— Это точно, — кивнул Фредди. — А когда у самого горит, тут уж думать некогда.

— Горит когда, это другое, — помрачнел Эркин. — Ну, у нас так совсем другое называется. Мы говорим: легко или трудно. Бывали такие, что помогают, теребят там, гладят. Но это они тоже для себя делают. А бывает… смотрит на тебя и ждёт, что ты с ней делать будешь. И такой обязательно что-нибудь новенькое подавай.

— А чего там может быть новенького? — сплюнул Андрей. — Всегда одно и то же.

Эркин удивлённо посмотрел на него и захохотал. Он смеха он лёг и катался по траве, не в силах говорить. Гулко и смачно ржал Фредди. Наконец, Андрей не выдержал и рассмеялся тоже.

— Всегда, это сколько? — наконец с трудом выговорил Эркин. — Одних поз две сотни. С лишним.

— Чего? — удивился Андрей.

— Поз, ну, позиций, — Эркин лежал ничком, вздрагивая от смеха, и голос его потому звучал глухо. — Да если ещё всё остальное посчитать… Да ещё если не один работаешь…

— Это ж зачем столько? — задумчиво спросил Фредди, с интересом глядя на Эркина. — За всю жизнь не перепробуешь.

Эркин наконец перевёл дыхание, встал на четвереньки и сел.

— Фуу, — он вытер мокрое от слёз лицо. — Фуу, ну насмешил. Да кто её знает, чего ей захочется. Нас и учат потому. Десять лет учат, считай, ну, и работаем потихоньку, и потом десять лет работаем уже всерьёз. А там Овраг. Нас и на Пустырь не вывозили, таких, кто по возрасту сортировку не прошёл, да и остальных тоже. Ведь мы все под статьёй шли. Посягательство на честь белой женщины.

— Так какого чёрта посягательство! Она ж сама…! — взорвался Андрей.

— А это всем по фигу! Почему и расстреляли паласных всех, и Паласы сожгли. Не русские. Ты вспомни. В городе русских вообще не было. Так, на станции, мимо ехали. А от обоих Паласов головешки одни. Я сколько бродил тогда, зимой ещё. Ни одного Паласа целого не видел. Спальники если и попадались, то хозяйские только. Паласные все сгинули. — Эркин отбросил жгут из травы, который он скрутил, пока говорил, улыбнулся. — А кто ходил… туда, те все остались. И честь свою берегут, — он посмотрел на Фредди. — Ты-то часто туда ходил?

— А ему что там делать? — удивился Андрей.

— Были Джи-Паласы, для джентльменов. Я ж рассказывал тебе, — Эркин отвечал Андрею, но смотрел на Фредди.

— Был пару раз, — спокойно ответил Фредди. — Давно уже. Не понравилось.

— Чего так? Неумелые попались? — у Эркина зло блестели глаза.

— Да нет, — пожал плечами Фредди. — Вроде бы всё как надо, да что-то не то. А второй раз я напился там так, что не помню ничего. Еле до кровати дошёл и вырубился сразу.

— Удобный клиент, — засмеялся Эркин.

— Это чем? — заинтересованно спросил Фредди.

— Ты ночь оплачивал? Ну вот. Пока ты спал, она отдохнуть смогла. И утром ты ж не жаловался на неё?

— Ошалел? С чего я жаловаться буду? И кому?

— А надзирателю. Ну, в Джи-Пи надзирательницы работали. Тогда совсем хорошо. А то вкалываешь, наизнанку выворачиваешься, за всю ночь глаз не сомкнёшь, а она, — Эркин выругался, — утром надзирателю, — он умело изобразил тонкий капризный голосок: — Вяловат. Хотелось бы больше энергии. Или ещё что. И надзиратель, сука, — последовало ещё более крепкое ругательство, — сразу ей. Что не извольте волноваться, будет наказан, заходите ещё, подберём, что получше. И вместо душа на ток идёшь. Как шарахнут тебя по четырём точкам. За неумелость. А не привяжут если, бьёшься в проводах этих… и ржут, гады. Смешно им, как тебя корёжит!

Эркин почти кричал.

— По четырём точкам, это что? — перебил его вопрос Фредди.

Эркин молча несколько раз глотнул воздуха и встал.

— Это сколько проводов прилепили, — он стал одеваться. — Ладно. Упустим стадо, и тока не понадобится.

Он быстро оделся и пошёл напролом через заросли к стаду.

— Хреново получилось, — вздохнул Андрей.

Фредди молча кивнул.

Они оделись и пошли к месту дневки. Бычки ещё лежали, а Эркин возился у костра.

— Пусть полежат, — буркнул он, увидев Андрея и Фредди. — Вчера не пастьба была, а… — он замысловато выругался.

