Аналогичные переговоры начались и с русской стороной, которые несколько ранее предыдущих тоже завершились подписанием союзного договора. Союзные договоры от марта 1813 года с Россией, а потом с Великобританией означали для внешней политики Швеции завершение сложного периода поисков и испытаний и долгожданную ясность для её правительства. Поступление денежных субсидий от Англии обязывали Швецию выставить против Наполеона 30-тысячную армию.
В перспективе просматривалось поражение Наполеона и освобождение французского трона. Карл Юхан уже в это время лелеял мысль занять это свободное место — не важно в каком качестве: короля, регента или президента страны. 17 декабря Карл Юхан направил Александру I следующее послание: "Я часто обратил мои мысли к планам, которые В.В. сообщили мне в Обо. Я подумал о возникающих в связи с ним возможностях и, не обольщая себя преувеличеными надеждами, могу заверить В.В., что всё известное мне о внутреннем состоянии Франции не может переместить возможность успеха в мир неправдоподобного. Но претворение этого плана в жизнь не может быть осуществлено раньше, чем из-под влияния Франции будет освобождена Германия". 6 января 1813 года царь ответил, что рад тому, что наследный принц не забыл беседы в Обо, и высокопарно добавил: "В соответствии с мудрыми и либеральными принципами, которые я нахожу у Вас, я рассматривал бы Ваш успех как благо для человечества, и я не перестану призывать В.К.В. к тому, чтобы Вы уделяли этому Ваше внимание".
Если эти далеко идущие планы сбудутся, то оставалась под вопросом судьба его сына Оскара: ввиду сильных позиций густавианцев в Швеции принц Оскар вряд ли будет иметь шансы на престол. В этой связи становится понятным заинтересованность Карла Юхана в приобретении заморской территории и закреплении её лично за семьёй Бернадотов. Во-первых, это свяжет шведов с судьбой принца Оскара, а во-вторых, послужит мощным источником личного благосостояния. Именно поэтому вопрос о заморских территориях постоянно присутствовал на повестке дня в переговорах с англичанами. Проницательный же Р. Кастлри не питал большого доверия к бывшему наполеоновскому маршалу и, уяснив для себя личный интерес Карла Юхана, решил ему воспрепятствовать и принял меры к тому, чтобы в соответствующем документе о передаче вест-индийского острова Швеции было сказано однозначно, что остров передаётся стране, а не её королю.
На практике же получилось иначе: в тексте соответствующего договора о передаче о-ва Гваделупы имелось в виду что остров отходит к шведскому государству, но буквально говорилось, что его получает в подарок король Швеции Карл XIII. Такова была тогдашняя практика. Вот за эту формулировку и "зацепился" бывший адвокатский ученик Жан Батист Бернадот и представил всё дело и сенильному королю, и правительству с парламентом как личное приобретение короля с последующим правом передачи его по наследству. В результате, пишет С. Шёберг, введённые в заблуждение члены риксдага и правительства в 1815 году приняли резолюцию, согласно которой все короли Швеции, начиная с первого Бернадота, получали и продолжают получать — кроме апанажа — годовую "Гваделупскую" ренту в размере 300 тысяч крон Швеции по нынешнему курсу шведской валюты.
Карл Юхан мог быть теперь полностью довольным. Все его пожелания исполнились как нельзя лучше: он убедил риксдаг и правительство в необходимости сотрудничать с бывшим заклятым врагом шведов Россией, получил доступ к единоличному управлению Гваделупой и необходимые субсидии на ведение военных действий против Наполеона, заручился поддержкой Англии и России в присоединении Норвегии, а царь будет продвигать его кандидатуру на руководящий пост в посленаполеоновской Франции, союзники пообещали ему в Германии высокий пост главнокомандующего армией.
Но судьба преподнесла ему новые испытания.
Как утверждает Т. Хёйер, гибель наполеоновской армии в России и быстрое продвижение русской армии в Среднюю Европу коренным образом изменили международное положение Швеции. Если в самые тяжёлые для России дни её моральная поддержка была очень важна для Александра I, то теперь он смотрел на неё несколько иначе. У России появились новые крупные партнёры — Пруссия и Австрия, и игра началась по новым правилам, в которой маленькой и бедной Швеции отводилась второстепенная роль.
