— Знаете, — сказал Гротон. — Есть одно простое решение, вот только не известно, сработает ли. Что, если процесс остановить на мгновение раньше? Всего лишь маленький кусочек жизни…

— И разрушителя никогда не было? — Это было просто, слишком просто, — Почему же галактические программы этого не советовали?

— Она может пропускать его и раз, и два, чтобы найти это место. Засечь его. А когда найдет,». — ну, думаю, у нее уже что-то заготовлено. Может, у него будут провалы в памяти о недавних событиях. Но она их быстро восстановит.

Существо все росло, уже образовался легочный аппарат.

— Или, например, — продолжал Гротон, — она может провести эксперименты с изменением состава жидкости. Если бы было возможно выловить поврежденные клетки и заменить их на здоровые…

— Но это будет уже протоплазма с другим набором хромосом! — возразил Иво. — Где же она достанет нужный набор?

Гротон не стал спорить.

Афра подкатила аппарат с длинными электродами, Иво вспомнил, что давал ей описания этого прибора, но понятия не имел, для чего же он. Очевидно, Афра лучше знала, что с ним надо делать. Сейчас он заметил, что ванна была из метала, а не из пластика — она проводила электрический ток.

— Удар как раз перед разрушителем, чтобы остановить процесс в нужном месте, — прокомментировал Гротон.

— Но ведь плавление произошло после разрушителя, — сказал Иво с тревогой в голосе. — Суть процесса в том, что вся память есть часть плазмы. Нельзя просто прервать восстановление — вы можете разрушить всю структуру, а это очень опасно. Я бы не стал…

— Мы это скоро увидим своими глазами, мрачно ответил Гротон. — Смотрите.

Незаметно прошло четыре часа процесса восстановления. Иво мог лишь смотреть, не в состоянии чем-либо помочь. Афра укрепила один электрод на краю ванны, а другой, в форме диска, прижала к эволюционирующей голове. Нужный момент она, видимо, определяла интуитивно. Включила тумблер питания. Пошел ток.

Тело в ванне свела судорога.

— Шоковая терапия? — пробормотал Гротон. — По-моему, это не имеет смысла.

Афра выключила ток и убрала диск. Отошла.

Тело, а это сейчас определенно был Брад, прекратило эволюционировать. Задрожали веки, развернулась грудь.

— Неужели удалось, — недоверчиво произнес Гротон.

— Кое-что ей удалось. Но, боюсь, память о разрушителе сидит где-то в нем и ждет своего часа. Может, это произойдет через несколько часов или дней…

А может, в нем шевельнулась ревность?

— О-о!

Творилось что-то явно неладное. Тело в ванной, вместо того, чтобы очнуться, стало вновь изменятся.

— Она не остановила его, процесс пошел вспять!

— Тогда он расплавится, не так ли?

— Он не плавится!

Как бы там ни было, но это было уже точно не частью цикла. Проектор заработал, и Афра, закрыв ладонью рот, только беспомощно наблюдала. Изменения пошли быстрее. Голова уродливо распухла, ноги съежились. Тело начало сжиматься. Конечности утратили форму и втянулись в то, что когда-то было телом. Формой это напоминало гигантскую морскую звезду, с усыпанными присосками щупальцами.

Когда процесс остановился, от человека в существе уже ничего не осталось.

Афра закричала. Иво мог видеть ее раскрытый рот, губы, обнажившие ряды белых зубов, поднятый язык. Ее грудь спазматически вздымалась, Иво почти слышал ее отчаянный, безысходный вопль. Она кричала, пока слюна не окрасилась кровью.

В ванне барахталась исполинская морская звезда. Она безнадежно вытягивала свои щупальца, словно искала спасения, но через минуту они уже безжизненно свисали с края ванны.

Проектор выключился — это было свидетельство того, что на этот раз цикл завершен. Из последних сил тварь попыталась подняться, но щупальца обмякли, тело плюхнулось на дно ванны, конвульсивно вздрогнуло и замерло. Пять конечностей распрямились.

По телу чудища медленно разлилась серая краска. Это пришла смерть.

