– Открой глаза, – говорит она, и он открывает. Вокруг него только убогая комната мотеля, бормотание телевизора и голая девушка, обхватившая его бедрами. Он всхлипывает, и она разглядывает его, как какое-то потустороннее явление, которое никогда не получится по-настоящему понять. Она слезает с него, и Билли, плача, садится на край кровати. Проходит почти пятнадцать минут, прежде чем он что-либо говорит:

– Я больше не буду. Я обещаю. Я, черт меня побери, никогда не буду этого делать, никогда.

Она смеется, и ее смех звучит как пар, вырывающийся из прорванной трубы. Смех, как раскат грома, как удар молнии, нашедший свою цель.

– Я пришла не для того, чтобы остановить тебя, Билли. Я пришла удостовериться, что ты никогда не остановишься.

У него во рту привкус пепла, и когда он моргает и протирает глаза, в воздухе продолжают дрожать триллионы огней, сверкающих на фоне задымленных небес.

– Я не думала, что мне придется объяснять эту часть, – произносит она, вспоминая всех, кто в самом конце падал перед ней на колени и умолял продолжить.

– Когда это случилось в первый раз, мне было всего четырнадцать, – говорит он.

– Я знаю. Думаю, ты неплохо справился. Тебе предстоит совершить множество великих дел перед тем, как ты умрешь.

Она одевается и, держа туфли в руке, босиком выходит из комнаты, оставляя его одного. Женщина, которая больше не называет себя Айден, женщина, которая не знает, как, где, почему или даже когда это началось, идет вдоль стоянки. Она минует его машину, и самодельная бомба в алюминиевом чехле надежно закреплена под запасным колесом. Она будет в Су-Сити, когда бомба сработает, конечно же. Но прямо сейчас ей необходимо пройтись. Восточный горизонт окрасился в оттенки розового и фиолетового, мир встречает новый день. Подойдя к выезду на федеральную трассу, она начинает рассказывать себе новую историю, историю о птице феникс, которая, возможно, была ее матерью. Как она помогла великой птице построить гнездо из ладана и веток мирры. И как она подожгла это гнездо….

Хью очнулся от воя сирен. Страшная боль в висках по сравнению с обычными приступами головной боли была как хиросимский «Малыш»[4] по сравнению с салютом в честь Дня независимости. Первая мысль, которая пришла ему в голову, – ничем не шевелить: ни головой, ни руками, ни ногами, ни задницей, ни пальцем…

…и почему, как только он подумал о движении пальцем, у него внезапно возник приступ паники?

…вообще ничем. Даже дышать было больно, поэтому каждый вдох он делал настолько редко, насколько мог выдержать. Он закрыл глаза. Это тоже было больно.

Сирены смолкли совсем близко. Они что, остановились рядом? Тогда, вполне вероятно, что он лежит на улице. Он снова открыл глаза и медленно повернул голову. Нет. Это была комната. В ней горел свет. Он лежал на ковре. Это одна из комнат в его доме.

Его дом?

Их с Энджи дом.

Итак, он лежал лицом вниз в гостиной своего собственного дома. Он слегка приподнял голову и увидел, что диван и кресло перевернуты на бок… а по полу растеклась кровь. Наверное, его. Если уж испытываешь такую невыносимую боль, значит, точно должна быть кровь. Он простонал имя жены. Ответа не было. Господи, что же случилось?

Кто-то начал колотить в дверь.

– Я не могу двигаться, – проговорил Хью слабым дрожащим голосом.

– Это полиция, – раздался суровый голос, – откройте.

Ему срочно нужно попить. Хоть что-нибудь… Жадюге Нэн не спится, пора бы подкрепиться.

…чтобы не было этой сухости во рту и глотке.

– Мы входим, – предупредил тот же голос.

– Энджи, – простонал Хью.

И тут же стал вспоминать.

Тюбуаз, штат Мэн – читается как Тюбуаз, – это не совсем город. Скорее, изгиб дороги, запятая между словами, пук между стульями… средний фильм в трилогии. Развлечение между городами, где занимаются серьезным бизнесом, такими как Портленд или Бангор, например, в получасе езды отсюда.

Тюбуаз – поселок, состоящий из семнадцати домов и сорока одного жителя, своеобразная коммуна близких по духу людей между трассой 1 и задворками автострады А-95, расположенный так близко к Атлантике, что иногда можно даже разглядеть белые барашки волн и почувствовать соль в океанском ветерке.

Но здесь то и дело идет дождь.

Хью Риттер взглянул на свою жену Энджи и погладил ее по коленке, единственной части тела, кроме лба, которая не была прикрыта.

– Мы почти приехали, детка, – сказал он, – мы почти дома.

Энджи потянулась, зевнула, запахнула пальто и уставилась в окно.

– О! – воскликнул Хью. – Что это там такое?

Повернув направо, они сразу же увидели знакомую фигуру помощницы шерифа Мод Ангстрем. Та выставляла на асфальт деревянные козлы, к которым был прибит знак «ДОРОГА ЗАКРЫТА».

Хью подъехал ближе и остановился прямо перед знаком. Помощница шерифа в непромокаемом плаще сразу же подбежала к водительскому окну.

– Привет, Мод, – поздоровался Хью. – Что случилось?

– Привет, Хью, привет, Энджи.

– Эй, Моди, решила поиграть с нами в «Сласти или напасти»? – Энджи нагнулась, чтобы увидеть выражение лица Мод Ангстрем, чуть не уткнулась лицом в колени мужа и покраснела.

– Хотелось бы, – прокричала помощница сквозь ветер и дождь и туже затянула непромокаемый плащ на шее. – Дорогу впереди основательно размыло, и несколько машин свалились в кювет. Фрэнк приказал, чтобы мы всех разворачивали. Меня сюда отправили наводить порядок. Единственное, что могу вам посоветовать, – двинуться обратно и повернуть налево к Уиллерс-Пойнт. Можете оставить там машину и дойти до города пешком через поле Арчи Гудлоу.

– Черт побери! – буркнул Хью. – У нас полный багажник вещей, Мод, одежда и все такое… – Ездили куда-то, Хью?