Я вышел из палатки, почти не сознавая, что оказался на воздухе, прохладном после прошедшего дождя. Солнце, снова показавшееся из-за туч, напоминало оранжевый мяч, скрывающийся за горизонтом где-то далеко на западе. Пакетик с белым порошком лежал на самом дне моего нагрудного кармана, так глубоко, что я доставал пальцами только до его краешка. Я решил, что мне необходимо выпить пива.

Сарай, в котором проныра по фамилии Мэнли продавал контрабандное пиво и напитки покрепче, находился в другом конце лагеря. Ходили слухи, что в офицерском клубе продают разлитое в американские бутылки вьетнамское пиво «33».

Было еще одно место, находившееся чуть дальше, чем офицерский клуб, и чуть ближе, чем сарай Мэнли. По своему легальному статусу это место также находилось где-то между ними. Примерно в двадцати минутах ходьбы по дороге к авиационному полю и складам горючего находилось одинокое деревянное строение, которое все называли между собой «хижиной Билли». Сам Билли давно подался домой, но его клуб, где раньше предположительно находился французский пост, остался целым и невредимым. Когда он был открыт, худые и стройные вьетнамские мальчики, жившие в комнатах на втором этаже, разносили посетителям напитки. Я заходил туда два или три раза и всегда спрашивал себя, куда деваются эти мальчики, когда заведение закрыто. Хижина Билли вовсе не походила на французский пост – скорее она напоминала американскую придорожную харчевню.

Когда-то много лет назад стены здания были выкрашены коричневой краской. Неизвестно когда и зачем кто-то забил досками окна первого этажа, а потом кто-то другой оторвал от каждой доски по куску, так что теперь свет проникал через эти отверстия двумя узкими прямоугольными полосками, которые перемещались по полу в течение дня. Здесь не было ни электричества, ни льда. Если тебе хотелось в туалет, ты шел в небольшую кабинку с металлическими подставками для ног, вделанными в землю вокруг круглого отверстия.

Здание стояло среди деревьев, там где дорога чуть изгибалась; и, когда я на закате спускался с холма, из-за бара вынырнул, словно галлюцинация, заляпанный грязью джип.

Когда я поднялся на крыльцо бара, голоса затихли. Я повнимательнее пригляделся к джипу, пытаясь разобрать опознавательные знаки, но грязь покрывала его слишком толстым слоем. На заднем сиденье тускло поблескивал какой-то белый предмет. Присмотревшись, я разглядел среди веревок овальную кость, подозрительно напоминавшую верх старательно вычищенного и отполированного человеческого черепа.

Дверь отворилась, прежде чем я успел прикоснуться к ручке. Передо мной стоял в шортах цвета хаки и слишком широкой для него белой рубашке парень по имени Майк.

– О! – сказал он, разглядев, кто перед ним. – Привет, Тим. О'кей! Ты можешь зайти внутрь. – Он держался со странной, беззащитной агрессивностью, и на губах его играла смущенная улыбка.

– Все о'кей? – переспросил я, так как выражение его лица ясно говорило мне, что это не совсем так.

– Да-а-а... – он сделал шаг назад, пропуская меня внутрь.

Бар выглядел пустым. Свет, падавший из щели в окне, дошел как раз до висевшего на стене зеркала, которое словно пылало ярким белым огнем. В воздухе стоял едкий запах бездымного пороха. Я вошел внутрь, а Майк вернулся на свой пост.

– Черт побери! – сказал чей-то голос слева от меня. – И мы должны все это терпеть!

Повернув голову, я увидел троих мужчин, сидевших за круглым столом у стены. Ни одна из керосиновых ламп не горела, и по контрасту с ярким светом из зеркала глубина бара казалась еще более темной.

– Все о'кей, все о'кей, – заверил их Майк. – Старый клиент. Старый друг.

– Готов спорить, что так, – сказал незнакомый голос. – Главное, не пускай сюда женщин.

– Никаких женщин, – сказал Майк. – И никаких проблем.

Я прошел к последнему столику справа.

– Хочешь виски, Тим? – спросил Майк.

– Тим? – переспросил все тот же голос. – Тим?

– Пива, – сказал я, усаживаясь за столик.