Беатрикс полола сад. Некоторые ростки пшеницы пробивались рядом с грядками помидоров, и она аккуратно удаляла их, стараясь не повредить ни одно растение. Столь любовно оберегаемые ростки будут вскоре пересажены на пшеничное поле — площадку сорок на сорок футов, зеленеющую на юге сада.

Иво присел рядом с ней, но помощи не предложил. Для нее эта работа была самоцелью, и непрошеное участие рассматривалось бы как неуместное вмешательство. Когда человек вкладывает в работу свой, неведомый другим смысл, она слишком важна для него, чтобы кому-то ее доверить. Иво заметил, что Беатрикс продолжала терять в весе. Круглолицая матрона бесследно исчезла, на ее месте очутилась пожилая женщина с тощим лицом. Материальное благополучие, увы, не всегда означает здоровье и счастье.

— Вы знаете, она так тяжело переживает случившееся, — сказал он после приличествующей паузы.

— А что же нам делать, Иво? Я не могу уже на это смотреть, но не представляю как ей можно помочь.

— Я так понимаю, она, после потери Брада, все время подавляла в себе эмоции. Она знает, что его больше нет, но отказывается с этим смириться. Сейчас…

— Сейчас нам следует дежурить возле нее и обращаться с ней, как с преступницей. Мне не нравится все это, Иво.

Она понимала все. Все ее тело выражало участие. Беатрикс находилась, пожалуй, в худшем физическом состоянии, чем Афра.

— Это никому не нравится. Но мы не имеем права оставить ее одну.

Она подняла зеленый побег и осторожно пересадила его в таз с мокрым песком.

— Это ужасно.

— Интересно, а… — Он запнулся, пораженный дерзостью своего предположения. — По-вашему, выходит, что мы уже обращаемся с ней как с преступницей?

— Мы должны что-то предпринять, — сказала она.

— Но может быть, все должно быть совсем не так, Я подумал, ну… она чувствует себя виноватой, и мы должны устроить ей нечто вроде суда. Рассмотреть какие есть свидетельства и затем решить, кто и в чем виноват. Тогда проблема будет решена.

— Но кто будет решать, Иво? Я не смогу.

— Думаю, и я не смогу. Я ведь необъективен. Но, вам лучше знать, может, ваш муж сможет?

— Она ему нравиться, Иво. Он не захочет выносить ей приговор.

В ее голосе не было и тени ревности, и Иво знал, что она не из тех людей, которые способны скрывать подобные чувства. Ее фраза была еще одним свидетельством в ее пользу и кое-что говорила о Гротоне — то, о чем он раньше и не подозревал.

— Скорее всего, он согласится. Мне кажется, что суд разрядит обстановку, очистит воздух и…

Беатрикс замерла:

— Смотрите, Иво. Видите?

Он резко повернулся, подозревая неладное, и посмотрел в направлении, которое указывала ее рука. Но там ничего особенного не было.

— На том помидорном листе? — прошептала она, дрожа от волнения.

Он вздохнул с облегчением, тревога была напрасной.

— По-моему, совершенно здоровый лист, но, может быть, следует его обработать…

— Жук! — воскликнула она.

— Должно быть, в помидоре была личинка. А я-то думал, что их стерилизуют.

— Может статься, у нас тут будет много жуков, — возбужденно фантазировала она. — А еще мух, пауков, червей! Они будут забираться в дом, и тогда нам придется натягивать на окна сетки!

Прошло уж очень много времени с тех пор, как они видели каких-либо живых существ, кроме друг друга, поэтому это открытие становилось таким значимым.

— Мы не одни, — сказал Иво, — Это хорошее знамение.

— Как вы считаете, здесь достаточно тепло для него? — обеспокоено спросила Беатрикс. — Может, ему нужно принести еды? А что они едят?

Иво улыбнулся:

— Природе лучше знать. Уверен, он сидит как раз на своем ужине. Если мы оставим его в покое, он заведет вскоре целое семейство. Я вам с помощью макроскопа могу сфотографировать книгу по жукам, по ней вы сможете определить его вид.

— Вы очень добры! — искренне поблагодарила она.

Он ушел, а Беатрикс все еще разглядывала жука, стоя на коленях. Если в мире и существуют такие вещи, как знамения, то это открытие уж точно означало, что худшее для поселения на Тритоне позади.