То в борьбе со шквалами, то против течения, «Спрей» двигалась медленно. Я пользовался каждой минутой, чтобы чинить паруса, но дело шло не быстро. В бурную погоду было много работы со снастями, зато нечего было опасаться дикарей, так как их хрупкие пироги не могут держаться при волнении. Как только немного затихло, появлялись пироги, полные вооруженных дикарей, которые издали следили за мною, выжидая удобный момент, чтобы завладеть судном. Они были хорошо вооружены луками и копьями, но все-таки не решались открыто приближаться к судну, на котором имелось огнестрельное оружие. А я тем временем обильно проливал собственную кровь: от трудной работы с жесткими и мокрыми канатами у меня растрескались руки, и кровь иногда текла из них струей. Однако, я выбрал время еще раз нарубить дров на берегу; при этой высадке я не видал ни одного живого существа, кроме маленького паука, который поселился в сухой палке и которого я взял на «Спрей». К моему удивлению, на судне он тотчас же встретился с другим таким же пауком, который, вероятно, совершил все путешествие вместе со мною от самого Бостона. Туземец первый сделал нападение на моего пассажира, но американец не дался в обиду: в одну минуту он смял пришельца, переломал ему ноги и оторвал их поочередно.

Наконец, я приблизился к такому месту, где меня снова караулила целая стая пирог. Положив на самое видное место винтовку, я знаками об'яснил им, что одна лодка может подойти ближе. В лодке, которая приблизилась, стоял Черный Педро и сидели две женщины. Обе они знаками просили с'естного, а Педро стоял на носу, как будто не принимая участия в происходящем. Но едва я обернулся назад, чтобы взять сухари и мясные консервы, которые я приготовил для женщин, как Педро одним прыжком очутился на палубе. Быстро оглядевшись вокруг, он спросил у меня по-испански, где остальной экипаж, так как, когда я проходил здесь три недели тому назад, он видел троих. Я ответил, что на судне тот же экипаж, что и прежде, и об'яснил, что я днем работаю, а прочие спят, чтобы ночью караулить шлюпку от дикарей. Пока я вел этот разговор, не спуская с него глаз, одна из женщин показывала мне знаками, чтобы я был настороже. Я отдал женщинам приготовленное угощение, а они дали мне несколько кусков сала, при чем старательно выбирали самые большие из лежавших в лодке. Педро спросил меня, указывая на ружье, сколько раз оно стреляет. Я ответил, что оно стреляет без остановки. Тогда лицо его вытянулось, и он собрался уходить. Я его не удерживал. Но на прощанье он попросил спичек и сделал вид, будто хочет достать концом копья коробку, которую я ему протянул. Увидав это движение, я положил коробку на конец дула того самого ружья, которое стреляет без остановки. Он жадно ухватился за коробку, но подпрыгнул, когда я сказал ему быть осторожным с ружьем.

Женщины захохотали, и мы расстались, вполне понимая друг друга.

В следующие дни мне удалось без особой помехи со стороны туземцев пройти значительное расстояние по проливу. Пользуясь неблагоприятными условиями моего плавания, Педро еще раз догнал меня и осадил разными просьбами.

Я дал ему складной нож и другие инструменты, которые могли ему пригодиться для постройки лодок. Наконец, он оставил меня в покое.

Дня через три, медленно подвигаясь вперед, я натолкнулся на находку. В небольшой бухте лежали выброшенные морем остатки груза разбитого судна: боченки с салом валялись на берегу, другие разбились, и сало большими пластами лежало по берегу; в водорослях, у самой воды, запутался боченок вина. По морским законам, найденный груз принадлежит нашедшему. Целый день я проработал, возя боченки на буксире и поднимая их воротом на палубу. Некоторые бочки весили по двадцати пудов, и я измучился не на шутку, но пренебречь такой находкой было нельзя. Она могла надолго пополнить мою истощенную казну. Очевидно, за последний месяц в этой местности не было дикарей, может быть, с того самого шторма, который снес «Спрей» к мысу Горну: иначе они подобрали бы сало и вино. Несколькими милями дальше, в другой бухте, я увидал еще новый груз, вынесенный морем. Пришлось провести под снегом и дождем еще целый день и поработать, пока «Спрей» не забрала полный груз.

Я был счастлив этой находкой и, когда, наконец, пустился дальше, мое судно было замазано салом все сплошь, каюта, трюм и палуба были завалены салом, и сам я покрылся жиром с головы до пят.

Груз был настолько тяжел, и второпях я расположил его так неудачно, что вскоре должен был остановиться для перегрузки и приведения судна в порядок к предстоявшему долгому плаванию в Тихом океане. И тут я в последний раз получил приветствие от дикарей.

Раз днем, когда я хлопотал на палубе с разными неотложными работами под дождем и снегом, что-то прожужжало в воздухе, и стрела вонзилась в мачту. Я огляделся, — никого не было видно. Очевидно, дикари засели в кустах на берегу. Я выстрелил на воздух в направлении кустов, и тотчас же показалось несколько туземцев, убегавших со всех ног. Это было мое последнее столкновение с ними.

По мере того, как время шло, период дурной погоды приходил к концу, и я,

после шести попыток выйти из пролива, при которых меня каждый раз встречные ветры загоняли обратно, решил уже не торопиться выходом в океан, а дожидаться хорошего попутного ветра, 13-го апреля небо начало проясняться, и «Спрей», приведенная по возможности в порядок, хотя довольно глубоко сидевшая, вследствие значительной нагрузки, могла, наконец, отправиться в путь. Если бы я был хоть сколько-нибудь суеверен, я ни за что не снялся бы с якоря 13-го числа, — столько разных мелких случайностей и досадных задержек приключилось со «Спрей».

Был и странный эпизод. Однажды «Спрей» обошла трижды вокруг островка против моей воли и на третий раз запуталась мачтой за дерево. Тут мое терпение лопнуло, и я, распутывая снасти, увещевал «Спрей» так, как нетерпеливый крестьянин разговаривает с волом или лошадью.

— Куда ты лезешь, давно ли ты выучилась лазить по деревьям? — кричал я.

Но бедной «Спрей» досталось немало всякой трепки в Магеллановом проливе, и я смягчился, когда об этом подумал.

С какими только животными не приходится иметь дело зоологам в большом зоосаде любого европейского центра! Не мало животных, попав в неволю, чахнут, лишенные привычных условий существования на воле. Между тем, некоторых из них очень трудно доставать, и поэтому они представляют большую ценность. Вот почему нередко администрации сада приходится принимать меры к тому, чтобы спасти тот или иной драгоценный экземпляр, поддержать его слабеющие силы. На нашей фотографии мы видим необычную сцену кормления бульоном с ложки сухопутного краба, захиревшего в неволе.