На столике перед мужчинами стояла почти пустая бутылка «Джонни Уокера», три стакана и около дюжины банок пива. Солдат, сидевший у стены, сменил позу, и я увидел рядом с бутылкой виски пистолет сорок пятого калибра. Он наклонился вперед, двигаясь, как смертельно пьяный человек, старающийся изо всех сил держать себя в руках. Рукава его рубашки были оторваны, грязь покрывала кожу, словно он не мылся много лет. Волосы его были обрезаны ножом.

– Я только хотел убедиться, – сказал он. – Ты точно не женщина? Ты можешь в этом поклясться?

– Как тебе больше нравится, – ответил я.

Он положил ладонь на пистолет.

– Все понял, – сказал я. Майк спешил к моему столику, неся заказанное пиво.

– Тим, – не унимался пьяный солдат. – Забавное имя. Оно больше подходит кому-нибудь маленькому. Вроде него, – солдат махнул левой рукой в сторону Майка, правая по-прежнему лежала на пистолете.

– Этому маленькому засранцу больше подошло бы платье. Да его одежда и похожа на платье.

– Ты так не любишь женщин? – спросил я.

Майк поставил передо мной на столик банку «Будвайзера» и два раза быстро качнул головой. Он рад был моему приходу, потому что боялся, что пьяный солдат выстрелит в него, но из-за меня все стало еще хуже.

Я посмотрел на двух приятелей пьяного офицера. Они были такими же грязными и усталыми. То, что случилось с пьяным, наверняка случилось и с ними.

– Это дерьмо из резервной части беспардонно вторгается в ход моих мыслей, – сказал пьяный здоровенному парню справа от него. – Скажите, чтобы убирался отсюда, а то случится маленькая неприятность.

– Оставь парня в покое, – посоветовал тот. На его узком, изможденном лице виднелись полоски грязи.

И тут пьяный офицер очень удивил меня. Наклонившись к своим товарищам, он заговорил вдруг на беглом, почти литературном старом вьетнамском языке. Должно быть, он умел не только говорить, но и думать на этом языке и был уверен, что ни я, ни Майк его не поймем.

– Это серьезно, – сказал он. – Большинство людей на этом свете, которых я не презираю, или уже мертвы или скоро будут мертвы.

Он сказал что-то еще. Я не уверен, что точно привел его слова, но смысл их был именно таким.

Затем он произнес, все на том же старом вьетнамском, фразу, которая даже для моих ушей была слишком чопорной и неестественной, как третьесортный викторианский роман:

– Вам следует помнить, что мы привезли с собой.

Чтобы отполировать кость, требуется много времени и терпения. А полировать череп наверняка труднее, чем все остальное.

– Вашему узнику требуется еще выпивка, – сказал офицер, поворачиваясь вместе со стулом. Не снимая руку с пистолета, он тяжело поглядел на меня.

– Виски, – сказал здоровяк.

Майк уже снимал с полки бутылку. Он понял, что офицер хочет напиться, чтобы уже просто не держаться на ногах к тому моменту, когда он созреет для того, чтобы в кого-то выстрелить.

Лицо крупного парня, сидящего справа от пьяного, вдруг показалось мне на секунду знакомым. Волосы его были побриты так коротко, что он казался лысым, а глаза над полосками грязи на щеках казались огромными. Из петлицы на его воротнике свисали часы в корпусе из нержавеющей стали. Он протянул мускулистую руку к бутылке, которую передал ему Майк, стараясь держаться как можно дальше от стола. Солдат свернул пробку и налил себе и своим товарищам. Офицер тут же одним махом осушил стакан и поставил его на стол, явно желая, чтобы стакан снова наполнили.

Третий солдат, который до сих пор молчал, произнес вдруг:

– Здесь что-то случится. – Он в упор посмотрел на меня. – Знаешь, приятель...

– Ничей он не приятель, – перебил его офицер. Прежде чем кто-то успел бы остановить его, он выхватил из кобуры револьвер и стрельнул, не целясь, в другой конец зала. Последовала вспышка, треск взрыва, в воздухе еще сильнее запахло порохом. Пуля вошла в деревянную панель стенки дюймах в восьми от меня.