– Давай. – Иногда есть смысл позволить лидеру внести что-то своё. И ему интереснее, и класс охотнее работает, и задание, в принципе, выполняется почти как и было задумано. – Ну, говори.

Он встал, откинул свои знаменитые пряди, на пару секунд задумался, хотя давно знал, что говорить, держал паузу – актёр.

– Это учёный, физик, программист, между прочим, весьма известный за границей. Больше, чем у нас. Много умеет, не только в науке. Занимается какими-то древними, но не восточными единоборствами. Никогда не был женат. Очень нелюдим и замкнут.

– Мизантроп?

– Нет, люди, скорее, его не интересуют. Трудно описать его характер. Внешне он имеет спокойствие максимально зажатой пружины. Причём пружины, которая зажимает себя сама. Пожалуй, всё. Да, ему лет сорок-пятьдесят, не помню точно.

– Почти исчерпывающе. Ладно. Пробую: По аллее парка стремительной походкой шел мужчина, очень высокий и довольно худой, волосы, давно не стриженные, бились на ветру о небрежно поднятый воротник его плаща. Когда-то они были светло-русые или, скорее, бурые, теперь, тронутые сединой, напоминали шерсть волка. Глаза его строгие и внимательные: слегка удлиненный разрез и опущенные к переносице уголки, как ни странно, придавали бы лицу некоторую трогательность, если бы не цвет затухающего зеленоватого пламени вокруг чёрных дыр зрачков: то ли янтарь, то ли огонь. Высокий лоб, очень крупный горбатый нос и губы, чувственные, резко очерченные, в то же время холодные, жёсткие, делали его похожим на чернокнижника. Полностью подчеркивал создавшееся впечатление подбородок – сильный и твёрдый. Пожалуй, всё.

– Ну, прямо, профессор Снейп из Гарри Поттера.

– Нет, у того глаза чёрные. Это – Нострадамус!

– Мефистофель!

– Распутин!

– Достаточно! Пишем – у вас осталось двадцать минут.

Отдавая мне работу, Богдан тихо сказал: «Вы очень точно описали его». И тут на меня нахлынуло: лицо, отражение лица в тёмной витрине.

– Ты знаешь его?

– Так, из Интернета.

Я пыталась поймать его взгляд. Это легко, он очень открыт. Как может быть открыт застывший свинец.

Школьные посиделки хороши необязательностью своего посещения, чем я обычно пользуюсь. Правила их проведения я поняла ещё в самом начале работы в школе, и вряд ли они изменились за двадцать лет, и наверняка не отличаются от таковых в любом другом коллективе. Вначале все создают иллюзию добросердечного единения, потом, по мере расслабления, честно делятся на группировки по интересам, и обязательно найдутся обиженные, пристыженные, поведшие себя как-то не так, то есть проявляется ещё одно положительное качество подобных вечеринок – создание поводов для пересудов в дальнейшем. А людям хорошо вместе, когда есть о чём поговорить. Сегодня же, против обыкновения, я решила посетить наше увеселительное мероприятие. Мне не хотелось идти домой, оставаться с собой наедине. Думаю, уверена – меня очень смутил урок в одиннадцатом – первом. Никак не выходил из головы образ незнакомца, созданный вдвоём с Богданом.

Итак, было шумно, людно, и, надо отдать должное, первые полчаса даже по-настоящему весело. Наша школа недаром считается самой сильной. Основное качество моих коллег – это интеллект, помноженный на чувство юмора. Почти у всех. Полуофициальная часть закончилась, и ко мне подсели мои приятельницы. Поговорить. О, сколько новостей я узнала об учениках, их родителях, о коллегах. Бразильской киноиндустрии грозит банкротство.

– Ой, Анька, что ни говори, но учебный год похож на беременность.

– Это как?

– Ну, первое сентября обставляется, как праздник. Весьма сомнительный, конечно. И не для всех. Но, в принципе, похож на зачатие. Потом пару месяцев эйфории от новизны ощущений и неосознания того, во что тебя втянули. С третьего месяца начинает тошнить. И не только по утрам. К Новому Году потихоньку втягиваешься, но, с каждым днём становишься тяжелее. И всё это заканчивается продолжительными болезненными родами выпускных экзаменов. Разница только в том, что за наших «новорождённых» мы не в ответе.

– Ну, как сказать.

– Но сделать-то ты ничего не можешь.

– Ой, девчонки, хорошо, что сидите. Слушайте новость года!

– Сплетня?

– Хорошо, сплетня года. Но правда.

– Ладно, говори.

– Видите, нашей снегурочки опять нет?

– Какой снегурочки?

– Да, Светки, Светланы Николаевны.

– Почему снегурочки?

– Ну, помните, она четыре года назад в спектакле играла?

– Так ведь Дюймовочку.

