю, что на земле что-то лежит.

Это мальчик. Тот, который бежал с нами к Каньону, а взамен очутился в этом ущелье.

Он свернулся калачиком на боку. Глаза закрыты. Его кожа, волосы и одежда покрыты тонким слоем пыли, наметенной ветром. Его руки бледны, и в то же время красные от крови, как и то место на стене ущелья, которое он царапал и царапал и не смог проникнуть внутрь. Я закрываю глаза. Вид засохшей красной крови, кристалликов грязи в ущелье, заставляет меня вспомнить о сахаре и кроваво-красных ягодах на тарелке с пирогом у дедушки, и мне становится дурно.

Снова открываю глаза и смотрю на мальчика. Можно ли что-то сделать для него? Я наклоняюсь ближе и вижу, что его губы синего цвета. Так как меня никогда не обучали медицине, я практически ничего не знаю об оказании первой помощи. Он не дышит. Я проверяю точку на его запястье, где, как я знала, можно нащупать пульс, но его нет.

- Кассия, - шепчет кто-то, и я подскакиваю на месте.

Это Инди. Выдыхаю с облегчением. - Это тот самый парень, - сообщаю я.

Инди приседает рядом. - Он мертв, - говорит она. И смотрит на его руки. - Что он делал?

- Думаю, что он пытался пробраться внутрь стены, - отвечаю я, указывая. - Они сделали ее похожей на стену, но мне кажется, что это дверь.

Инди встает вместе со мной, и мы смотрим на окровавленную стену и руки мальчика. - Он не смог проникнуть внутрь, - констатирую я. - Тогда он принял синюю таблетку, но было уже слишком поздно.

Инди смотрит на меня, ее взгляд пристальный и испытующий.

- Нам нужно выбираться из этого ущелья, - говорю я. - Здесь присутствует Общество. Точно говорю.

Инди медлит. - Ты права, - произносит она через минуту. - Нам нужно вернуться в другое ущелье. Там, по крайней мере, есть вода.

- Ты считаешь, что мы сможем вернуться обратно и пересечь то место, откуда до этого убегали? - я невольно вздрагиваю, вспоминая тела, лежавшие на вершине Каньона.

- Мы можем подняться прямо здесь, - предлагает Инди. - Теперь у нас есть веревка. - Она указывает на корни деревьев, цепляющихся за стену ущелья и растущих там, где они обычно не способны расти. - Они сберегут нам время. - Она открывает свою сумку и тянется внутрь за веревкой.

Пока я наблюдаю за ее действиями, Инди вытаскивает веревку и закидывает ее на плечо, а затем что-то аккуратно перекладывает в сумке.

Осиное гнездо, думаю я. - Ты сохранила его, - говорю ей.

- Что? - испуганно спрашивает Инди.

- Твое осиное гнездо, - поясняю я. - Оно не повредилось.

Инди кивает головой, выглядя настороженной. Должно быть, я сказала что-то не так, но раздумывать над этим мне не хочется. Глубокая усталость накрывает меня с головой, и я ощущаю странное желание просто свернуться клубочком, как тот парень, и отдохнуть здесь же, на траве.

Оказавшись на вершине Каньона, мы не оглядываемся в ту сторону, где должны лежать тела. В любом случае, мы слишком далеко, чтобы увидеть хоть что-то.

Я не разговариваю. Инди тоже. Мы быстро пересекаем Каньон под холодным ветром и небом. Бег пробуждает меня и напоминает, что я все еще жива, что не могу прилечь и отдохнуть, и не важно, как сильно я этого желаю.

Кажется, что только мы с Инди остались единственными живыми душами в Отдаленных провинциях.

Инди перевешивает веревку на другое плечо. - Пойдем, - приговаривает она, и мы снова спускаемся в то первое ущелье, откуда начинали свой путь. Может, мы и не нашли здесь следов Кая, но, по крайней мере, тут есть вода, и никаких признаков присутствия Общества. Пока что.

