Правда, я не очень поощрял их к этому занятию, поскольку всегда понимал, что у каждого должно быть всё личное, индивидуальное. И желал, чтобы это понимали и другие. Короче говоря, я никогда не разделял колхозных инстинктов.

Однажды я услышал негромкий разговор:

– А что, там все такие, как этот?

– Да, нет, я там бывал не раз – все там такие же, как у нас.

– Странно даже! А где они взяли этого?

Тут я заворочался за кульманом, и разговор прекратился. Мне показалось, что речь шла обо мне.

Мне очень понравилась библиотека головного института. По заранее сделанным заявкам сюда регулярно поступали технические новинки. А поскольку я научился пользоваться ими, то мне было легко ориентироваться в потоке технической информации. Библиотекарша доброжелательно поощряла моё усердие в этом занятии. Так что, получив проектное задание, я очень быстро набирал технологическое оборудование и своевременно выдавал задание смежным отделам – в первую очередь, конечно, строителям. Мне предоставили место в общежитии, и когда моя командировка затянулась, комендант этого общежития заявил мне о необходимости временной прописки.

Для этого он потребовал паспорт. Так в моём паспорте появилась отметка о временной прописке на полгода и – что немаловажно – в Москве. Первое время меня ещё отпускали к Брандорфу, где я, как пожарная команда, разбирал завалы в работе отдела, но очень скоро работа в головном институте уже не позволяла мне отвлекаться даже на короткое время. Это был настоящий бум в строительстве, а стало быть, и в проектировании. Несмотря на то, что в самой Москве были десятки проектных институтов от различных министерств, везде стали собираться очереди на проектирование от небольших заводов и фабрик до огромных промышленных комбинатов и баз.

Главные инженеры проектов, разумеется, давали проектные задания не только мне, но и остальным сотрудникам технологического отдела, и всё-таки самые сложные ложились на мой стол. А когда проектное задание, выданное другим сотрудникам, затягивалось или исполнялось некачественно, начальник технологического отдела как-то умильно просил меня разобраться. Он показывал мне уже сделанные наработки. Презрительно взглянув на эту клинопись, я просил у начальника дать мне проектное задание, ознакомившись с которым я быстро проделывал предварительные работы, делал расчёты, выдавал смежным отделам задания. Короче, работы было выше крыши.

Я часто задерживался после работы, попросил начальника отдела похлопотать, чтобы мне предоставили допуск на рабочее место даже в выходные дни. У того выхода не было – он всё это организовал, отбиваясь от болезненных наскоков профсоюзных деятелей. Однажды по пути на работу меня перехватил комендант общежития – лицо по тем временам очень ответственное. Надзор за населением в то время был основательный.

– Я заходил к тебе несколько раз, мил человек, но тебя дома не было. Где гуляешь?

– Нахожусь я с утра до ночи на работе. Так же и в выходные дни, почти всегда. Можете уточнить у моего начальника, – устало отговорился я и более миролюбиво добавил: – Работой завали выше крыши – индустриализация, модернизация, сами понимаете. Материалы съездов, я думаю, для вас не пустой звук.

– Я понимаю, и не только это, а что у тебя срок прописки истёк.

– Так вам паспорт нужен, чтобы продлить эту прописку?

– Я вот что скажу тебе: если у вас там работы много – специалист ты, как я вижу, для них очень ценный, – пускай дадут на тебя отношение на постоянную прописку. А штемпелевать твой паспорт временной пропиской никто не позволит.

На работе я поговорил с начальником отдела – тот куда-то сходил и принёс мне бумагу.

– Вот отношение. Передашь коменданту – он всё сделает. И ни о чём не думай, зацикливайся только на работе. Кстати, со следующего месяца я повысил тебя в должности – стало быть, и твой оклад.

Где-то примерно через неделю вечером ко мне постучал и вошёл комендант. Достал из портфеля мой паспорт, шлёпнул им по столу.

