Барби схватил лопатку, прежде чем взять листок с заказом, надел фартук через голову, завязал сзади тесемки, заглянул в шкафчик над раковиной. Там лежало множество бейсболок, которые в «Эглантерии» использовались вместо поварских колпаков. Из уважения к Полу Гендрону (как надеялся Барби, сейчас окруженному любовью и заботой самых дорогих и близких) выбрал бейсболку Тюленей, надел козырьком назад, хрустнул пальцами.

Потом схватил первый листок с заказом и принялся за работу.

В 21.15, на час позже, чем обычно в субботу, из «Эглантерии» ушли последние посетители. Барби запер дверь, перевернул висевшую на стекле табличку с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО». Понаблюдал, как эти ушедшие клиенты пересекают улицу, направляясь к городской площади, где собралось человек пятьдесят. Им, конечно же, было что обсудить. Все смотрели на юг, где сильный белый свет образовал своеобразный пузырь над шоссе номер 119. Не телевизионные огни, прикинул Барби, – армия США создала и охраняла запретную зону, выставив часовых и осветив ее.

Запретная зона. Ему это определенно не нравилось.

А Главная улица погрузилась в неестественную темноту. В некоторых зданиях горели электрические лампы – там, где работали генераторы, – в «Универмаге Берпи», магазине «Бензин и бакалея», «Новых и подержанных книгах», «Мире еды», в пяти-шести других местах. Но уличные фонари стояли темными, а на вторых этажах, где располагались квартиры, обходились свечами.

Роуз сидела за столиком в центре зала, курила (в общественных местах такое запрещалось, но Барби никому не собирался об этом докладывать). Она стянула с головы сеточку и устало улыбнулась ему, когда он сел напротив. У них за спиной Энсон драил стойку, его длинные, до плеч, волосы теперь торчали из-под бейсболки «Ред сокс».

– Я думала, Четвертое июля – самый тяжелый день, но этот еще хуже. – Роуз вздохнула. – Если бы ты не появился, я бы свернулась калачиком в углу, зовя мамочку.

– Мимо меня проехала блондинка на «Эф-сто пятьдесят». – Воспоминание вызвало у Барби улыбку. – Чуть не остано вилась, чтобы подвезти. Если б подвезла, я оказался бы по ту сторону. Правда, со мной могло случиться то же самое, что и с Чаком Томпсоном и женщиной в самолете. – Томпсона в комментарии Си-эн-эн упомянули. Про женщину сказали, что она еще не опознана.

Но Роуз знала.

– Клодетт Сандерс. Я уверена, что она. Доди вчера говорила мне, что сегодня у ее матери урок.

Между ними на столе стояла тарелка с картофелем фри. Барби как раз тянулся к ней, но рука повисла в воздухе. Он вдруг понял, что жареного картофеля ему совершенно не хочется. Как и чего-то другого. И красная лужа у края тарелки больше смахивала на кровь, чем на кетчуп.

– Так вот почему Доди не пришла.

Роуз пожала плечами:

– Возможно. Но полной уверенности у меня нет. Она со мной не связывалась. Я и не ждала, что свяжется, – телефон-то не работает.

Барби предположил, что она говорит о проводной связи, но с кухни слышал, как люди жаловались и на плохую работу мобильников. Большинство видели причину в том, что все звонили одновременно, перегружая сеть. Некоторые винили телевизионщиков с их сотнями «Моторол», «Нокий», айфонов и блэкберри. Барби подозревал другое: в период, когда страна охвачена паранойяльной боязнью терроризма, вроде как возникла угроза национальной безопасности, и все схватились за мобильники. Некоторые звонки еще проходили, но к ночи все реже и реже.

– В пустую голову Доди вполне могла прийти мысль плюнуть на работу и поехать в торговый центр Обурна.

– Мистер Сандерс знает, что Клодетт была в самолете?

– Точно сказать не могу, но очень бы удивилась, если еще нет. – Тут она нараспев процитировала знакомые Барби слова: – «Наш город мал – его судьбу мы вместе делим».

Он улыбнулся и ответил продолжением:

– «И за команду за одну мы все болеем».

