Кривое зеркало Кривое зеркало удачи На даче, где в плену покоя Простые вещи под рукою, И время движется иначе… Чуть дальше мы от суматохи, Чуть ближе к ситцевой перине. И дни, застрявшие в малине, Не растворяются в потоке. Кривое зеркало июля, И мёд замедленных движений. И блики вместо отражений На вымытом боку кастрюли. И вечер, начатый с прохлады И комариного оркестра. И, что случится, неизвестно. И вдаль заглядывать не надо!.. Кривое зеркало разлуки Чуть обольстительней и слаще Зной нагоняет в летней чаще, Где листья нам целуют руки. Где мы, бездумны и бездомны, Теряем времени границы. И так легко друг другу сниться Под небом близким и бездонным… Покрыто пылью на буфете Кривое зеркало удачи, На подмосковной старой даче Мои черты стирает ветер… Но, загнанное в рамки рамы, Кривое зеркало печали Прощает то, что не прощали Другие виды амальгамы. Восточный ветер Я выбрала якорь. И выбрала самый крепкий. Но гонит и гонит волны восточный ветер… И пахнет штормом, и на потемневшем свете скрипучи дверцы моей опустевшей клетки… И скользки доски настила, на них под вечер сияет у горизонта небес полоска. Всё изменилось: наклонно, что было плоско. И зыбко, что было прочно, и зябок ветер… Я выбрала якорь. И выбрала снова глупо. И грабли старые прочат мне круг порочный. Глухие песни воет вдали восточный безумный друг мой, и в дудочку дышат губы… Я выбрала якорь. И выбрала самый крепкий. Плесни мне виски, отложим вино до суши!.. Бледнее краски неба, надежды глуше, скрипучи дверцы моей опустевшей клетки… В самолёте Я в наушниках слушаю Эллингтона в самолёте, летящем в Мадрид. Сборы нервные вспоминаю сонно под неровный моторов ритм. И думаю: вот ведь какая штука, — лето, прошлый век, утомлённое ретро, я лечу в самолёте и слушаю Дюка, и медовы звуки, как губы ветра… Рядом спят соседи, ползёт столетье. Пятьдесят шестой год. В Ньюпорте — полдень. И в нагретой меди мелодий этих время кажется медленным, нега — полной. Я сижу и думаю: вот улыбка открывает в дороге другие души!.. Вывод правилен, но обобщенье зыбко: равнодушие в Russia воспримут лучше. Высота семь тысяч, чего — не помню. Стюардессе — можно в модельный бизнес. Облака внизу. И сейчас легко мне улыбаться с неба чужой отчизне. Но в Ньюпорте — полдень и запах сосен, океан спокойный и ветер гладкий… И покорны волны, и скоро осень. Пристегнуть ремни. Пять минут до посадки. «Выбора нет…» Выбора нет. Я растаю, как снег, когда Бог во мне выключит свет, и провайдер сотрёт, обвинив в недоплате монет, недоделанный сайт под названием «vybora.net». Выбора нет. Ночь рассыпана сахарной пудрой по кромке луны. Траектория — функция в форме сердечной волны. Электрическим светом без тени залит кабинет, это поле войны. Выбора нет. Бледный нимб галогеновой лампы хирурга-отца освещает блестящий затылок святого лица, помещая в рассеянный свет силуэта творца мой густой силуэт. Звезда Гори-гори, моя звезда, немного времени осталось. Там впереди сияет старость, и пламенеют холода. Звучи, зимы земная речь про грипп и гречневую кашу. Пока душа парит и пашет, друг друга мы должны беречь. Звени, безумная вода дождя по стёклам или Стикса. Когда придёт черёд проститься, дай Бог не потерять стыда. Гори-гори, моя звезда, небесный друг чертополоха… Но скалы сотканы из вздоха и в камне дышит высота. Гуляй иглою по холсту холмов, где свеж туман, как губка, и иорданская голубка вспорхнув, оставит пустоту. |