Надежда выглядит, как отпечаток ботинка, как половина отпечатка, который кто-то небрежно оставил, ступив на хлипкую грязь, которая потом затвердела, обдуваемая вечерними и утренними ветрами.

Я стараюсь не думать о других отпечатках, которые видела в этих ущельях, уже окаменевших от долгого времени, так что остались только следы скелета кого-то, ранее бывшего живым. Этот след свежий. Мне придется верить в это. Придется верить, что здесь есть еще кто-то живой. И придется верить, что это может быть Кай.

Мы выбираемся из Каньона. И оставляем позади ущелья и местечко фермеров. Под нами простирается длинная и широкая равнина, покрытая золотисто-коричневой растительностью. Вдоль речного потока островками группируются деревья, а по другую сторону равнины возвышаются голубые горы с вершинами, покрытыми снегом. Снегом, который не тает.

В любое время года этим путем сложно проходить – а особенно сейчас, в самом конце зимы. Я понимаю, что наши шансы невелики, но все равно рад, что мы уже зашли так далеко.

- Это так далеко, - с дрожью в голосе произносит Элай, стоя рядом со мной.

- Возможно, не так уж далеко, как оно выглядит на карте, - отвечаю я.

- Давайте спустимся к ближайшей группе деревьев, - предлагает Вик.

- А это безопасно? - подняв глаза к небу, спрашивает Элай.

- Если будем осторожны, то да, - говорит Вик, уже начиная двигаться; его взгляд прикован к ручью. - Этот поток чем-то отличается от того, что мы видели в ущелье. Держу пари, рыба здесь водится крупная.

Мы приближаемся к первой группе деревьев. - Как много ты знаешь о рыбной ловле? - интересуется Вик.

- Ничего, - отвечаю. Я даже о воде мало, что знаю. Возле нашей деревни было не так много водоемов, за исключением тех, что искусственно наполняло Общество. А ручьи, протекающие в ущельях, не такие широкие и тихие, как в этих местах. Они меньше и быстрее. - А разве рыба не умерла уже? Вода ведь слишком холодная.

- Проточная вода редко когда замерзает, - объясняет мне Вик. Он приседает на корточки и заглядывает в воду, где что-то плавает. - Можно попробовать выловить вон тех, - говорит он возбужденно. – Зуб даю, что это форель. Она великолепна на вкус.

Я уже присел рядом с ним, пытаясь выяснить, что это за рыба. - Как же мы это сделаем?

- У них заканчивается нерест, - говорит Вик, - Они сейчас медлительны. Если подберемся как можно ближе, то сможем дотянуться и выловить их руками. Это, конечно, не настоящая рыбалка, - говорит он извиняющимся тоном. - И дома мы никогда не занимались этим. Зато у нас были удочки.

- А где это дома? - интересуюсь я у Вика.

Он смотрит на меня, раздумывая, но, возможно, полагает, что, раз уж я поведал ему, откуда родом, то и он может рассказать то же самое. - Я из Камаса, - говорит он. - Тебе стоит увидеть его. Горы там даже выше, чем здесь. - Он жестом указывает на плато. - А ручьи полны рыбы. - Затем он останавливается. Оглядывается на воду, в глубине которой что-то плавает.

Элай все еще сидит, низко склонившись, как я и велел ему. Мне до сих пор не нравится то, насколько открыто расположена эта равнина между Каньоном и горами.

- Ищи стремнину, - наставляет Вик Элая. - Это место в ручье, где вода мелкая и течение более сильное. Как здесь, например. А потом делаешь так.

Вик медленно и осторожно склоняется к самому краю потока. Он ждет. Потом скользит рукой под водой, рядом с рыбой, мало-помалу перебирая пальцами против течения, пока они не оказываются под брюшком рыбы. А затем резким движением выкидывает рыбу на берег. Она трепыхается, блестя чешуйками, заглатывая ртом воздух.