Нельзя сказать, что для меня многое изменилось. Странно, но такая, казалось бы, кардинальная перемена, как смена тела и мира, не слишком повлияла на мой образ жизни. А может быть, это и не удивительно – человеком-то я остался тем же. Как только я встал на ноги и немного освоился со всякими бытовыми мелочами, Яков начал учить меня лекарскому делу. Он был уверен, что я должен пойти по его стопам, тоже стать лекарем – я не имел ничего против. Даже в этом изменений было мало, ведь в прошлой жизни я был студентом-медиком. Со временем я перестал воспринимать Якова, как чужого человека. Очень чувствовались его глубокая отцовская любовь, по-видимому, обострившаяся после того, как он почти потерял надежду вернуть сына к жизни. Он никогда не проявлял излишней заботы, бывал даже суров, но то, как тщательно он заботился обо мне, какой тревогой вспыхивал его взгляд, когда я в очередной раз демонстрировал свои «провалы в памяти»! Не заметить было нельзя, как и не ответить взаимностью на такое отношение.

Лекарская наука давалась мне достаточно легко, особенно после того, как я освоился с местной терминологией – все-таки какие-то знания у меня уже были. Загадкой для меня оставалась область медицины, связанная с магией. Поначалу меня эта тема очень заинтересовала, – как же, магия! – но я быстро охладел. Я честно выполнял упражнения, которые мне показывал отец, но каких-то зримых результатов это не приносило, и постепенно я решил, что у меня к этому просто нет способностей, и успокоился. Жизнь давала мне еще один шанс, и я снова не спешил им воспользоваться. Сколько прекрасных, добрых и храбрых парней не чета мне я мог бы спасти, если бы в свое время тренировался сам, а не наблюдал с вялым любопытством, как отец виртуозно вырезает воспалившийся аппендикс, как одним мановением руки он уничтожает заразу в ране! Конечно, совсем уж бесполезным мое обучение не было. Нет, я прекрасно знал свойства трав и их сочетаний, неплохо мог обработать рану, избавить от простуды, вывести чирей и еще дюжину других болезней. Думаю, при некоторой доле удачи я даже смог бы принять роды – ну, в том случае, если бы роженица была настолько здорова, что могла бы обойтись вообще без помощи лекаря. В общем, к семнадцати годам я мог похвастаться стандартным набором умений любого деревенского знахаря. Как только передо мной ставилась хоть сколько-нибудь нетривиальная задача, которая предполагала использование хоть толики магии или каплю инициативы, я тут же терялся, и забывал все наставления. Отец начинал злиться, брался за дело сам, и, конечно, с легкостью решал проблему. Меня это, в принципе, полностью устраивало. Зачем выбиваться из сил, если отец все прекрасно сделает сам? У меня еще вполне достаточно времени, чтобы научиться, ведь отец, слава всем богам, на тот свет в ближайшие десятилетия не собирается.

В общем, так же, как и раньше, особого старания я не проявлял, предпочитая все свободное время посвящать чтению местных сказок и легенд, благо библиотека у Якова была очень богатая. О да, читать я любил, и особенно о подвигах былых времен. У меня было очень живое воображение, мне не составляло никакого труда представить себя на месте героев древности, и, в общем, большего мне от жизни было не нужно. И ведь мне не хотелось действительно быть на их месте, на месте всех этих героев, военачальников, королей и ученых. Зачем подвергаться опасностям, терпеть лишения, если можно погрузиться в их приключения, засунув за щеку кусок знаменитого пирога с зайчатиной, прихваченного тайком с кухни, пока кухарка отвернулась?

Единственной серьезной проблемой казалось то, что я не могу наладить отношения со своими сверстниками, и особенно сверстницами. И если в прошлой жизни я воспринимал это как должное, то теперь было особенно обидно. По собственным представлениям, я теперь был писаным красавцем, девчонки должны были штабелями ложиться у моих ног, но почему-то ничего такого не наблюдалось. Меня предпочитали избегать, так что друзьями и подругами в новой жизни я не обзавелся.

