И опять главу губернии отвлекают: возмутителей спокойствия на сей раз оказывается сразу два, причем оба — БТРа и оба с камуфляжной раскраской. Только камуфляж на одном — серо-синий, а на другом — буро-зеленый. Охрана губернских чиновников даже не напрягается: эмблемы на бортах броневиков большие, видно их уже издалека. Двуглавый орел со свитком в одной лапе и факелом в другой — это, стало быть, Госкомнадзор. Голубой треугольник, вписанный в бежевый кружок и обрамленный острыми лучами, — это МЧС.

— Дамы и господа, просьба сохранять спокойствие! — обращается к присутствующим степенный двухметровый эмчеэсник и вручает Валерию Васильевичу сразу три бумажных листа. — Мы не собираемся вам мешать проводить свой культурный досуг. Отдыхайте, развлекайтесь, пожалуйста, а домой сможете добраться на общественном транспорте. Отсюда до ближайшей автобусной остановки всего три километра, — если по прямой.

— Чего-чего-чего-чего? — паникуют собравшиеся на поляне, наблюдая, как их понурые водители под присмотром МЧС уводят отсюда прочь родных стальных лошадок.

— Госдума вчера приняла закон про иномарки, — с обреченным видом объясняет Валерий Васильевич, отрываясь от первого листа бумаги. — В интересах отечественного автопрома их предписано изымать у граждан и должностных лиц. Исключение будет сделано только для органов власти федерального уровня. А нам, регионалам, — шиш с конфискацией.

Тем временем маленький шустрый госкомнадзорщик уже по-хозяйски прибирает со скатерти в огромный мешок все деликатесы и все алкогольные напитки.

— Но позвольте… — жалобно произносит Денис Владиславович, видя, как в бездонном мешке исчезают последние надежды провести корпоратив на природе.

Валерий Васильевич, уже дочитавший то, что написано на втором листке, дергает зама за рукав и отрицательно мотает головой: дескать, не препятствуй.

— Подписан Указ президента, запрещающий в России продукты питания иностранного производства, — с неизбывной тоской говорит глава губернии подчиненным. — В целях наказания, блин, проклятого Запада: чтобы он, гад такой, в одиночестве обожрался.

— Но тут были и те, которые нашего производства! — с болью в голосе восклицает начальник областного Минсельхоза. — Пастила и салями наши! — обращается он к госкомнадзорщику, который по-прежнему набивает мешок. — Не имеешь права забирать! Они изготовлены у нас на родине, по лицензии, почитай на этикетках! И шашлык не тронь, вредитель! Куда понес шашлык? Верни его назад — он из отечественной свиньи!

— Э-э-э, без толку, — негромко вздыхает Василий Михайлович, который уже успел изучить третью бумагу, предъявленную его шефу. — Думцы пошли еще дальше президента: они вчера в порядке санкций еще и все иностранные слова запретили на фиг. А ведь «пастила» — слово французское, «салями» — итальянское, «шашлык» — тюркское… Все самое вкусное придумали не у нас.

— Неужели и водку тоже? — ужасается глава Мининвестиций. — Быть такого не может!

Госкомнадзорщик, завязав мешок, напоследок оглядывает место действия. Корпоративный праздник закончился, так и не начавшись. Земля вокруг снова безвидна и пуста. Последняя министерская иномарка с печальным урчанием покидает поляну. На казенной скатерти в гордом одиночестве остается трехлитровая банка с березовым соком.

— «Водка» — польское слово, — сочувственно объясняет эмчээсник министру инвестиций. — В другой раз советую брать самогон. Уж это слово точно наше, можете не сомневаться.

Пять раз в неделю служебная машина редкой красоты тормозит под окнами Натальи Александровны и бибикает. После третьего гудка пассажирка — столь же юная и прекрасная, как и ее новенький автомобиль (отечественного производства) — выходит из подъезда. Дверца хлопает. Машина, подобно космической ракете, набирает скорость и летит к дому, где расположено Министерство информации и печати области. Именно оттуда Наталья Александровна управляет всеми информационными потоками как руководитель ведомства — то есть министр.

И вот однажды зябким весенним утром Наталья Александровна просыпается от тишины. Несмотря на рабочий день, никто не гудит под окнами. Министр сама выходит из дома и с удивлением видит, что машины нет. Прождав четверть часа и отчаявшись дозвониться до шофера, Наталья Александровна теряет терпение. Она вызывает такси — не идти же ей, в самом деле, на автобусную остановку!

