Литмир - Электронная Библиотека

Может быть, оттого, что ярко светило солнце, хотя на самом деле была середина ночи и стояла звенящая тишина, поселок казался странным и заброшенным. Создавалось впечатление, что дома построены на скорую руку, без внимания и любви. Не то чтобы они выглядели непрочными, но они были больше похожи на крышу над головой, чем на дом. Практичные, не требующие особого ухода, но хорошо защищающие от непогоды, с раздолбанными машинами без номеров в садиках, которые были не настоящими садиками, а просто огороженными участками земли с растущими на них вереском и березками. Детские коляски, но никаких игрушек. Всего в нескольких домах на окнах висели занавески или плотные шторы, в остальных голые стекла отражали солнце, не позволяя разглядеть, что находится внутри помещения. Как солнцезащитные очки на глазах человека, не желающего, чтобы ему лезли в душу.

Церковь и в самом деле оказалась не заперта, хотя дверь разбухла и открывалась не так легко, как в других церквях, где мне доводилось бывать. Маленький скромный неф был прекрасен своей простотой. Полночное солнце освещало витражи, а над алтарем висело обычное распятие с измученным Иисусом на кресте. Позади распятия находился триптих, в боковых частях которого были изображены битва Давида и Голиафа и младенец Иисус, а в центре – Дева Мария.

Сбоку за алтарем я обнаружил дверь в ризницу. Я порылся в шкафах и нашел две рясы, швабру и ведро, но вина для причащения не было, только пара упаковок облаток с этикеткой «Пекарня Ульсена». Я сжевал четыре-пять штучек, но это было все равно что жевать промокашку, облатки высушили весь рот и разбухли так, что в конце концов мне пришлось выплюнуть их на лежащую на столе газету. Она поведала мне – если это был сегодняшний номер «Финнмарк дагблад», – что сегодня 8 августа 1977 года, что ширятся протесты против строительства гидроэлектростанций на реке Альта, что вот так выглядит губернатор Арнульф Ульсен, что губерния Финнмарк, единственная имеющая границу с Советским Союзом, стала более безопасной после смерти шпионки Гунвор Галтунг Ховик и что, наконец, в губернии ожидается более теплая погода, чем в Осло.

На каменном полу в ризнице спать было слишком твердо, на церковных скамьях – слишком узко, поэтому я прихватил рясу и прошел в алтарную часть. Я повесил пиджак на решетку алтарной ограды, улегся на пол и положил под голову кожаную сумку. Почувствовав, как на лицо мне что-то капает, я вытер его ладонью и посмотрел на кончики пальцев. Они были ржавого цвета.

Я посмотрел вверх, на распятого, висевшего прямо надо мной. Потом я догадался, что жидкость, скорее всего, капает с потолка. Протекающая крыша, влажность, цвет глины или железа. Я перевернулся, чтобы не лежать на больном плече, и прикрыл голову рясой, чтобы спрятаться от солнца. И закрыл глаза.

Вот так. Не думать. Отключиться от всего.

Взаперти.

Я сорвал рясу и стал жадно глотать воздух.

Черт!

Я лежал и пялился в потолок. Сразу после похорон, когда меня мучила бессонница, я принимал валиум. Не знаю, развилась ли у меня зависимость, но без него мне теперь всегда было трудно заснуть. Единственный способ – устать до изнеможения.

Я снова натянул рясу на голову и закрыл глаза. Семьдесят часов в бегах. Тысяча восемьсот километров. Пара часов сна в креслах поездов и автобусов. Я должен был устать.

Подумать о хорошем.

Я попытался подумать о том, как все было раньше и еще раньше, но не смог. Вместо этого в голову лезли другие мысли. Мужчина, одетый в белое. Запах рыбы. Черное дуло пистолета. Разбившееся стекло, падение. Я отогнал от себя эти воспоминания, вытянул руку, прошептал ее имя.

И тогда она наконец явилась.

Я проснулся. Я лежал без движения.

Меня что-то толкало. Вернее, кто-то. Осторожно, словно боясь меня разбудить и просто пытаясь удостовериться, что там, под рясой, кто-то есть.

Я сосредоточился и постарался дышать ровно. Может быть, у меня еще есть шанс, может быть, они еще не заметили, что я проснулся.

