Из всех офицеров «Меркурия» Притупов — личность самая скромная, как по своей незначительной должности на бриге (младше его считался лишь штурман Прокофьев), так и по дальнейшей своей карьере. Впрочем, в его службе имеется определенная загадка. Но обо всем по порядку. Итак, согласно «Общему морскому списку», Дмитрий Притупов был принят в Морской корпус в 1822 году, а уже два года спустя, в 1824-м, произведен в гардемарины. Это говорит, что учился он весьма неплохо. Последующие два года Притупов плавает на фрегатах «Урания» и «Малый» между Петербургом и Кронштадтом Фрегаты были учебные, да и плавания не ахти какие, впрочем, опыт корабельной службы гардемарины получали. В 1827 году Притупов получает мичманский чин, тогда же его переводят на Черноморский флот. Там молодой мичман получает назначение на фрегат «Штандарт», на котором находится в крейсерстве у берегов Абхазии. Но на «Штандарте» Притупов пробыл всего несколько месяцев, после чего его переводят на «Меркурий». На «Меркурии» Притупов отплавал все два года войны с турками, участвовал в блокаде Анапы и Варны, находился на брандвахте у Сухум-кале и в дозорах у Босфора

Думается, что во время знаменитого боя он действовал неплохо, так как никаких нареканий со стороны Казарского в его адрес не имелось. По итогам боя Притупов, как и все остальные офицеры брига, был осыпан дождем наград: Владимир 4-й степени с бантом, двойная пенсия по смерть, пистолет в родовой герб и производство в лейтенанты «за отличие».

В следующем 1830 году Притупов плавает вахтенным начальником на линейном корабле «Иоанн Златоуст», который перевозит наши войска из Румелии в черноморские порты. Вахтенный начальник на линейном корабле — это и большое повышение в должности после маленького брига, и большая ответственность. Как справлялся с новой должностью Дмитрий Притупов, нам неизвестно. Однако уже в следующем году он служит на брандвахтенной бригантине «Елизавета» в Сухум-кале. И снова вопрос если Притупова перевели на непрестижное брандвахтенное судно, да еще в такую дыру, как Сухум-кале, вахтенным начальником, — это явное понижение, и, значит, со своей должностью на «Иоанне Златоусте» он не справился. Если же он был переведен на бригантину старшим офицером — это повышение. К сожалению, «Общий морской список» о занимаемой Притуповым должности на «Елизавете» ничего не говорит. На бригантине Дмитрий Притупов служит два года, а затем переводится на фрегат «Архипелаг», на котором совершает плавание из Севастополя на рейд Константинополя в составе эскадры контр-адмирала Лазарева, а по завершении экспедиции, с десантом на борту, возвращается в Феодосию. На этом служба лейтенанта Притупова на Черноморском флоте заканчивается. В следующем 1834 году он уже служит на Балтийском флоте, но без назначения на какое-либо судно, а состоит при флотском экипаже на берегу. В 1835 году Притупов увольняется в бессрочный отпуск к «кавказским минеральным водам с состоянием по флоту». Такая формулировка говорит, во-первых, о какой-то серьезной болезни, а во-вторых, о том, что к Притупову отнеслись весьма заботливо, оставив его в кадрах флота. В отпуске Дмитрий Притупов пребывает два года и только после этого, в 1837 году, окончательно выбывает с флота. Дальнейшая судьба бывшего мичмана Притупова нам неизвестна. Наверное, его след можно определить, изучив дворянские губернские книги.

Любопытно, что у Дмитрия Притупова был старший брат Николай Этот брат поступил в Морской корпус на два года раньше младшего, но закончили они его одновременно. Затем братья вместе плавали на учебных фрегатах, а с получением мичманского чина Николай, в отличие от Дмитрия, остался служить на Балтике. А дальше мы видим нечто интересное В 1833 году Николай Притупов переводится на Черноморский флот, а дальше там с ним что-то происходит, и почти сразу после этого перевода Николай увольняется с флота с присвоением чина лейтенанта. О причинах увольнения мы можем только догадываться. О непростом 1833 годе в истории Черноморского флота мы еще будем много говорить ниже, пока же можно предположить, что проходящая в тот год смена флотской элиты неким образом могла задеть и братьев Притуповых. И столь быстрое увольнение одного с флота, как и перевод второго на Балтику, возможно, взаимосвязаны. Это косвенно подтверждает и тот факт, что Николай Притупов, едва уволившись с Черноморского флота, уже через несколько месяцев восстанавливается в службе в мичманском чине, но уже на Балтике Там он служит до 1841 года и увольняется в капитан-лейтенантском чине Учитывая неослабевающий интерес к бригу «Меркурий», думаю, что история службы и жизни Дмитрия Петровича Притупова еще найдет своего пытливого биографа.

