4.57 С времени смерти Литвиненко велись рассуждения о том, что он мог работать на службу разведки Великобритании. Обычно самое серьезное предположение в таких разговорах — теория о Ми-6. Как мы увидим позже, эти рассуждения возникли частично в результате публичных комментариев Лугового. Я слышал такие свидетельства от некоторых свидетелей.

4.58 До того, как обратиться к этим свидетельствам, я заметил, что вопросы, на которые наводит информация, которую я исследую в связи с главным вопросом моего дознания, гораздо сложнее, чем вопрос: «Работал ли Литвиненко на службы, да или нет? Учитывая риски, которым Литвиненко мог подвергаться, детали требуют особого внимания. Если Литвиненко работал на спецслужбы, то каким типом работы он занимался? Какую информацию он мог передавать? Какие (и чьи) секреты он передавал? Какими могли быть последствия? По большому счету, вопрос о том, что Литвиненко делал или не делал, может иметь даже меньшее значение, чем вопрос о том, что, как враги думали, он делает. Если ответы на эти два вопроса расходятся, не похоже, чтобы Литвиненко мог извлечь из этого какую-то выгоду.

4.59 Марина Литвиненко ответила на вопросы по этой теме в ходе изложения своего устного свидетельства. Ее показания можно суммировать таким образом:

a. Она знала, что Литвиненко взялся за работу для одной из спецслужб; она не была уверена, была ли это Ми-5 или Ми-6. Литвиненко рассказал, что взялся за такую работу. Она знала о ежемесячных платежах, которые поступали на их общий банковский счет, и она интерпретировала это как плату за работу на спецслужбы.

b. Эта работа началась после переезда Литвиненко в Великобританию. Она не верит, что Литвиненко имел какое-то отношение к британским спецслужбам, пока он жил в России.

c. Она заявила, что Литвиненко поделился с ней некоторой информацией из той, что он передавал британской разведке, «но не в деталях». Она верила, что сведения, которые Литвиненко им передавал, касались российской организованной преступности, включая ее деятельность на территории Великобритании. Но, как я сказал, она не знала никаких деталей о том, что именно Литвиненко делал. У нее не было, к примеру, подтверждения достоверности информации или предположений о российских агентах в Британии.

d. Литвиненко получал ежемесячный платеж в размере £2,000 за эту работу. Платежи начали поступать примерно с 2004 года на совместный счет в банке, принадлежащий супругам Литвиненко.

e. Она понимала так: Литвиненко работал на спецслужбы как консультант, и он не был сотрудником или агентом (в ее представлении эти два слова — синонимы). Она считала эту разницу важной. Таким было объяснение того утверждения, которое она дала прессе в 2007 году, утверждая, что Литвиненко «никогда не был агентом Ми-6»: она противопоставляла это понятие консультантской работе. Ее слова: «Я знаю, что Саша работал на Ми-6 или Ми-5, но он никогда не был агентом Ми-6». Она ранее объяснила, как она понимала значение слова «агент» в контексте: «Тот, кто работает со службой безопасности и занимается работой под прикрытием, занимается чем-то за границей, находясь на позиции агента Ми-6. Но самое главное — это быть нанятым».

4.60 Свидетельства других людей, близких к Литвиненко, были такого же рода.

4.61 По словам Гольдфарба, Литвиненко сказал ему в начале 2003 года, что он работал на Ми-6; «Он представил меня одному из них», — добавил он. По его словам, Литвиненко сказал ему, что он консультировал Ми-6 по поводу российской организованной преступности на территории Европы и что он путешествовал в разные страны для того, чтобы помочь их правоохранительным органам.

4.62 Березовский сказал лондонской полиции, что Литвиненко работал на «службу разведки» и «службу безопасности» (определения, которые, как он, казалось, употреблял неизменно); он добавил, что ему не были известны детали этой деятельности. Он показал: «После того, как он прекратил работать на меня, я так понимал, что он продолжал работать на службы безопасности. Они платили ему деньги, чтобы он мог поддерживать себя и свою семью. Он позднее признался, что разочарован своими условиями работы со службой разведки».

4.63 Были другие партнеры Литвиненко, которые, казалось, до его смерти не знали о том, что у него был какой-то контакт со службами британской разведки. К этой категории относятся Рейли и Буковский.

4.64 Я замечаю: ни один из свидетелей их тех, показания которых я слышал и которые знали Литвиненко на протяжении его жизни, не высказывали уверенности, что он не имел отношений c британской разведкой.

4.65 Министр внутренних дел был ключевым участником Расследования, действуя как в качестве представителя правительства Ее Величества, так и в качестве самого себя. Поскольку ставился вопрос о фактическом подтверждении информации о том, работал или не работал Литвиненко на правительственные службы, министр внутренних дел был вправе обеспечить свидетельства, которые бы ясно ответили на поставленный вопрос тем или иным образом. Такого свидетельства не было представлено на открытой сессии суда, и стало очевидно, что министр внутренних дел не подтвердил и не опровергнул вышеозначенное предположение. Королевский адвокат Гарнхам, участвовавший как представитель министра внутренних дел, объяснил эту позицию в открытом заявлении: «По своей природе работа на спецслужбы нуждается в соблюдении секретности, это залог ее эффективности, а необходимость в сохранении такой эффективности широко известна. Политикой успешных правительств является линия ''ни подтверждать, ни отрицать'' предположения, утверждения или рассуждения в отношении служб безопасности и разведки. Это означает, — и это обычное правило, — что государство будет вести политику ''ни подтверждать, ни отрицать'' в отношении спецслужб, которые вели или ведут в данный момент операцию или расследование в отношении конкретной персоны или группы, а также по поводу отношений с персоной, которая поделилась информацией с какой-либо из служб на территории Великобритании или за ее пределами. В целях эффективности принцип ''ни подтверждать, ни отрицать'' должен применяться с последовательностью, включая даже те случаи, когда подтверждение или отрицание какой-либо деятельности могло бы быть уместным. Если государство было бы готово отрицать конкретную деятельность в один момент, тут мог бы быть сделан вывод, что отсутствие отрицания в другой момент является подтверждением обсуждаемой деятельности. Если бы государство было бы вынуждено отказаться от принципа ''ни подтверждать, ни отрицать'' в рамках одного дела, это бы конкретным образом повредило важной работе и интересам государственной безопасности Великобритании. Это могло бы, более того, нести потенциальный риск для жизней людей».

Позднее в своем заявлении Гарнхам процитировал абзац из судебного решения лорда Карсвелла по поводу дела Скаппатиччи:

«Подтвердить, что человек является агентом, означает, что он мгновенно окажется под ударом террористических организаций. Отрицать, что человек является агентом, означает, что другой человек может оказаться под подозрением террористов. Более того, если в каком-либо случае государство подтвердит, что человек не являлся агентом, то отказ государства сделать то же самое в какомлибо другом случае немедленно даст повод для подозрений, что человек в этом случае как раз является агентом, что может поставить его жизнь под серьезный удар. Если государство во всех случаях будет отрицать, что все обсуждаемые персоны являются агентами, то эти отрицания потеряют вес и значение. Более того, если агентам не захочется подвергать себя риску быть таким образом выданным (высказываниями государства), то у них будет значительно меньше желания снабжать спецслужбы информацией, жизненно необходимой для борьбы с терроризмом. Эта позиция важна, так что причины поддерживать политику ''ни подтверждать, ни отрицать'' весомы».