Опустившись на колени, она обхватила его вокруг бедер и взвалила на плечо классическим жестом пожарного. Мишель был высоким, но худым – сейчас такими были многие французы. В любом случае ей показалось, что сейчас она упадет. Флик пошатнулась, на секунду почувствовала головокружение, но все же удержалась на ногах.

Через мгновение она сделала шаг вперед.

Шатаясь, Флик поплелась вперед. Возможно, майор в нее стрелял, но она не могла быть в этом уверена, так как на площади по-прежнему не смолкала пальба: стреляли из шато, стреляла Женевьева, стреляли с автостоянки уцелевшие бойцы Сопротивления. Страх, что пуля в любой момент может ее поразить, придал ей силы, и Флик перешла на неровный бег. Она направлялась на юг, к ближайшему выходу с площади. Пробегая мимо лежавшего на рыжей немца, она на миг встретилась с ним взглядом и прочитала в нем удивление и невольное восхищение. Затем она врезалась в стоявший возле кафе столик, опрокинула его и едва не упала, но сумела удержаться на ногах и побежала дальше. В окно бара попала пуля, по стеклу побежала паутина трещин. Мгновение спустя она завернула за угол, оказавшись вне зоны видимости майора. И оба живы, с благодарностью подумала она, – по крайней мере на ближайшие несколько минут.

До сих пор она не думала о том, куда теперь направится. Два дорожных велосипеда ждали ее в паре кварталов отсюда, но столько она Мишеля не пронесет. Тем не менее на этой улице жила Антуанетта Дюпер – всего в нескольких шагах отсюда. Антуанетта не участвовала в Сопротивлении, но достаточно ему сочувствовала, чтобы снабдить Мишеля планом шато. К тому же Мишель приходился ей племянником, так что она ни в коем случае его не отвергнет.

В любом случае у Флик нет альтернативы.

Антуанетта жила на первом этаже здания со внутренним двором. Подойдя к открытым воротам, находившимся всего в нескольких метрах от площади, Флик, шатаясь, проскользнула под арку. Распахнув дверь, она опустила Мишеля на плитки пола.

Тяжело дыша, она изо всех сил принялась стучать в дверь Антуанетты.

– Кто там? – спросил дрожащий голос. Напуганная стрельбой Антуанетта не хотела открывать.

– Скорей, скорей! – задыхаясь, сказала Флик. Она старалась говорить тихо – некоторые из соседей могли сочувствовать нацистам.

Дверь не открылась, но голос Антуанетты стал ближе.

– Кто там?

– Ваш племянник ранен, – инстинктивно не называя имен, сказала Флик.

Дверь открылась. Лицо Антуанетты – державшейся очень прямо пятидесятилетней женщины в хлопчатобумажном платье, когда-то шикарном, а теперь хоть и выцветшем, но хорошо отутюженном – было бледным от страха.

– Мишель! – сказала она и опустилась на колени. – Это серьезно?

– Это больно, но я не умираю, – сквозь стиснутые зубы сказал Мишель.

– Бедняжка. – Ласковым жестом она откинула волосы с его потного лба.

– Давайте внесем его внутрь, – нетерпеливо сказала Флик.

Она взяла его за руки, а Антуанетта – под колени; Мишель вскрикнул от боли. Вместе они внесли его в гостиную и опустили на выцветший бархатный диван.

– Позаботьтесь о нем, пока я отыщу машину, – сказала Флик и снова выбежала на улицу.

Стрельба постепенно стихала. Все быстро кончилось. Пробежав по улице, Флик завернула за один угол, затем за второй.

Возле закрытой булочной стояли две машины с работающими двигателями: ржавый «рено» и автофургон с поблекшей надписью, некогда означавшей «Бланшиссери Биссе» (прачечная Биссе). Фургон принадлежал отцу Бертрана, его удалось заправить бензином потому, что фирма стирала простыни для тех гостиниц, в которых останавливались немцы. «Рено» был сегодня украден в Шалоне, и Мишель поменял на нем регистрационные номера. Флик решила забрать легковушку, оставив фургон для тех, кто сможет выбраться из той бойни, которая сейчас продолжалась возле шато.

– Жди здесь пять минут, потом уезжай, – коротко сказала она водителю фургона. Подбежав к машине, она запрыгнула на пассажирское сиденье и скомандовала: – Поехали, быстро!