– Вот рядом с этим паспортом москвича и должны стоять наборы с угощением! – как-то очень торжественно произнёс он. Сказать, что у него в это время ни в одном глазу ничего не было, было бы неверно.

– Ну уж, за мной не заржавеет! – ответил я и рядом с паспортом поставил «Наполеона», заблаговременно приобретенного мной у Елисеева.

Накопилось много тостов. Но самый первый и самый важный – за меня. Комендант произнёс: «За новоприобрётенного москвича!».

Время шло, и вскоре эти перегрузки перестали наваливаться на меня.

Мои коллеги сверкали из-за кульманов всё усиливающими диоптриями. Вместо одной к потолку прикрепились ещё две линии светильников. Когда я заходил в просторный, ярко освещённый зал гастронома, я завистливо восклицал: «Вот где должны стоять кульманы и чертёжные доски!».

Как бы опомнившись, заторопились, заработали всевозможные НИИ, СНИИ, учитывающие применение технологий новейшего своего и зарубежного оборудования. Стали выстреливать новейшие типовые проекты. Не раз я наблюдал и свои собственные разработки, привязываемые к разным объектам в разных местах страны. И в душе тихо гордился этим.

Так или иначе, многочисленные проектные институты стали приходить в себя и по старой привычке ловко привязывали новые типовые проекты. Все повеселели. Я почувствовал, что нужда в индивидуальном проектировании стала очень быстро ослабевать. У меня стало появляться больше свободного времени, а поскольку я получил статус москвича, то теперь был уж не гость столицы, а её хозяин. Пользуясь этим правом, стал посещать и изучать достопримечательности Москвы.

Как-то раз я прогуливался по Нескучному саду и, проходя мимо одной скамьи, услышал очень знакомый голос. Так как я считал, что разглядывать посторонних людей, тем более внимательно, выглядит нескромно, то прошёл мимо этой скамьи, оглянулся, повернулся и медленно пошёл обратно. И когда я вновь проходил мимо, то услышал сдержанный от нерешительности голос, который назвал моё имя. Точнее – прозвище, которое я носил в студенческие годы. Я остановился, повернулся и увидел сидевшего на скамейке своего бывшего однокурсника Бориса Лебедева.

Друзья Бориса сразу же ушли, чтобы не мешать нашей бурной встрече, которую мы продолжили в кафе. Несмотря на сумбурность беседы, вскоре выяснилось, что однажды Борис приехал в Москву с целью «отремонтировать» свой нос, половину которого ему оторвало на преддипломной практике в шахте. В этом месте я похвалил:

– Да, нос тебе сделали отлично! Незаметно совсем.

– Ну так вот, – в свою очередь продолжал Борис, – не поленился, наведался в Горный институт – там, кстати, была вакансия в аспирантуру, куда я тут же поступил. В это время один из НИИ Академии наук перевели по профилю в министерство угольной промышленности, так что сразу после окончания аспирантуры мне предложили там должность заведующего лабораторией, где теперь я и работаю. Защитил докторскую.

– Ну, Боря, у меня даже голова закружилась от твоего восхождения по карьерной лестнице!

Я рассказал Борису о своих скромных успехах в жизни.

– Ну, нет, старичок, – утешил меня Борис, – тебе, как будущему литератору, это только на руку, всё это тебе должно пригодиться. Я не удивлюсь, если на страницах беллетристики, автор которой – мой друг, промелькнёт и моё имя, простого академика!

Мы подняли бокалы, посчитав, что это очень удачный тост.

– Слушай, а почему бы тебе не перейти на работу в наш институт, в мою лабораторию? У нас, как и везде, много рутинной работы, но при живом уме, как у тебя, можно будет отыскать и что-нибудь интересное.

Меня уже и самого тяготило это настоящее, и если что тормозило, то только жилищный вопрос – бытовая сторона, так сказать. И всё это я изложил Борису.

– Да, – притормозил свои восторги Борис, – здесь нужно подумать.