— О-о-о… — прокряхтел Богданов и закрыл глаза.
LXXXVI
В ожидании утра Илья устроился на чердаке дома, в нескольких кварталах от двора, в котором остался «мерседес» с трупом «хозяина жизни». Он поворочался с боку на бок и почти задремал, как вдруг почувствовал совсем рядом движение, кто-то крался к нему. Иванов резко приподнялся: прямо из темноты на него смотрели изумруды кошачьих глаз. Зверь внимательно уставился на человека, возможно, негодуя по поводу того, что тот занял чужое место, а может быть, еще почему-то. Напряжение ушло, уступив место мудрому спокойствию.
Илья улыбнулся, и сон придавил его мягкой и вкрадчивой лапой огромной кошки, но какими бы уютными ни выглядели эти животные, у них всегда наготове коготки.
LXXXVII
Светало, но Ирине не спалось. И было от чего.
Вечером, вернувшись с прогулки, они отужинали чем Бог послал (тем, что успели «захватить» по дороге). Настроение образовалось лучше некуда. Только одна «тучка» несколько портила картину лазурной голубизны небосвода: ехать в Кашин надо было с пересадкой в Твери, что, имея на руках поклажу да еще котенка, не так-то просто.
Обычно совершать подобные вояжи Ирине помогал сводный брат Коля, «приватизировавший» «москвич» отца (последний практически не ездил на машине), а иногда бывший муж Олег.
Обращаться к последнему Ирине не хотелось, он не отказывал, но ей обычно приходилось в благодарность за помощь соглашаться провести с ним вечерок в ресторане со всеми вытекающими из этого последствиями. Раньше ее подобная форма расчета нисколько не стесняла. Теперь ситуация изменилась. Вариант с братом казался предпочтительнее.
Отношения с Колей сложились неплохие, он иногда даже приезжал к ней тайком от матери, привозил что-нибудь Славику, а когда последний отправлялся спать, Коля с Ириной коротали вечерок за бутылкой вина или водки, перемалывая косточки мамаше.
Маргарита Осиповна, ненавидевшая свое отчество и везде представлявшаяся Олеговной, представляла собой прекрасную мишень для насмешек. Девочка из глубинки, получившая образование и удачно (правда, со второй попытки) вышедшая замуж в Москве, она так и осталась провинциалкой до мозга костей. Всю жизнь потратив на то, чтобы стать «настоящей москвичкой», она придавала слишком много значения вещам, которых прочие люди просто не замечают. Первый брак не удался; как говорили зубоскалили из числа приятельниц: не по себе кус оторвала. Виктор-победитель (первый парень в институте) от «любимой до гроба» скоро сбежал, хотя дотащить его до загса (пришлось забеременеть) двадцатидвухлетней Рите все же удалось.
Беременность закончилась рождением девочки, оказавшейся ненужной собственной матери, которая спустя пять лет вышла замуж «по-настоящему». Правда, новый супруг нет-нет да и грешил на стороне, но Маргарита Оси… Олеговна была счастлива, а зло, так уж повелось, срывала на дочери.
Ирина, а потом и «эта шлюха со своим выродком» (так бабушка, спасибо хоть за глаза, называла внука) обвинялись во всем, в частности, и в том, что Платон Арсеньевич не может нормально отдохнуть, придя домой.
Обе, и мать и дочь, отлично знали, что Платону Арсеньевичу падчерица была, образно выражаясь, до лампочки, а малыш ее, «принимаемый» в малых дозах, даже забавлял. К тому же времени на общение не только с ним, но и с собственным сыном у него оставалось немного: второй супруг Маргариты Осиповны большую часть жизни проводил в командировках.
Как только появилась возможность жить отдельно, Ирина покинула родительский дом. Квартиру ей за чисто символическую плату сдала подруга, гри года назад уехавшая с мужем за границу, однако ничто не длится вечно: хозяева скоро собирались возвратиться на Родину.
Вчера вечером Ирина позвонила Маргарите Осиповне и после обмена любезностями попросила к телефону брата. Реакция матери оказалась неожиданной, даже для готовой ко всему с ее стороны Ирины.
— Кому из твоих шлюх он понадобился? — спросила Маргарита Осиповна с нескрываемой злостью в голосе. — Поблядушке Наталье? Скажи ей, пусть не вешается на моего сына, так и передай! — Ира молчала, а монолог между тем продолжался: — Он, к твоему сведению, женился! Так что скажи своим, чтобы не зарились! Так-то!
