— Не запустила же, — ответил шепотом Тэзир. — Я волновался. Что сказали Верховные?

— Ничего. Их интересовал поисковик. Наказание для нас они, скорее всего, выбрали, когда выставили меня вон.

— Не надо было спорить с ними. Они могут этого не простить.

— Дело сделано. Слова сказаны. Поздно сожалеть. Да и если спросят, повторю вновь слово в слово. Два раза в Незыблемой не раствориться. Будь, что будет.

— Мы завтра уезжаем на рассвете. Придешь проводить?

— Конечно. И спрашивать не стоило.

— А, может, все-таки со мной? И Верховному ты понравилась. Сам сказал, что хотел бы видеть тебя в нашем клане. Ну что тебе тут делать одной среди взрослых мужчин? Поедем? А?

— Нет, Тэзир. Лучше мне остаться. С нашим темпераментом надо держаться на расстоянии, иначе бед доставим друг другу. Ты ведь понимаешь о чем я? И привыкла я тут. А что одни мужчины, так семь лет уже среди них живу, никто не обижает.

— Наверное, ты права, — потухшим голосом произнес балагур. И отдалось, как смялась надежда в его душе, словно скомканный свиток, а выдавленная улыбка только усилила ощущение горечи. — А то рядом с тобой опять не сдержусь и глупостей натворю.

«Если бы ты один», — подумала Ная.

— Весточку-то прислать можно? Ответишь?

— Напишу. — От разговора становилось все тягостнее: все мучительнее смотреть в несчастные глаза Тэзиру, невыносимее чувствовать больше, чем он говорит. — Поздно уже, надо вздремнуть хоть немного. Пойду.

Ладонь балагура с силой впечаталась в дверь. И прорвало парня, понеслись слова бурным весенним потоком, ломающим лед сдерживаемых чувств, захлестывающим страстью, отчаяньем и страхом.

— Не уходи. Останься. Кто ведает, увидимся ли еще? Неизвестно, что за наказание нас ждет. Вдруг это наша последняя ночь — все, что осталось в этой жизни, когда мы помним друг друга. Не уходи чужой. Не сегодня, — губы Тэзира лихорадочно покрывали ее лицо поцелуями. Руки сжимали, как утопающий — обломок доски, что ни вздохнуть, ни слова не сказать. Он боялся. Боялся того же, что и она. Лишиться всего, что дорого, что давало смысл жизни. Познать, как любимый человек проходит мимо, тебя не узнавая, или ты не помнишь тех, кто был тебе близок. А если это действительно их последняя ночь? Ночь, когда они еще привратники. Когда молоды и живы? Последняя ночь познать любовь мужчины, стать с ним близкой, почувствовать себя желанной, а не средством добывания силы Незыблемой. Всего одна ночь. Одна. Но разве у нее есть право даже на одну ночь?

— Ты ведь знаешь. Я не могу.

— Какой смысл теперь-то беречь мою жизнь, когда ее осталось, возможно, всего с ноготок?! А даже если и не так, то, что мне тот год, два или пять лет, если рядом не будет тебя? Что делать с той пустотой? Пусть нам не избежать разлуки и уготованного Верховными наказания, но эта ночь пока наша, когда мы можем забыться любовью, не думая о завтрашнем дне. Я исполню все, что потребуешь. Но сейчас, умоляю, останься со мной, останься моей.

«Тэзир, Тэзир, не понимаешь ты, чего просишь».

Ная разжала его руки, мягко отстранила от себя… прошла к столу и затушила лучину.

— Одна ночь. И ты уедешь, станешь жить своей жизнью, любить других женщин и отбросишь все мысли обо мне.

Она не видела в темноте, кивнул ли он в знак согласия. Да и какая разница. Все равно обманет.

В дверь требовательно молотили кулаком. Ная испугано подскочила, прикрылась одеялом. Верховные! Если их с Тэзиром застанут в одной постели, им несдобровать. Она скатилась на пол, лихорадочно принялась одеваться. Громовой стук повторился.

— Хорош спать, соня, вставай. Скоро ехать. Уже седлают коней. — Ная с облегчением выдохнула. Арки. Будь за дверью рассерженный Призванный, давно бы щелчком ее в щепы разнес. Да и с чего ему ломиться сюда? Свое недовольство поступком бывшей ученицы он высказал бы и позже при желании. К тому же, у них не принято совать нос под чужое одеяло. Вот дуреха, перетрусила спросонья.

— Не тарабань, сейчас приду, — отозвался, потягиваясь, балагур. Сел, посмотрел на пытавшуюся привести в порядок растрепанные волосы Наю.

— Уже уходишь?