За рулем «рено» сидела Жильберта, девятнадцатилетняя девушка с длинными темными волосами, красивая, но глупая. Флик не понимала, почему та оказалась в Сопротивлении – типаж был совсем другой. Вот и сейчас вместо того, чтобы завести машину, Жильберта спросила:

– Куда ехать?

– Я тебе покажу – только, ради Христа, скорее!

Жильберта включила сцепление, и машина поехала.

– Налево, потом направо, – сказала Флик.

В последовавшие две минуты бездействия на нее наконец обрушилось ощущение провала. Ячейка «Белянже» практически уничтожена. Альбер и другие погибли. Женевьева, Бертран и те, кто еще мог выжить, вероятно, обречены на пытки.

И все это зря. Телефонный узел не пострадал, немецкие линии связи остались в целости и сохранности. Флик переживала, ощущая свою никчемность. Она пыталась понять, в чем ошибка. Может, не следовало предпринимать лобовую атаку на охраняемый военный объект? Не обязательно – план вполне мог бы сработать, если бы данные МИ-6 не оказались неточными. Тем не менее, теперь думала она, было бы безопаснее проникнуть в здание какими-то тайными путями. Это повысило бы шансы Сопротивления на то, чтобы уничтожить ценное оборудование.

Жильберта остановилась у входа во внутренний двор.

– Разверни машину, – приказала Флик и выскочила наружу.

Мишель лежал лицом вниз на диване со спущенными брюками, что выглядело довольно унизительно. Антуанетта, надев очки, стояла возле него на коленях и рассматривала его ягодицы.

– Кровотечение уменьшилось, но пуля все еще там, – сказала она.

На полу возле дивана стояла ее сумочка, содержимое которой Антуанетта вывалила на маленький стол – вероятно, когда искала очки. Взгляд Флик упал на листок бумаги в картонной обложке, с печатью, на котором была наклеена фотография Антуанетты. Это был пропуск в шато. В этот момент в голову Флик пришла одна идея.

– У дома стоит машина, – сказала она.

Антуанетта по-прежнему изучала рану.

– Его нельзя перевозить.

– Если он здесь останется, боши[9] его убьют. – Словно мимоходом взяв в руки пропуск, Флик спросила Мишеля: – Как ты себя чувствуешь?

– Возможно, сейчас я смогу ходить, – сказал он. – Боль уменьшается.

Флик опустила пропуск в свою наплечную сумку. Антуанетта этого не заметила.

– Помогите мне его поднять.

Женщины подняли Мишеля на ноги. Антуанетта натянула на него синие полотняные брюки и застегнула потертый ремень.

– Оставайтесь в доме, – сказала Флик Антуанетте. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел вас с нами. – Она еще только начала прорабатывать свою идею, но уже знала, что просто умрет, если хоть малейшее подозрение падет на Антуанетту и ее уборщиц.

Обняв Флик за плечи, Мишель тяжело привалился к ней. Она приняла на себя его вес, и Мишель кое-как вышел из дома на улицу. К тому времени, когда они добрались до машины, он весь побелел от боли. Жильберта с ужасом смотрела на них в окно.

– Выйди из машины и открой дверь, идиотка! – зашипела на нее Флик. Жильберта выскочила из машины и распахнула заднюю дверь. С ее помощью Флик засунула Мишеля на заднее сиденье.

Женщины поспешно расположились спереди.

– Давайте выбираться отсюда, – сказала Флик.

Дитер был встревожен и испуган. Когда стрельба начала затухать и сердцебиение вернулось к норме, он начал размышлять над тем, что видел. Он не предполагал, что Сопротивление способно на такую тщательно спланированную и аккуратно исполненную операцию. На основании того, что он узнал за последние несколько месяцев, Дитер считал, что рейды его бойцов обычно сводятся к быстрому удару и немедленному отходу. Но сейчас он впервые увидел их в действии. У них хватало оружия и явно не было недостатка в боеприпасах – в отличие от немецкой армии! Но что хуже всего – они вели себя бесстрашно. На Дитера произвели сильное впечатление стрелок, который бежал через площадь, девушка со «стэном», которая прикрывала его огнем, а больше всего – маленькая блондинка, которая подобрала раненого стрелка на пятнадцать сантиметров выше ее ростом и вынесла с площади в безопасное место. Подобные люди могут представлять большую опасность для оккупационных войск. Они совсем не походили на преступников, с которыми Дитер имел дело в кельнской полиции. Преступники были тупыми, ленивыми, трусливыми и жестокими. Эти бойцы Сопротивления были настоящими воинами.