Сон приносит лишь кошмары. Просыпаясь, я возвращаюсь к сознательному состоянию так же внезапно и так же тревожно, как и выходила из него.

Сев, я сразу хочу бежать. Задыхаюсь, жадно глотая холодный воздух. Мое сердце сильно колотится, и каждый его удар – вопрос.

Где я? Мы в безопасности? Мы все еще свободны?

Я снова ложусь на бок, уставившись в растущие тени в зарослях сухих кустов пустыни передо мной.

Нет симпов. Нет кораблей. Нет Лордов. Ничего такого я не видела всю последнюю неделю.

Я изучаю ландшафт, словно некие часы, и пытаюсь восстановить дыхание. Длинные тени указывают, что скоро стемнеет, а это значит пора вставать и двигаться дальше. Земля вокруг приобретает все более странный вид, почти инопланетный, когда мы в темноте переползаем от одного камня к другому. Мы делаем все, чтобы избежать симпов, прочесывающих пустыню, ищущих нас.

Мы теперь спим днем и движемся ночью – с того самого момента, как наша вертушка потерпела крушение.

Но мы, по крайней мере, установили связь с Доком с помощью наших браслетов благодаря реле связи, которое Фортис сумел-таки спасти при падении вертолета. Док помогает нам избежать встречи с патрулями и, мы надеемся, приближаться к некоему безопасному месту. Он отслеживает дислокацию патрулей с момента крушения. Да, нас ищут, ищут везде, но пока что не нашли.

ОНИ. Посольства. Лорды. Почти не имеет значения, кто именно, больше не имеет. Они найдут нас, кем бы ни оказались в итоге.

Это всего лишь вопрос времени.

Чем дольше мы блуждаем по пустыне – открытые всем стихиям и представляющие собой цель для Посольства, – тем сильнее мое сердце стискивает отчаяние.

Отчаяние от осознания мрачной правды: там, позади, в Хоуле, который когда-то был Лос-Анджелесом, даже и без Иконы Посольство, судя по всему, по-прежнему обладает всей властью и всем оружием.

Мрачная правда состоит и в другом. Как мы узнали во время нашей слишком короткой остановки в Неллисе, полковник Каталлус со всей яростью обрушился на жителей города, а стройки продолжаются как ни в чем не бывало.

Я смотрю туда, где напротив меня сидит Лукас, прижавшись к выступу красного камня; он в одной рубашке. Мне требуется мгновение-другое, чтобы сообразить: Лукас набросил на меня свою рваную форменную куртку, а заодно и свое одеяло.

Он улыбается, почти застенчиво, и я смягчаюсь, видя его посиневшие губы.

Не знаю, почему я не могу просто сказать то, что я думаю, что я благодарна за его заботу… Что когда я вижу его губы, мне хочется их целовать, хочется целовать Лукаса, но поскольку мы никогда не остаемся наедине, я не осмеливаюсь.

Мой пустой желудок громко урчит, когда я поворачиваюсь, чтобы проверить, кто еще рядом, на тот случай, если ошибаюсь. Но я не ошибаюсь: чуть в стороне похрапывает Фортис, под грудой сухих веток, которые, впрочем, не могут скрыть его шерстяные красные носки – они торчат вверх, как уши вязаного кролика. Рядом притулилась Тима, вся перепачканная пылью и почти не занимающая места, потому что свернулась в аккуратный клубок рук и ног, как некое компактное военное снаряжение. Брут пристроился в изгибе ее колен, и храпит он так громко, что его можно скорее принять за сына Фортиса, чем за собаку Тимы. Ро, как обычно, нигде не видно, но он и не устраивался спать рядом ни разу после того, как мы покинули миссию.

Он не желает приближаться к Лукасу.

Ко мне.

Все станет гораздо проще для всех нас, говорит Фортис, когда мы найдем дорогу туда, куда направляемся.

Идиллия – так называет это место Фортис. «Я нашел ее с помощью Дока. База грассов. Единственный лагерь в этих местах».

Я была смущена, когда он впервые об этом заговорил.

– Идиллия? Но почему они назвали так свой лагерь?

– Потому что это рай, милая. Место, где Иконы не в состоянии причинить нам вред, а Лорды не могут летать.