– Не я её снегурочкой назвала. Но к ней приклеилось. Дело-то не в этом. Такая дурочка! Ей мало было одной интрижки.

Подразумевалась грязная история, когда учительница… Нет, не хочу! Главное, в конце концов она благополучно вышла замуж за старого знакомого.

– Ну, слушайте. Она со своими приятельницами тусовалась в каких-то клубах, где бомонд развлекается. Она же у нас певица. Ну и влюбилась там в одного актёра – красавца. И куда лезет, с такой-то рожей. Благодарила бы Бога, что её вообще замуж взяли.

– Ну, ты уж слишком. Не фотомодель конечно…

– Ага, фотомодель! Для клиники челюстно-лицевой хирургии. Не перебивайте! Она и мужа своего стала на эти тусовки таскать, чтобы он тоже с этим актёром познакомился. Типа, так все приличнее выглядит. Ну, и затащила его к себе.

– Куда?

– В гости, конечно. Не в постель. В постель его уже муж затащил.

– Что-о-о ?!!

– То! Муж от неё к этому актёру ушёл. Ну просто сбылась голубая мечта.

Господи, как же мне было гадко. Что происходит с нашим миром? Почему люди делают такие вещи? Почему говорят об этом? Это их занимает, будоражит? Почему нужно периодически возвышенное опускать в грязь, а порок превозносить до небес? И вдруг мне стало смешно. Это юмор такой, человеческий. Иначе не выдержать весь объём, всю чудовищность отвратительного и всю мощь прекрасного. Требуется некоторое масштабирование. Всё просто и смешно.

Я бежала к своему спасительному дому то плача, то смеясь. Нет, я не осуждала ни коллегу, рассказавшую столь увлекательную историю, – очень жизненно, ни Светку – несчастная она. Многие женщины считают, что им дано слишком мало и не то, что хотелось. Ведёрко не такое, как у девочки в песочнице, бантик, не как у подружки в классе, и требуют это ведёрко, этот бантик, и отвергают предложенные им более ценные дары. Я бежала от своей школы, своих мыслей, а у подъезда моего дома стоял подросток, и вечернее солнце смотрелось в него, как в зеркало.

– Богдан, что ты здесь делаешь?

– Жду одного человека. А вообще-то, я живу в этом доме.

– Ах да, мы же почти соседи.

– Хотите?

– Что?

– Мне тут вернули диск с одним фильмом. Сильная штука. Правда неоднозначная. Мерзкая ситуация, возвышенная силой искусства и блестящей игрой актёров.

– Давай. Завтра верну. Спасибо.

– Можете не торопиться. Мне его так долго не возвращали, что я приобрёл ещё один.

– Такой хороший фильм?

– Такой хороший актёр.

– Ладно. Заинтриговал. Удачи. До завтра.

– До завтра. И вам Бог в помощь.

И правда, Господи, как мне нужна твоя помощь!

Дом встретил мягкой успокаивающей тишиной. Где-то очень далеко (ах да, в ванной) с ритмичностью метронома капало из крана. Всё было на своих местах. Подошёл и потёрся о ноги мой рыжий Роки. Это было очень приятно. Последнее время он пропадал, прощаясь с летом, и я начала уже беспокоится и сожалеть, что предоставила коту полную свободу. Однако он не выглядел ни голодным, ни уставшим, как будто не мотался неделю по крышам, а благоденствовал на каком-то кошачьем курорте. Однако от ужина, как всегда, не отказался. Его легко кормить – он мудро всеяден, а потому всегда доволен и толст. Можно было смотреть фильм. Мне очень хотелось его смотреть. И я поняла уже давно, что вся жизнь состоит из случайностей, приобретающих свойства навязчивых закономерностей. С обложки диска мимо меня, куда-то в недра квартиры смотрело до боли знакомое лицо, только волосы покороче. Я сегодня на уроке, сама того не подозревая, описала внешность довольно известного (почему-то только не мне) английского актёра. Ещё бы теперь не посмотреть этот фильм. На мгновение я даже подумала, что он может быть о таинственной и полной философии жизни учёного, что-то вроде «Игр разума». Правда название настораживало – «Тёмная гавань». Восемьдесят пять минут я, не отрываясь, смотрела на экран. Достойнейшее, даже более того, завершение сегодняшнего дня. Мастерски разыгранная тремя актёрами история двух геев, которые так искренне и самозабвенно любили друг друга, что не задумываясь, но при этом весьма изощрённо, прикончили жену одного из них, чтобы наконец соединиться. И, вероятно, жить долго и счастливо. Апофеоз человеческой нравственности: разрушить храм и на его месте выстроить другой «шедевр», похоть и прелюбодеяние возвести в ранг искусства и показать так, что это красиво и притягательно. Господи, благодарю тебя за мой первый учебный день.