Прошлым летом эта старая песня Джеймса Макмертри загадочным образом на два месяца стала очень популярной на паре радиостанций Западного Мэна. Разумеется, не на ХНВ: Джеймс Макмертри не относился к тем певцам, творчество которых одобряло Иисусово радио.

Роуз указала на картофель фри:

– Есть еще будешь?

– Нет. Потерял аппетит.

Барби не питал особой любви ни к всегда улыбающемуся Энди Сандерсу, ни к Доди-Тупице, которая определенно помогала своей лучшей подруге Энджи распускать слух, приведший к драке у «Дипперса». Но сама мысль о том, что те части тела (перед мысленным взором снова и снова возникала нога в зеленой брючине) принадлежали матери Доди… жене первого члена городского управления…

– Я тоже. – Роуз затушила сигарету в кетчупе. Послышалось шипение, и на мгновение Барби испугался, что его сейчас вырвет. Он даже отвернулся и посмотрел через окно-витрину на Главную улицу, хотя с этой точки ничего увидеть не мог. Только темноту.

– В полночь выступит президент, – объявил Энсон, продолжающий драить стойку.

Из кухни доносился низкий, протяжный стон посудомоечной машины. Барби подумал, что старина «Хобарт», возможно, трудится в последний раз и по крайней мере какое-то время будет простаивать. В этом ему предстояло убедить Роуз. Она могла поупираться, но, как женщина умная и практичная, быстро сообразит, что предложение дельное.

Мать Доди Сандерс, Господи. И какова вероятность такого?

Понял, что определенно не стремящаяся к нулю. Впрочем, на месте миссис Сандерс мог оказаться кто-то еще из его знакомых. «Наш город мал, беби, и за команду за одну мы все болеем».

– Мне сегодня президента не услышать, – откликнулась Роуз. – Ему придется благословлять Америку от имени Господа без меня. Пять утра наступает быстро. – По воскресеньям «Эглантерия» открывалась в семь, но к приходу первого посетителя следовало подготовиться. Как и всегда. По воскресеньям эта подготовка включала и выпечку булочек с корицей. – Вы, мальчики, оставайтесь и смотрите, если хотите. Только, когда будете уходить, убедитесь, что двери заперты. Передняя и черного хода. – Она начала подниматься.

– Роуз, нам надо поговорить о завтрашнем дне.

– Ду-удочки, завтра будет другой день. Давай на сегодня поставим точку, Барби. Всему свое время. – Но должно быть, она что-то увидела в его лице, поскольку вновь села. – Ладно, с чего такой мрачный вид?

– Когда тебе в последний раз привозили пропан?

– На этой неделе. Баллоны практически полные. Это все, что тебя волнует?

На такой вопрос он мог ответить отрицательно, но волнения его начинались именно с пропана. По его прикидкам получалось следующее. В «Эглантерии» стояли два соединенные друг с другом баллона. Каждый объемом триста двадцать пять или триста пятьдесят галлонов, точно он не помнил. Мог проверить утром, но, если исходить из слов Роуз, получалось, что в баллонах еще более шестисот галлонов пропана. И хорошо. Толика везения в крайне неудачный для города день. Но никто не знал, сколько еще им отмерено таких неудачных дней. И шестьсот галлонов пропана не могли расходоваться вечно.

– Сколько газа сгорает за день? – спросил он Роуз. – Хотя бы приблизительно?

– Да какое это имеет значение?

– Сейчас электричество вырабатывается генератором. Свет, плиты, холодильники, насосы. Он же обеспечит отопление, если ночью станет холодно. И работает генератор на пропане.

Какое-то время они молчали, прислушиваясь к ровному гудению почти что нового генератора «Хонда», установленного за рестораном.

Подошел Энсон Уилер, присел к столу.

– Генератор сжигает два галлона пропана в час, если работает на шестьдесят процентов мощности.

– Откуда ты знаешь? – спросил Барби.

– Прочитал на табличке, которая к нему крепится. Когда от него работает все, как у нас сегодня примерно с полудня, после отключения электричества, потребление возрастает до трех галлонов, может, и чуть больше.

Роуз отреагировала мгновенно:

– Энс, выключи свет везде, кроме кухни. И установи термостат отопительного котла на пятьдесят градусов[25]. – Она задумалась. – Нет, отключи котел совсем.