Я скользнул рукой к бедру, но внезапно вспомнил, что повесил пиджак с пистолетом на ограду алтаря.

Для как бы профессионала – полная любительщина.

Глава 2

Я продолжал дышать и чувствовал, как успокаивается сердцебиение. Мое тело поняло то, до чего еще не дошел разум: если бы это были они, они не стали бы толкать меня, а просто содрали бы с головы рясу, убедились, что я тот, кто им нужен, и проперчили бы меня, как протухший голубец.

Я осторожно сдвинул рясу с лица.

Лицо, глядевшее на меня сверху, было веснушчатым, курносым, с пластырем над бровью и светлыми ресницами вокруг необыкновенно голубых глаз. Оно было обрамлено жестким ежиком рыжих волос. Сколько ему может быть лет? Девять? Тринадцать? Понятия не имею, я вообще плохо разбираюсь в детях.

– Тебе нельзя здесь лежать.

Я огляделся. Кажется, он один.

– Почему это? – невнятно пробормотал я.

– Потому что мама будет здесь мыть.

Я поднялся на ноги, свернул рясу, снял с ограды пиджак, ощутив тяжесть пистолета в кармане. Левое плечо пронзила боль, когда я стал засовывать его в рукав.

– Ты с юга? – спросил мальчик.

– Смотря что называть югом.

– То, что находится к югу отсюда.

– Отсюда все находится к югу.

Мальчишка склонил голову набок:

– Меня зовут Кнут. Мне десять лет. А тебя как зовут?

Я собирался назвать какое-нибудь имя, и решил остановиться на вчерашнем варианте. Ульф.

– Сколько тебе лет, Ульф?

– Много, – ответил я, потягивая шею.

– Больше тридцати?

Дверь в ризницу открылась. Я повернулся. Вошедшая женщина остановилась и уставилась на меня. Первое, о чем я подумал: «Она слишком молода для уборщицы». Женщина выглядела крепкой. На ее руке, в которой она держала наполненное до краев ведро, проступали вены. У нее были широкие плечи, но тонкая талия. Ноги ее были скрыты старомодной черной широкой юбкой. Второе, что бросилось мне в глаза, – это волосы. Длинные и такие темные, что блестели в свете, попадавшем в помещение через высокие окна. Они были прихвачены простенькой заколкой.

Женщина снова начала движение в мою сторону, стуча башмаками по полу. Когда она подошла достаточно близко, я увидел, что у нее рот красивой формы со шрамом от операции по исправлению заячьей губы. Трудно было поверить, что у такой смуглой женщины с такими темными волосами могут быть такие голубые глаза.

– Доброе утро, – произнесла она.

– Доброе утро. Я приехал сегодня ночью на автобусе. И мне было некуда…

– Ладно, – сказала она. – Здесь дверь высока, а ворота широки.

Она произнесла это без всякой теплоты в голосе, поставила на пол ведро и швабру и протянула ко мне руку.

– Ульф, – сказал я, собираясь обменяться с ней рукопожатием.

– Рясу, – произнесла она, указывая на мою руку.

Я опустил глаза на комок ткани, который сжимал в ладони.

– Я не нашел одеяла, – стал оправдываться я, протягивая ей рясу.

– И никакой еды, кроме той, что мы используем для причастия, – ответила она, разворачивая и проверяя тяжелое белое одеяние.

– Прошу прощения, я, конечно, заплачу за…

– От этого ты освобождаешься, с благословением или без. Но в следующий раз не плюй на нашего губернатора, будь так добр.

Не знаю, была ли это улыбка, но шрам над ее верхней губой шевельнулся. Не сказав больше ни слова, она развернулась и ушла в ризницу.

Я подхватил сумку и перелез через ограду алтаря.

– Куда ты пойдешь? – спросил мальчик.

– На улицу.

– Почему?

– Почему? Потому что я здесь не живу.

– Мама не такая сердитая, как кажется.

– Передавай ей привет.

– От кого? – раздался голос женщины.

Она уже топала обратно к алтарю.

– От Ульфа. – Я начал привыкать к этому имени.

– А что тебе нужно здесь, в Косунде, Ульф? – Она отжала тряпку над ведром.

2
{"b":"265195","o":1}