– Ты имеешь в виду какое-то местечко над радугой? Как в старых сказках?

– Я имею в виду нечто под горой. Как в старых военных руководствах.

Но я все равно не понимаю, как он предполагает найти некую базу бунтовщиков-грассов, если ее даже Посольство обнаружить не может. И мне трудно поверить в существование безопасного места. Места, где мы сумеем разработать стратегию нашего сражения с Домом Лордов.

Но плана получше ни у кого из нас нет. Или еды получше. Или просто достаточного количества воды. Или другого способа выбраться отсюда.

И потому мы, как хорошие солдаты, в которых быстро превращаемся, движемся в сторону гор.

– Дол?

Я подскакиваю на месте, когда Лукас касается моего плеча, выдернув меня из размышлений о горах и солдатах. Он кивает в сторону ближайшего холма. Длинные волосы падают ему на лицо, их кончики завиваются.

– Идем, Дол. У меня есть кое-что для тебя.

Вид его отросшей шевелюры заставляет меня осознать, как давно никто из нас не совершал таких обычных действий, как, например, стрижка. И еще лицо Лукаса теперь украшает красная рана на лбу, она тянется над глазами, как лишняя бровь, – это память о крушении, так же как синяки на моем лице, распухшая лодыжка Тимы и сломанное ребро Ро.

Так же как наши пустые животы, ноющие от голода.

Но несмотря ни на что, он все равно ошеломляюще красив, этот Лукас Амаре.

– Кое-что для меня?

Он застал меня врасплох, я растеряна, но Лукас предлагает мне руку – и я берусь за нее, поднимаюсь и иду за ним. В ту самую секунду, когда я прикасаюсь к Лукасу, я чувствую тепло. Оно возникает оттого, что сердце Лукаса бьется в такт с моим.

Неужели и все ощущают то же? Он мог бы их заставить, если бы захотел. Уж это-то я знаю.

Но есть ли в этом нечто большее, нечто лишь для одной меня?

Я стою рядом, удерживая его руку на долю мгновения дольше, чем то необходимо. Чувствую, что краснею, и отворачиваюсь, внезапно испытывая благодарность к тускнеющему свету.

Все это так странно. Я хочу сказать, я странная. То, какой я стала. Как воображаемый поцелуй может ощущаться как самый настоящий.

Тот единственный идеальный, возвышенный, украденный поцелуй, там, в миссии… В тот день, когда мы были так близки к тому, чтобы связать себя друг с другом, сердце к сердцу, рука к руке…

Вздрагивая от воспоминаний, я потуже натягиваю на себя все, что на мне есть. И все равно мои щеки снова розовеют, когда я иду следом за Лукасом вверх по извилистой тропе, что уводит от пересохшего речного русла, у которого мы разбили лагерь, если это можно так назвать, все выше и выше, к вершине каменистого холма, возвышающегося над потемневшей пустыней. Красный гравий пейзажа испещрен странными, почти неземными на вид фигурами, – это ветер высек из породы нечто похожее на жизнь. «Уж, наверное, это место не назвали бы просто так Долиной гоблинов». Я как наяву слышу голос Фортиса, когда смотрю со склона на камни.

Потом я слышу знакомое потрескивание браслета Лукаса и сразу за ним такой знакомый голос Дока:

– Лукас? Мне показалось, я теряю твой сигнал.

Я останавливаюсь. Лукас подносит палец к губам и тут же делает знак идти дальше.

Голос Дока отдается эхом от камней.

– Это не оптимально, как ты и сам понимаешь, я уверен. Вы должны оставаться вместе. Могу я тебе напомнить, что двенадцать Икон продолжают функционировать в полную силу? Может быть, ты забыл, что не существует никакого известного оружия, за исключением вас четверых и ваших особых способностей, которые могли бы причинить им хотя бы небольшие повреж…

– Parce metu, Док, – с усмешкой перебивает его Лукас.

Он минует очередной подъем тропы, таща меня за собой.

– Освободись от страха? – переводит Док. – Но я не умею бояться. Это не заложено в мои параметры. Я просто отмечаю, что ты, похоже, не помнишь: завершение неотложной задачи требует от вас всех защищать друг друга, пока вы не окажетесь в безопасности.