Настоящая, реальная жизнь настигла меня, когда в наш славный маленький городок пришли усталые, пропыленные солдаты. Война к тому времени шла уже давно, больше года, но нас почти не касалась. Я слышал, конечно, что были увеличены налоги, что рекрутов забирают все больше. Слышал, что дела наши не слишком хороши. Но все это меня не касалось. Мой отец был достаточно богат, чтобы заставить вербовщиков забыть дорогу в наш дом, и повышение налогов не слишком пошатнуло его благосостояние. Еще бы, ведь он был отличным лекарем! К нам ходил весь город, и никому он не отказывал в помощи, естественно, если этот человек готов расстаться с некоторым количеством серебряных или золотых. От такой благодарности мой почтенный родитель никогда не отказывался. Он всегда говорил: «не мешай людям отплачивать добром за добро, мальчик. Ты думаешь, я не вижу, что эта дама отдала последние деньги за лечение дочери? Я это вижу. И мы с тобой, уж поверь, вполне могли бы обойтись без этих грошей. Но тогда получится, что я не ценю жизнь ее дочери. А главное, тогда эта дама будет чувствовать себя обязанной! Никогда, запомни, никогда не позволяй людям чувствовать себя чем-то тебе обязанными! Добро быстро забудется, а вот то, что он тебе должен, то есть, получается, не совсем свободен, о, это человек запомнит надолго. И ничего хорошего, мой мальчик, из этого не выйдет, ты уж мне поверь». Так говорил мой отец, и у меня не было оснований ему не верить.

Мое сонное благополучие закончилось мгновенно, так, что я даже понять ничего не успел. Я успел с любопытством посмотреть на колонну солдат – и даже позавидовал их по-настоящему героическому виду. Некоторые парни были даже помладше меня, в солдаты могли забрать в шестнадцать лет, но вид у них был куда как мужественнее. Загорелые лица, по которым сползают капли пота, оставляя за собой светлые полосы, у многих перевязаны руки или головы. Грязные руки, устало сжимающие рукояти мечей… Я даже немного позавидовал этой их мужественности, на секунду мне захотелось оказаться на месте кого-то из этих ребят. Почему обычно исполняются самые нелепые и безумные желания? Я поглазел на солдат еще немного и поспешил домой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – отцу скоро понадобится ассистент.

И действительно, к тому моменту, как я добрался до дома, во дворе уже стояло несколько крытых телег. Я зашел в дом и поднялся к кабинету отца.

– Уважаемый лекарь, у меня здесь более пятидесяти тяжелораненых. Я не собираюсь с вами торговаться, – услышал я из приоткрытой двери. – Заплачу столько, сколько скажете. Но не кажется ли вам, что это не слишком патриотично, требовать плату с солдат, защищающих вас от агрессоров?

– Это их работа, – спокойно ответил отец. – Им за нее платят жалованье. А моя работа – лечить. За осмотр одного больного я беру пять медных монет. Дальнейшее лечение – в зависимости от тяжести ранений.

– Хорошо, уважаемый лекарь. Приступайте и не тратьте время на то, чтобы озвучить сумму. Делайте все, что сможете, а о деньгах не беспокойтесь.

– Вот это совсем другой разговор, – наставительно заметил отец. – Мне нужно подготовиться.

Я тихо вышел во двор и стал дожидаться, когда спустится отец. Мне почему-то было не слишком приятно, что я услышал этот разговор, хотя изъяна в отцовской логике я не находил.

Следующие два дня слились для меня в сплошной кошмар. И не потому, что они были наполнены чужой болью, кровью и стонами. К таким зрелищам мне было не привыкать. Мне было страшно наблюдать за Яковом, который вкладывал все силы в каждого нового пациента. На исходе первых суток я все-таки спросил:

– Пап, может быть, стоит передохнуть? Ты ведь уже на ногах не стоишь! Или хотя бы перестань колдовать, у тебя скоро кровь пойдет носом! – Я уже и сам пытался магичить в меру своих сил, чтобы облегчить работу отцу, да только что с меня толку?

– Не говори глупости, сын! – строго одернул меня отец. – Ты должен понимать, что каждая минута промедления – это смерть еще одного раненого! И, значит, потерянные деньги. Ты же не думаешь, что я позволю себе потерять заработок?