— Все проснулись. Не нужно, чтобы нас застали вместе.

— Мне без разницы.

Это и по глазам видно. С таким взглядом только в пропасть шагать или решаться на что-то важное. Только не хотелось ей слышать это важное. Подхватилась, поспешила к двери, пока не окликнул, не завел разговор. А сама мысленно молила: «Отпусти молча. Не зови».

— Ная.

Она запнулась, рука, потянувшаяся к двери, упала вдоль тела. Окликнул. Зачем?! Медленно повернулась.

— Эта ночь…

— Не надо, не говори ничего, — не дала она ему продолжить. — Просто позволь мне уйти.

Он, помолчав, кивнул:

— Ступай.

Перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку, чтобы не видеть, как за ней закроется дверь.

В коридоре было тихо. Ная осторожно выглянула в приоткрытую щель. Никого. Быстро выскользнула из комнаты, но не успела сделать и пары шагов — из-за поворота вывернула Коркея. Вот невезение. И почему именно она? Верховная сбавила шаг, остановилась, окинула девушку цепким взглядом, подмечая наспех заплетенные в косу волосы, неверно затянутую шнуровку на платье, волнение в лице. Взгляд переместился на дверь за спиной привратницы. Коркея определенно знала, чья это комната. Бровь приподнялась в ироничном удивлении.

— Мило.

— И вам доброго утра, — в тон ей язвительно ответила Ная. Попыталась проскользнуть мимо, но Верховная заслонила проход, не давая сбежать.

— У тебя, смотрю, оно точно доброе.

Досада от неприятной встречи переросла в раздражение. Эта стерва непременно доложит обо всем Скорняку, не упустит шанс «раскрыть ему глаза на правду».

— Это вас не касается.

— Ошибаешься, дорогуша. Других дурачь своим симпатичным личиком. Что с них взять — мужчины. Кагар слишком горд своей способной ученицей. А Радкур… как всегда слеп. Но меня ты не проведешь. Мы женщины насквозь видим друг друга. И я знаю, чего ты добиваешься. Чутье меня еще никогда не подводило.

— Все бывает когда-то в первый раз.

— Не слишком ли ты дерзка? Знаешь, была у нас уже такая дерзкая, охотница за силой и властью.

— Талкара. Слышала. Радкур говорил о ней.

Ложь вылетела с легкостью. Достигла цели. Коркея недовольно дернула уголком губ. Спесь слетела с надменного лица. Похоже, не ожидала, что Скорняк настолько откровенен с Наей.

— Тогда и слышала, как она закончила. Так вот, девочка, мне безразлично с какими доверчивыми простачками ты кувыркаешься в постели, отнимая их года жизни. Но вздумаешь поступить с Радкуром как та дрянь — пожалеешь. Сама заброшу тебя на самый глубокий предел и по кусочкам скормлю тварям Незыблемой. Так что держи свои загребущие ручки от него подальше.

— А если я люблю его?

— Кого из двух? — «Подловила ловко, ответить нечем». Коркея желчно усмехнулась. — Такие суки, как Талкара, я и ты не знают любви, деточка. Мы лишь позволяем мужчинам находиться рядом, пока их присутствие нам выгодно, а потом уходим, оставляя без сожаления. Мы используем мужчин в своих целях и никогда не станем верными женами и добродетельными матерями.

— И многих вы использовали? — не сдержавшись, уколола Ная в ответ.

— А вот это уже не твое дело. Я тебя предупредила. И ты меня поняла.

Не понять было сложно.

На площадке за селением, где совсем еще недавно в честь молодых привратников были празднично накрыты столы, царили суета и оживление. Лошади нетерпеливо ржали, привратники сновали между выстроившимися в ряд телегами, укладывая последние пожитки. Караван из возков готовился тронуться в путь. Сначала колдуны трех кланов поедут вместе, а через пару дней пути разойдутся и они отправятся в свои селения разными дорогами. У молодых привратников еще будет время проститься друг с другом. Сейчас их ждало расставание с Наей. Все уместные по такому случаю слова уже были сказаны, обещания помнить и не забывать друг друга, хоть изредка посылать о себе весточки — даны, скупой смех на неловкие шутки отзвучал. Тяжесть от предстоящей разлуки давила, отравляла последние мгновения общения. За притворными улыбками сквозила грусть. Они могли никогда больше не увидеться. Как Незыблемая пожелает. Но долгие проводы… это еще хуже. Уезжали бы лучше быстрее, чем травить души. Одно радовало. Радкур оказался прав и молодых колдунов простили на первый раз, назначив не столь страшное наказание — дополнительные повинности, дозоры и тренировки. Можно было с облегчением выдохнуть. Если бы не Тэзир.