— Верно, — Фредди сел к костру и взялся за кофейник.

Лицо Эркина влажно блестело, будто он только что умылся. Подошёл Андрей, протянул Эркину горсть орехов.

— Созрели уже.

— Осень, — кивнул Фредди.

У Эркина дёрнулись губы, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Он улыбнулся, взял у Андрея орехи, покатал их на ладони, примериваясь, медленно сжал кулак и высыпал на лист лопуха скорлупу и ядра.

— Ловко! — поворошил кучку Андрей. — Ни одного не пропустил.

— У меня ж не ладонь теперь, а… — усмехнулся Эркин. — Гвозди могу без молотка забивать.

Они поели варева, выпили кофе и захрустели орехами. И разговор шёл о самом обычном, пустячном. Эркин сам вернулся к прежнему:

— Не думал, что сорвусь. Думал, всё уже, отболело. А заговорили, и вспомнил…

— Может, не будем больше. Ну, об этом, — предложил Андрей.

— Выговоришься когда, легче, — возразил Эркин.

Фредди кивнул, и он продолжил:

— Да и всегда об этом треплются. И рабы, и надзиратели. И в городе вспомни. Только и трёпа, что о бабах.

— И в бараке ни о чём другом не говорят, — согласился Андрей.

— Бабы, выпивка. Самые мужские разговоры, — усмехнулся Фредди. — Ну, ещё что. Но это главное. У кого было, хвастает. У кого не было, выдумывает.

Андрей открыл было рот, но ничего не сказал и начал медленно краснеть. Эркин мягко похлопал его по спине, будто поперхнувшегося, и посмотрел на Фредди.

— Как спина?

— Во! — показал тот оттопыренный большой палец. — Я сколько лет мучился, а ты за раз наладил.

— Случайно получилось, — честно сказал Эркин. — Давно не делал. А у тебя сильно выбито было.

— Но и орал ты, — покрутил головой Андрей. — Я такого… ну, давно не слышал.

— Тебя бы так, — усмехнулся Фредди. — Я бы послушал.

— Меня по-другому… доводили. Но орал тоже.

— Ну, рабский разговор пошёл, — усмехнулся Эркин и, увидев недоумевающий взгляд Фредди, стал объяснять: — Вот ты говорил, дескать, бабы и выпивка — мужские разговоры. Так? — Фредди кивнул. — А рабские разговоры, это что сожрал и как пороли. Ну, и всё, что к этому пристёгнуто. Вот сидят, рубцы на задницах считают.

— А о бабах? — спросил Андрей.

— За баб пороли. Я ж говорил тебе. Трахнуться без приказа это неповиновение. А за него что положено? То-то. Приказа нет, терпи и других слушай. Приказали, пошёл не глядя, — Эркин поглядел на ставшего тёмно-красным Андрея и не стал говорить дальше.

Фредди усмехнулся:

— Ладно, парни. Дорога долгая. Ещё поговорим. Обо всём. И об этом. Если ты только заводиться не будешь.

— Не буду, — серьёзно обещал Эркин. — А если интересно, расскажу.

— Может, и я что… новенькое узнаю, — Фредди подмигнул Эркину.

— А ну вас всех, — Андрей вскочил на ноги и сгрёб миски. — Тоже мне… будто только у вас одних… висит.

— Когда висит, а когда и стоит, — уточнил Фредди сдавленным от сдерживаемого смеха голосом.

Андрей обернулся и выпалил длиннейшую затейливую конструкцию.

— Класс! — одобрил Фредди. — Тут ты мастер!

Эркин как раз дожёвывал последний орех, потому смеяться не мог и ограничился жестом высшего одобрения, который относился как к словам Андрея, так и к высказыванию Фредди.

— Ладно, — встал Фредди. — Давай собираться. Хорошо подневали. Всё было.

Когда Андрей вернулся с вымытой посудой, всё уже было собрано, Эркин поднимал стадо, а Фредди, уже верхом, двинулся разведывать дальнейшую дорогу. Андрей собрал и приладил последний вьюк и заседлал Резеду, давая отдых Бобби.

Поднявшись на очередной холм, Фредди оглянулся. Бычки шли по лощине, пощипывая на ходу траву, и Эркин скакал на дальний край, издали грозя свёрнутым в кольцо лассо отбившимся в сторону Черноносому и Подлюге. Сзади подхлёстывал отстающих и свистел Андрей. И неспешной рысцой, в такт с бычками шли две связанных одним ремнём лошади, вьючная и заводная. Ну что ж, может, и обойдётся всё. Может, русские и ограничатся этим шмоном у Крутого Прохода. Фредди невольно вспомнил, как это начиналось…