Подобный пассаж просто лишил Иру дара речи. Наталья действительно произвела впечатление на брата, хотя сама осталась глуха к Колиным ухаживаниям.
«Как он все развернул, — с горечью подумала Ирина, братнины «штандарты» пали в ее глазах. — Эх ты, баба!»
— Что молчишь, красотка?
— Я хотела попросить его, — начала было Ирина, но, опомнившись, — просить такого о чем-нибудь?! — замолчала.
Однако мать закончила за нее фразу:
— Отвезти твоего ублюдочка к Зинаиде Николаевне?
Так Маргарита Осиповна неизменно величала собственную мать.
— Что?! — Ирина встрепенулась, как воробышек. — Что?!
— Никого он никуда не повезет. Коля уехал в круиз по Средиземноморью, — с гордостью заявила Маргарита Осиповна и добавила со всей язвительностью, на которую только оказалась способна: — С молодой женой!
Ублюдочек? Формально верно: Ира умудрилась развестись с Олегом, а потом… забеременеть от него. Все верно, Славик — незаконнорожденный.
Ирина рухнула в кресло и заплакала навзрыд. Трое мужчин: Саша, Славик и Локи потратили полчаса, чтобы успокоить одну женщину, доходя в своих стараниях до самой откровенной клоунады. Климов сбегал за бутылкой водки, и неприятности отступили. Все вошло в норму.
Сейчас Саша тоже не спал.
— Ну иди сюда, — Климов притянул к себе подругу. — Ну, будет, будет…
— У… у… у нас даже квартиры нет, — всхлипывая, проговорила Ирина. — Летом Альбина вернется, что делать тогда…
— Что-нибудь придумаем, — успокоил ее Саша. — До лета, ты говоришь, не выгонят, а там… Разобьем шалаш… на крыше, а? Прорвемся!
— Ты все шутишь! — с пафосом воскликнула Ирина, но плакать перестала.
— А ты все серьезно? — усмехнулся Климов, сжимая подругу в объятиях, и, не давая ей ответить, закрыл ее рот поцелуем.
— Я даже не знаю, нужна ли тебе, — немного отстраняясь, прошептала Ира.
— А ты угадай, — также шепотом произнес Саша, вновь привлекая ее к себе.
Славик сопел и тихонько всхлипывал во сне, под боком его, свернувшись крохотным клубочком, мирно дремал рыжий — цвет на счастье — котенок.
Мальчик разговаривал с прадедом, впервые они могли общаться здесь, в комнате Славика. Дед появился не из стеллажа с книгами, а просто вошел в залитую знакомым зеленым светом спальню и присел на краешек кровати, погладил котенка, зверек даже и ухом не повел, и мальчик понял: деда видит только он.
— Тебя так долго не было, — надув щеки, начал Славик. Обижался он, конечно, притворно, потому что очень обрадовался гостю. — Я думал, что ты не придешь больше. — Долго притворяться мальчик не мог: — Как хорошо, что ты пришел, я так рад…
Дед улыбнулся, и единственный глаз его засветился радостью.
— Так ты ждал меня? А я-то, дурак старый, подумал, не нужен стал тебе, вот и не приходил больше. Ты ведь не звал.
Славик смутился. Можно было бы, конечно, не ходить вчера гулять с мамой и дядей Сашей, а остаться дома и послать сигнал деду, но… мама так хотела, чтобы они пошли все вместе, он не мог отказать ей, это было бы неправильно, так настоящие мужчины не поступают, дед бы и сам такого не одобрил. Мальчик поднял глаза на старика, тот с одобрением кивнул. С ним было легко, он знал то, о чем Славик думал, прежде чем тот успевал это высказать.
— А что ты думаешь о нем? — спросил мальчик. Старик как-то странно качнул головой, но с ответом не спешил. — Он — Тот?
— Скоро узнаешь, потерпи немножко.
— Скоро — это завтра? — не выдержал мальчик.
— То, что ты называешь словом «завтра», — это уже сегодня, — проговорил старик, и единственный глаз его заискрился лукавством. — Это взрослые придумали делить все так: вот тут черное, а тут белое, тут плохие, а тут хорошие. Дурацкое деление, правда?