Царь Александр был недоволен пассивностью шведской армии в самый ответственный для России период войны, а именно отсутствием каких-либо диверсий шведской армии в тылу французской армии. Не появился на Аландских островах и 6-тысячный шведский корпус, откуда русско-шведский корпус должен был быть переброшен на южный берег Финского залива. Генерал Ф.Ф. Штейнгель, командующий русскими силами в Финляндии, напрасно прождал шведов в районе Свеаборга, а потом был вынужден поспешать к Риге на помощь частям генерал-фельдмаршала П.Х. Витгенштейна. Штейнгель с 8 тысячами солдат в последний момент прибыл под Ригу, влился в состав корпуса генерала И.Н. Эссена и в значительной мере спас создавшееся там критическое положение и не позволил французам и пруссакам зайти в тыл армии Витгенштейна.
Посол Сухтелен критиковал Швецию за то, что она продолжала поддерживать дипломатические отношения с Францией. Карл Юхан отчаянно защищался и приводил в своё оправдание меры, которые его страна принимала в это время, чтобы облегчить положение русской армии: оказание влияния на Турцию, оттяжка датских и французских частей в связи с начавшимся вооружением шведской армии и т. п. Он, в свою очередь, обвинял царя в том, что русский вспомогательный корпус в Швеции так и не появится. Это обвинение, конечно, было не справедливым, тем более что перевод русского корпуса из Финляндии на прибалтийский фронт был осуществлён при его согласии, если не по его собственной инициативе. Именно к этому времени относится запальчивое высказывание принца о том, что он не для того сбросит с себя иго Франции, чтобы надеть ярмо другого государства.
Встреча Александра 1 с Карлом Юханом в Обу (Турку) в 1812 году. Неизвестный художник
Таким образом, поздняя осень 1812 года стала серьёзным испытанием для шведско-русских отношений. Стратегическое положение в конце 1812 года указывало на важность вовлечения в антинаполеоновский альянс Дании, а раз так, то вопрос об уступке ею Норвегии должен был быть решён после войны. Такой позиции придерживался австрийский канцлер Меттерних, который убедит в этом и Александра I. Царь по инерции продолжал говорить о том, что приобретение Швецией Норвегии должно предшествовать её участию в германской экспедиции, но в его окружении (в частности, канцлер Румянцев) уже поговаривали иначе.
Этому способствовала также позиция Англии, согласная с необходимостью привлечения Дании в коалицию. Румянцеву удалось убедить Кастлри в том, что Англия должна была взять на себя роль "вербовщика" Копенгагена, в том числе и в таком щекотливом вопросе, как добровольная уступка шведам Норвегии. Если бы король Фредрик VI пошёл на это, резонно рассуждал Румянцев, то тогда вообще отпадала бы необходимость во всякой русской гарантии Швеции и Александру I не нужно бы было нарушать русско-шведский договор.
Находившийся при царе шведский посол Карл Лёвеньельм проинформировал Карла Юхана об этом плане, и тот немедленно предпринял в отношении Копенгагена грубый демарш. Он пригрозил Дании репрессиями на тот случай, если Фредрик VI не выполнит требований Швеции, которые, помимо Норвегии, включали ещё и Зеландию. Доверие датчан к русско-английской инициативе резко упало, и переговоры между ними прекратились. Русской дипломатии пришлось заявить о поддержке шведской позиции, а это привело к дальнейшему ухудшению русско-датских отношений. Но Румянцев не сдавался.
Швеция продолжала демонстрировать свою приверженность коалиции: она по рекомендации Англии немедленно признала хунту в Кадисе в качестве законного правительства Испании (испанским королём номинально продолжал оставаться свояк Карла Юхана Жозеф Бонапарт); к Рождеству ответила на русскую критику и разорвала наконец отношения с Францией; отвергла ещё один зондаж Наполеона (в феврале 1813 года в Стокгольм опять приезжал Сигнёль) и сосредоточилась на заключении союза с Англией, который был подписан 3 марта 1813 года.