Штурман Иван Петрович Прокофьев, тот самый, что первым высказался на офицерском совете за бой до последней капли крови, прослужил на Черноморском флоте 45 лет. Впоследствии был участником Крымской войны и обороны Севастополя. Дослужился на флоте до чина полковника корпуса флотских штурманов, что было в то время пределом карьеры для флотского штурмана. Пользовался большим авторитетом и уважением среди сослуживцев. Перед смертью Прокофьев попросил похоронить его рядом со своим командиром, но по каким-то причинам воля бывшего штурмана исполнена не была. В августе 1877 года сын штурмана «Меркурия» капитан 2-го ранга Михаил Иванович Прокофьев (также участник Крымской войны и обороны Севастополя) обратился к главному командиру Черноморского флота адмиралу Аркасу с просьбой о перезахоронении останков отца в склеп у Всехсвятскои церкви Николаевского городского кладбища. Установлением памятника на могиле штурмана «Меркурия» занимался лично командующий Черноморским флотом. Севастопольский историк П.А. Денисов написал: «…адмирал Н.А. Аркас счел своим долгом озаботиться, чтобы на могиле этого храброго офицера был сооружен приличный памятник, который мог бы служить доказательством, что подобные заслуги остаются навсегда неизгладимыми в памяти не одних только современников, но и потомства»… По ходатайству Аркаса император разрешил взять из бюджета морского министерства 1500 рублей на сооружение памятника.

Ныне могилы Казарского и Прокофьева находятся в ограде Всехсвятскои церкви Николаева рядом друг с другом. Там же находятся и несколько могил матросов брига «Меркурий», также завещавших положить их после смерти со своим командиром.

Николаевский краевед Татьяна Губская проследила судьбы потомков штурмана Прокофьева. Сын героя «Меркурия» Михаил Иванович Прокофьев имел сына Владимира и дочь Зинаиду. Владимир Михайлович умер в 1911 году. Что касается дочери, то она вышла замуж за черноморского офицера Александра Ивановича Мязговского. Он командовал эскадренным броненосцем «Двенадцать Апостолов», затем был командиром Николаевского порта и николаевским градоначальником. Именно при нем в Николаеве началось строительство новейших дредноутов. В 1919 году Мязговский был расстрелян чекистами. Зинаида Михайловна умерла несколько лет спустя в эмиграции. Последний потомок Прокофьева — сын Александра Ивановича и Зинаиды Михайловны Евгений — в чине лейтенанта погиб во время боя линейного корабля «Евстафий» с германским линейным крейсером «Гебен» в ноябре 1914 года.

Об остальных членах экипажа «Меркурия» у автора сведений нет.

Уже через день после знаменитого боя в донесении на имя командующего Черноморским флотом командир «Меркурия» написал: «Имея честь донести Вашему Превосходительству о деяниях вверенного мне брига, я не имею ни слов, ни возможности описать жара сражения… А еще менее выразить отличную храбрость и усердие офицеров и команды, коих мужеством и расторопностью спасен российский флаг и бриг от неизбежной гибели…» И хотя свое донесение Казарский составил с присущей ему скромностью, известие о небывалой победе маленького, почти безоружного брига над двумя сильнейшими турецкими кораблями облетело всю Россию. Страна ликовала! В те дни газета «Одесский вестник» писала: «Подвиг сей таков, что не находится другого ему подобного в истории мореплавания; он столь удивителен, что едва можно оному поверить. Мужество, неустрашимость и самоотвержение, оказанные при сем командиром и экипажем “Меркурия”, славнее тысячи побед обыкновенных».