— Куда поедем? — интересуется таксист, похожий на усохшего артиста Роберта Де Ниро. Услышав адрес, он кивает и уточняет конспиративным шепотом: — Вы, значит, долларами платить будете?

— Да как вы смеете! — искренне негодует Наталья Александровна. Она оскорблена бестактным вопросом четырежды: как женщина, как министр, как патриот и как член правящей партии. — Да что вы себе позволяете! Конечно, рублями! Ру-бля-ми! И, между прочим, строго по счетчику! На чаевые теперь можете не рассчитывать!

Водитель с лицом засушенного Де Ниро вздрагивает и больше не произносит ни слова. По прибытии он честно отсчитывает сдачу, но в глазах его плещется удивление: словно бы Наталья Александровна каким-то образом обманула его ожидания. «Вот ведь психованный!» — думает министр о таксисте, но тотчас же забывает о нем.

Потому что в ее министерстве сегодня сразу всё не так.

При входе она машинально говорит: «Здра…» — и обрывает себя на полуслове. Пожилой полковник в штатском, который всегда сидит на ресепшене внизу, исчез. В коридорах на втором этаже гуляет сквознячок с кислым привкусом канифоли. Испарились секретари, референты и даже рядовые сотрудники. Двери кабинетов распахнуты настежь, ковровые дорожки смяты, под ногами шуршат бумаги и хрустит попкорн, эстампы на стенах висят криво. Повсюду следы поспешного бегства, словно кто-то объявил по громкой связи об эпидемии чумы или о нашествии голодных зомби. В приемной — запустение. Некому даже налить министру чаю. Ей самой приходится включить чайник, самой класть себе в чашку заварку и сахар.

Сахар — вроде тот же, что и вчера, но кажется горьким. «Да что же здесь произошло?» — панически думает Наталья Александровна и вдруг слышит, как из кабинете доносится привычный звук: трель телефонного звонка. Рывок — и вот уже трубка в руке у министра.

— Алло! — выдыхает она. — Алло! Кто говорит?

— Итс Си-Ай-Эй? — требовательно спрашивает голос в трубке.

Наталья Александровна уверена, что знает этот голос. Правда, за всё время совместной работы в облдуме она раньше ни разу не слышала, как их теперешний спикер говорит по-английски.

— Владимир Васильевич, — жалобно говорит министр. — Неужели вы меня теперь совсем не узнаете?

— Итс Си-Ай-Эй? — повторяет ее собеседник, как заведенный. — Итс Си-Ай-Эй?.. Итс… это… ну как его, блин… Сентрал Интэллидженс Эйдженси, типа Юнайтед Стейтс оф Америка?..

— Это же я, Наташа… — шепчет Наталья Александровна. — Я же раньше у вас в комитете по культуре была… Бога ради, расскажите мне по-русски, что случилось? У нас что — революция? Третья мировая? Марсиане нанесли нам ответный визит? Нас присоединили к Пензенской области? Газпром обанкротился? Я не понимаю…

— Ноу коммент! — голос в трубке крепчает. — Тут нечего и понимать! У меня заявление для вашего Си-Ай-Эй, андестенд? От имени и по поручению депутатов всех уровней хочу выразить солидарность… тьфу ты!.. хочу выразить решительное несогласие с деятельностью агентов и пособников ЦРУ США на территории нашей области!.. Эй, алло, вы еще на проводе? Куда вы там пропали, мисс, мадемуазель? Я еще не дочитал текст заявления…

Трубка, булькая голосом, вылетает из ослабевших пальцев министра и валится на рычаг. Сама Наталья Александровна без сил опадает в свое кресло и готова от нахлынувших чувств потерять сознание.

От погружения в забытье министра спасает гость: щуплый пацан в темных очках, батнике с красно-сине-белой надписью «Южныйполюснаш» на фоне айсберга и глубоко надвинутой на нос бейсболке с профилем императорского пингвина, тревожно озираясь, появляется в дверях. Он толкает перед собой багажную тележку, которая набита компьютерами. Это явно не похититель, поскольку он не вытаскивает из кабинета технику, а, наоборот, торопливо затаскивает ее сюда.